Лошадь под водой (Кровавый круг), стр. 29

– Я хотел спросить тебя о капиталовложениях в торговый флот. Не на этом ли он заработал свои первые капиталы? Попытайся вспомнить и скажи, мой «банковский менеджер», – попросил я.

– Конечно, финансовая сторона; я всегда забываю, что ты специалист по деньгам.

Кевин прикурил для нас сигареты и некоторое время занимался тем, что смахивал табачные крошки со своей нижней губы.

– Государственное страхование транспортировки грузов во время войны. Ты знаешь об этом?

– Британское правительство страховало все суда, направлявшиеся во время войны с грузами в Соединенное Королевство. Так? – спросил я.

– Да, – кивнул Кевин, – заокеанские поставщики хотели получить деньги заранее, до того, как товары уходили с пристаней Сиднея или Галифакса; то, что происходило потом, – предмет частной договоренности между нами и Германией. – Он улыбнулся. – Как твой и мой страховой полис, страховка за доставку грузов в 1939 году состояла из шести пунктов. Там указывалось: «Все, кроме военных действий». Можно было застраховаться против нападения подводной лодки в Северной Атлантике, но статистики страховых обществ имели мало опыта, а податные чиновники склонялись к пессимизму. Итак, правительство Англии решило страховать самостоятельно. Владельцы торговых судов, поставлявших товары в Англию, застраховывались от потопления. Широкому кругу представителей индустрии торгового флота не потребовалось много времени, чтобы понять выгоду такой постановки вопроса. Кроме того, в этой отрасли в пространстве между Англией и Пиреем действовало несколько очень ловких ребят. Для того чтобы разбогатеть надо было только приобрести несколько ржавых, старых посудин, зарегистрировать их в Панаме, где страховалось все – экипаж, зарплата, морские расходы, и затем вытолкнуть их, чтобы они проковыляли конвоем через Северную Атлантику со скоростью шесть узлов, дымя достаточно сильно, чтобы привлечь любую подводную лодку в пределах досягаемости. Если судно доходило до Ливерпуля, вы становились богаты, если оно тонуло – еще богаче. – Кевин улыбнулся. – Вот так разбогател Смит.

Зазвонил телефон.

– Перезвоните, я занят, – отрезал Кевин и немедленно положил трубку. Он обратился к карточке.

– Ты понял, что означает «давление»?

– Ну, я не специалист, но мне кажется, что там перечислены человеческие слабости, такие, как пристрастие к спиртному, женщинам или стремление попасть в центральный комитет партии тори.

– Правильно, – сказал Кевин.

– Я знаю, например, что «Мх» относятся к сексу.

– Осложнения, связанные с женщинами, – поправил Кевин.

– Как это элегантно выражено, – заметил я.

– Но все же, если ты работаешь у нас, наводит на циничные предположения. – Кевин улыбнулся при этой мысли.

Я прочел дальше на карточке «Гх».

– Осложнения, связанные с последствиями незаконных действий, – ответил Кевин, как выстрелил.

– Означает ли это, что он привлекался в этой связи к судебной ответственности? – спросил я.

– Боже мой, нет! – воскликнул удивленно Кевин. – Он никогда не привлекался к суду. Нет, если речь шла бы о чем-то, что стало известно метам [24], карточка выглядела бы совершенно иначе. Это бы была карточка с буквой "Ю".

– Не надо подробностей, – успокоил его я. – А что означает «Ух»?

– Подкуп государственных служащих, – объяснил Кевин.

– Снова не привлекался?

– Нет. Я же сказал. Тогда на карточке была бы буква "Ю", если это стало бы достоянием гласности. Если бы ему предъявили обвинение в даче взятки государственному чиновнику, стояла бы пометка «Ую».

– А «Рх» что значит? – спросил я.

– Нелегальная торговля, – сказал Кевин.

Теперь я начал понимать систему и нашел нужный мне пункт.

