Хозяйка дома, стр. 21

— Прошу тебя отдохнуть несколько часов. Более того, как твой работодатель, я этого требую. Несколько минут отдыха в день явно недостаточно.

— Но я в порядке. Все прекрасно. Беатрис села прямо, вытащила из-под себя ноги. Книга, которую она читала, со стуком упала на пол. Оба потянулись за ней, и их пальцы встретились.

Невероятный жар охватил его, лишая воли.

— Я скучал по вам, донна, — сказал он. — Господь свидетель, я по вам скучал.

Она прикусила губу, И он едва слышно застонал.

— Но я здесь, Гийом, — прошептала Беатрис. — И всегда была здесь.

— Недостаточно, слишком далеко. Он взял ее за руки и притянул к себе, сжал в объятиях и поцеловал со всей страстью, на которую был способен.

Гийом словно поднес спичку к бочке с порохом. Беатрис моментально обвила его шею руками, возвращая поцелуй. Прижалась к нему сильнее и прошептала, когда он на секунду отпустил ее:

— Я не хотела этого.

— Знаю, — ответил Гийом и поцеловал ее еще раз. Затем провел губами по шее, нежному подбородку и ниже, к ложбинке между грудями. — Прости. Мне не следовало тебя касаться. Сейчас перестану.

— Нет, не сейчас. Через пару минут, — ответила она, снова прижимаясь к нему, расстегивая, а точнее, разрывая ворот его рубашки — пуговицы с сухим треском полетели на пол — и касаясь губами шеи.

Потом он снова нашел ее губы. Гийом понял, что никогда не забудет их неповторимого вкуса. Другой такой нет на свете. Это Беатрис. И он еще немного насладится ею, а потом отпустит, поскольку не имеет на нее никаких прав.

Но вслед за этим случилось одновременно две беды: Марго сладко зевнула и заворочалась в кроватке, дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла Бланш, у которой едва глаза на лоб не полезли.

Гийом прижал к себе Беатрис и выразительно посмотрел на сестру. Та немедленно поняла намек и поспешила скрыться, но, увы, его помощница успела ее заметить.

Молодая женщина немедленно высвободилась и вскочила на ноги. Гийом тоже поднялся и с тоской смотрел, как она застегивает пуговицы дрожащими руками, испуганно поглядывая на дверь. Бланш ушла, но непоправимое случилось.

— Что она теперь подумает? — в ужасе прошептала Беатрис, опуская рукава и застегивая манжеты, разглаживая складки на юбке. — Я целовалась в комнате моей племянницы с работодателем! Боже мой!

У Гийома возникло искушение снова обнять ее, но для чего? Поцеловать? Или утешить, сказав, что все в порядке? Но это ведь не так. Напротив, все просто ужасно. История повторяется, причем наихудшим образом.

— Это я виноват, только я.

— Нет. — Беатрис возобновила попытки привести одежду в порядок.

— Да. — Гийом прекратил тщетную борьбу с желанием коснуться ее и нежно взял за руки. — Я пришел сюда в поисках тебя — понимал я это или нет, не знаю, — чтобы сделать то, что сделал. Мне хотелось поцеловать тебя, вот я и поцеловал. Ты, если помнишь, читала книгу, только и всего, — добавил он, поднимая томик с пола и протягивая ей.

— Я порвала ворот твоей рубашки и оторвала пуговицы.

Он улыбнулся, хотя радоваться, собственно говоря, было нечему. Он явился сюда и взял, что хотел, а взамен не мог предложить ничего. Он поставил Беатрис в весьма неловкое положение, что особенно ужасно. Причем он осознавал, что творит, и часть его жалела, что сестра пришла слишком рано. Думать так было совершенно непростительно. Неужели вес возвращается на круги своя? Люди становятся тем, чем обещали себе не становиться никогда-никогда.

А теперь Беатрис стоит перед ним и считает себя во всем виноватой. Нет, так дело не пойдет. Он прекрасно понимал, что им движет, но не прислушался к голосу собственном совести. И теперь должен исправить положение.

— Все равно эта рубашка мне не нравилась.

Беатрис нахмурилась и слегка стукнула его кулачком в грудь.

— Прекрасно понимаю, чем ты занимаешься. Самоуничижением. Не выйдет. Я все равно виновата, не забывай.

Что ж, не будем спорить. Согласимся. Для виду.

— Ладно.

— Что, ладно?

