Бомбардировщик, стр. 34

Теперь живыми в самолете остались только Суит и Мерфи.

— Выбрасывайся! — приказал Суит. Мики Мерфи кивнул.

— Иди к носовому люку и жди моей команды, — добавил Суит.

Мерфи взял кислородный баллон и стал пробираться вперед. Он схватился за нижнюю кромку приборной панели летчика и нырнул под нее ногами вперед. Сначала он встал на ступеньку, а потом, широко раздвинув ноги, — у открытого люка. Включившись в переговорное устройство, Мерфи доложил:

— Готов прыгать, сэр.

Суит проворчал что-то себе под нос.

— А вы не собираетесь прыгать, сэр? — спросил Мерфи.

— Я поднял самолет, я его и посажу.

— Одному вам не сделать этого.

Суит усмехнулся:

— Ты можешь пригодиться, пожалуй.

Мерфи боялся прыгать через люк. И хотя самолет горел, но он был почти домом для него. Мерфи повернулся и подошел к ступеньке. Воздушный поток подтолкнул его к месту бортинженера. Мерфи ухватился рукой за металлическую балку.

— Пользуйтесь ручной балансировкой, — посоветовал он.

— Я как раз собирался это сделать, — сказал Суит.

— И увеличьте число оборотов. Топливо экономить незачем. Нас осталось только двое.

— А как насчет ночного истребителя? — нервно спросил Суит.

— Э-э, я и забыл о нем, — сухо ответил Мерфи. Да, пожалуй, нас трое.

Гиммель подошел к ним совсем близко, со страхом и зачарованностью наблюдая за пылающим бомбардировщиком.

— Бедные ребята, — заметил наблюдатель.

— Они сжигают наши города и заживо хоронят под обломками наших людей, — возразил Гиммель. Он выбрал позицию для coup de grace. [последний удар — франц.] В этот момент возле правого крыла «ланкастера» взорвался зенитный снаряд. Оба самолета сильно тряхануло.

— Зенитные снаряды прикончат его, — сказал наблюдатель.

— Они могут прикончить и нас, — проворчал Гиммель, но пока не открывал огня по пылающему «ланкастеру». Гиммель убрал газ и неожиданно увидел яркие сине-желтые вспышки из выхлопных патрубков своего двигателя.

Даже еще не взглянув на прибор, Гиммель понял, что число оборотов падает. Проклятый двигатель! Если бы механик сменил его, вместо того чтобы в целях экономии средств подсовывать ему новый комплект поршневых колец, то он наверняка сбил бы еще одного англичанина.

— Затяни потуже ремни, — сказал он наблюдателю и резко наклонил нос «юнкерса» вниз, ибо теперь нужно было выжать из него максимально возможную скорость, чтобы успеть посадить истребитель на землю. Горящий «ланкастер» над ними медленно выровнялся и вновь летел по прямой.

Глава пятнадцатая

— Налет кончился, — сказала телефонистка бургомистру. — Бомбардировщики улетели. — Она записала в журнал телефонограмму с наблюдательного поста на шоссе Фенло. Сообщения, поступившие от других наблюдателей, также подтверждали окончание налета.

Не совсем еще веря всем этим сообщениям, бургомистр медленно, как-то сразу, за одну ночь, состарившись, поднимался по ступенькам лестницы командно-диспетчерского поста гражданской обороны. За ним поднялись и все остальные. Когда Они миновали обложенный мешками с песком вход в убежище, ослепительное зарево от пожарищ заставило их прищуриться. Слабый ветерок медленно разгонял разогретый пожарами воздух по. всей равнинной местности Альтгартена и его окрестностей. Чем больше кислорода поглощали пожары в нижних слоях атмосферы, тем выше поднималось их пламя.

Захватывало дух от вида полыхающего газопровода. Наиболее интенсивное и высокое пламя стояло над зданием учебного центра медицинских сестер. Людей из него, к счастью, удалось эвакуировать без жертв. В воздухе ощущался жар от полыхающих зданий, слышался гул бушующего огня, но рев моторов над Альтгартеном уже прекратился. Неожиданно из района церкви Либефрау донесся оглушительный треск и грохот. В небо взвился гигантский огненный язык, на крыши соседних домов брызнули раскаленные добела искры.