Глава 37Два прочтения

После того как Джин показала мне замечания по плану Страттона и я бросил их в корзину для ненужных бумаг, разорвав предварительно на мелкие клочки, которые упали, как хлопья снега, после того как мы снова просмотрели отчет и она отпечатала его, я вернулся к мыслям о Смите. Два вопроса, связанные с ним, оставались все еще неясными. Я позвонил Кевину, немного помялся и сказал:

– Дело, которое мы обсуждали утром...

– Да, – отозвался Кевин.

– Военная служба? – спросил я.

– А, – закряхтело в трубке, – его мамаша поступила очень здорово. Он был слишком молод для первого призыва и слишком стар для второго.

– О'кей. Второй вопрос: почему его карточка оказалась так быстро на твоем столе?

– Очень просто, старик, – ответил Кевин. – В это утро он посылал за твоей!

– Это здорово! – воскликнул я и услышал, как Кевин, кладя трубку, хихикнул. Он мог просто обманывать меня, подумал я. В хранилище этих досье не было карточек ни на одного сотрудника нашей конторы. Но я не смеялся.

Глава 38Лик римского императора

Дворецкий провел меня по длинным, застеленным мягким покрытием коридорам. Люди в красных мантиях и тугих лосинах спокойно взирали с потемневших полотен в покрытых лаком рамах.

Мистер Смит сидел за огромным столом, отполированным, как сапог гвардейца.

Изящные часы XVIII века с хрупкими вставками маркетри нарушали тишину, и огонь, игравший в старинном камине, пробегал розовыми пальцами по лепному потолку.

Тень от большой лампы на столе Смита падала на кипы бумаг и подшивки газет. Виднелась только его макушка. Он не дал мне возможности испытать неловкость от того, что я врываюсь в его частную жизнь. Дворецкий указал мне на гостеприимное кресло стиля «Шератон».

Смит пробежал пальцами по открытой кожаной папке и нацарапал что-то золотым пером на полях одной из машинописных страниц. Он перевернул станицу, ногтем загнул ее и закрыл папку.

– Курите. – В его голосе не возникло и следа тревоги.

Он подтолкнул прямо через стол тыльной стороной руки большую коробку, надел на свою ручку колпачок и засунул ее в карман жилета взял смятую сигарету, сунул ее в рот, поправил, не выпуская из руки, а потом выбросил в пепельницу со сдержанным раздражением, стряхнув высыпавшиеся из разорванной бумаги табачные крошки своими длинными розовыми ногтями, и смахнул пепел со своего жилета.

– Вы хотели меня видеть? – спросил он.

Я извлек смятую голубую пачку сигарет «Голуаз», прикурил одну из них спичкой «Сван» и подтолкнул сгоревшую спичку к пепельнице, позволив траектории ее полета пройти над бумагами Смита. Он аккуратно поднял спичку и бросил в пепельницу. Я затянулся крепким табаком.

– Нет, – произнес я, стараясь, чтобы в моем голосе не звучала заинтересованность, – не очень.

– Вы сдержанны – это хорошо.

Он достал маленькую смятую карточку из картотеки, поднес ее к свету и спокойно прочел мелко написанный на ней мой послужной список в разведке.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Хорошо, хорошо, – сказал Смит совсем не обескураженным тоном. – В вашей карточке отмечено: «Имеет склонность вести дела сверх необходимости, из любопытства». Следует обратить внимание, что любопытство – опасный порок для агента.

– Вы хотели мне это сообщить? Что любопытство опасно?

– Не опасно. – Смит нагнулся, чтобы извлечь новую жертву из своей сигаретницы слоновой кости.

Свет на мгновение упал ему на лицо – жесткое, твердое лицо. В электрическом свете оно смотрелось как бесстрастные лики римских императоров в Британском музее. Губы, брови и волосы на его висках казались одинаково бесцветными. Он поднял глаза.

– Это смертельно. – Выбрав белую сигарету, он взял ее в свои бесцветные губы и закурил. – Во время войны солдат, если они не подчиняются даже незначительному приказу, расстреливают, – заявил Смит своим твердым голосом.

– Возможно, их расстреливают, но этого не следовало бы делать.

– О, не следовало бы!

– "Международное право", Оппенгейм, шестое издание: «Выполнять следует только законные приказы».