— Ладно, я отдам кому-нибудь эту рубашку в починку, раз это тебя так волнует.

— Ничего подобного. Я зашью ее сама. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я была…

— Неотразима?

— Почти без одежды и целовала тебя на глазах у твоей сестры. И не приди она, мы бы и дальше зашли, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Так что до шуток ли?

Гийом на мгновение привлек молодую женщину к себе, поцеловал в макушку.

— Мы с Бланш очень близки. Я поговорю с ней и все объясню.

— И что ты ей скажешь?

— Правду. Что мы очень привлекаем друг друга, но боремся с искушением… почти все время. Что, кроме этого, между нами ничего нет и не было. Что мы оба устали за протекшие несколько дней, и я поднялся к тебе, желая поболтать и расслабиться. Это правда. Я не знал, что начну к тебе приставать. Просто собирался отдохнуть в приятной компании.

— Странный ты человек. Мало кто умеет отдыхать в моей компании.

— Значит, люди самые настоящие идиоты, но дело не в том. Оставляю тебя с твоей книгой.

Гийом собрался уйти, но любопытство все же взяло верх, и он посмотрел на название книги. «История рыцарских родов» было написано на обложке.

— Здесь не хватает только изображения субъекта в доспехах, на боевом коне и с копьем наперевес, — заметил он не без ехидства.

— Это не романчик какой-нибудь! — возмутилась Беатрис. — И читаю я тоже не из праздного любопытства. Решила выяснить побольше про род д'Эссиньи, твоя сестра проявила немалый интерес. Подумать только, она с трудом представляла, как выглядит ваш герб!

— Да и я тоже. Хотя нет, что это я. Теперь знаю. В общем, наслаждайся чтением. Ты же историк.

В этот момент Марго села в кроватке. Гийом подмигнул ей, та ответила радостным писком. Молодой человек почувствовал, как его окатило волной — нежности, что ли? Чувству сопутствовало острое сожаление: вот они, Беатрис и Марго, открытые и доверчивые. Он может причинить им боль, если не будет следить за собой. Гийом мысленно поблагодарил малышку за то, что она невольно напомнила ему столь простую истину.

— Беатрис, — сказал он уже с порога, — вам с Марго нет ни малейшей необходимости прятаться здесь. Незачем запираться на семь замков, чтобы побыть собой. Бланш — моя сестра, а не страж.

— В наши задачи входило, помнится, убедить ее, что жизнь твоя идет совершенно нормально, а не заронить подозрение, что все работающие на тебя женщины вынашивают коварные замыслы, как бы тебя соблазнить.

— Об этом не беспокойся. Я все объясню, скажу, что тебе нужен совсем другой мужчина.

Беатрис посмотрела на него в недоумении, моргнула, а потом закивала.

— Да-да, скажи. Мне бы хотелось, чтобы она это знала.

Гийома охватило странное чувство, схожее с болью. Вина, должно быть.

— И узнает непременно. Но это ни на что не повлияет. Договорились?

— Да, — медленно произнесла Беатрис.

— Главное — будь собой. Делись улыбкой и смехом с другими. Мир становится лучше. Уверен, что моя сестра и ее подруги оценят, если ты перестанешь зажиматься и принимать вид строгой школьной учительницы. Кроме того, в таком случае у меня будет меньше соблазна зайти в твою комнату, чтобы убедиться, что ты в порядке.

— Тогда мне и в самом деле следует вести себя менее сдержанно.

— Спасибо, — просто ответил Гийом и закрыл за собой дверь.

Но у него не было чувства, что он достиг, чего хотел. Напротив, ему казалось, что он отнял у Беатрис последнее пристанище, где она могла побыть собой, и превратил его в место, связанное с неприятными воспоминаниями.

Воспоминаниями, как ее застали с человеком, который не делает секрета из того, что целует женщин только ради удовольствия, воспринимает их как развлечение. Единственное, что можно попытаться сделать, — не причинять ей еще больших страданий.

Глава 9

Да, дело плохо, признала Беатрис, когда за Гийомом захлопнулась дверь. Она растаяла в объятиях этого мужчины, а он, что бы ни говорил, наверняка возьмет всю вину на себя. И сейчас наверняка кается своей сестре, что невольно пошел по стопам отца, когда она сама едва ли не напросилась. Гийом будет защищать ее, потому что он уверен в беспомощности детей и женщин. Разве он не попытался замять историю с Серроной, не выставлять ее на посмешище?