Пожарники знали, что это произойдет с секунды на секунду. Неполная кассета зажигательных бомб сделала свое дело. Расплавленный свинец капал в течение нескольких минут. Люди на крыше церкви, увидев, что стропильные фермы начали прогибаться, поспешно спустились на землю. Вскоре после этого с оглушительным гулом рухнули колокола. Каменная кладка наружных стен под аккомпанемент каких-то невероятно гневных стонов начала вздуваться, а затем лопалась с оглушительным треском. Корабль церкви был охвачен пламенем, а ее огромные окна из цветного стекла никогда раньше не светились так красиво, как в эти предсмертные минуты. Контрфорс рухнул с ужасным грохотом. Каменные стены продолжали вспухать и трескаться и наконец гулко рухнули. Лишенная опоры крыша скрылась в бушующем пламени внутри церкви. Искры взметнулись на высоту тысячи футов, а окна вспыхнули кроваво-красным светом.

Запрестольный образ пятнадцатого века, резная кафедра проповедника и искусно выполненные маслом изображения великомучениц, якобы принадлежавшие кисти самого ван дер Вейдена, — все это кануло в вечность. Отчаявшиеся что-либо спасти пожарные переключились на другой горящий объект.

Когда удалились бомбардировщики, в Альтгартене наступила относительная тишина, о которой жители уже и не мечтали. По узким улицам, как по трубам, гулял теплый ветер, раздувая пожары и унося крики раненых, умирающих и заваленных обломками людей. Большая часть города, к счастью, не пострадала.

За двадцать восемь минут на Альтгартен сбросили свой смертоносный груз двести шестьдесят бомбардировщиков. Сто пятьдесят шесть самолетов сбросили бомбы в Пределах трехмильной зоны от точки прицеливания. И только восемь самолетов оставили Альтгартен в покое на своем пути к Крефельду.

Теперь, когда бомбардировщики улетели, тишипа странным образом угнетала. И когда бургомистр наконец заговорил, его голос показался без надобности громким.

— Слава богу! — произнес он.

Окружающие бросили на него удивленный взгляд: эти слова отнюдь не выражали национал-социалистских чувств. Бургомистру это, видимо, было совершенно безразлично.

— Слава богу! — сказал он еще раз.

Луна на какое-то время спряталась за облаками, которые, становясь вое плотнее, так низко проплывали над городом, что окрашивались в ярко-красный цвет пожарища и напоминали танцующих в небе чертей.

— Свиньи проклятые! — произнес Бодо Рейтер.

— Направьте всех ваших людей со шлангами на Мёнхенштрассе, — распорядился бургомистр.

— Сейчас же направлю, герр бургомистр, — четко ответил Рейтер.

На освещенной заревом пожаров Дорфштрассе среди обломков на тротуаре валялись разбитые взрывом витринные манекены. Однако в тех местах, где пожары пылали особенно сильно, Рейтер увидел и тела погибших людей.

Но не пожары и не вид погибших заставили Рейтера широко открыть глаза: его поразило отсутствие целого городского квартала, который до сегодняшнего налета находился между Дорфштрассе и углом, где был магазин. Четырехэтажные дома, занимавшие более ста квадратных ярдов площади, превратились теперь в беспорядочную груду обломков; кроме двух фундаментов печей, не осталось ни одной стенки выше человеческого роста.

Рейтер поспешил к Герду Беллю, который стоял там, где совсем недавно был дом Фосса.

— Что ты так пристально смотришь туда? — спросил Рейтер.

— Здесь был дом Фосса. В подвале домашняя работница моего двоюродного брата и его сын.

Рейтер заметил, что брови его друга обгорели. Они смотрели на груду развороченных камней и обломков в том месте, где тысячефунтовая бомба разрушила дом Фосса.

Всего в нескольких ярдах от места, где стояли Рейтер и Белль, Анна-Луиза и маленький Ганс оказались пленниками заваленного обломками подвала герра Фосса. Бомба взорвалась над ними на третьем этаже. Взрывная волна от этой бомбы, как и от большинства тонкостенных мощных бомб, распространялась в стороны. В самом подвале взрыв этой бомбы показался не таким оглушительным, как взрыв предыдущей бомбы средней мощности, которая, прежде чем взорваться, ушла глубоко в землю на проезжей части улицы.