Условный переход (Дело интуиционистов), стр. 41

— Хорошо хоть с полом он не ошибся, — хмыкнул я по большей части про себя.

Кое-как мы откорректировали портрет, точнее, составили новый. Зрение у Изиды получше Лииного, но зато доверия к ней несравнимо меньше.

Пора было собираться в обратный путь. Лодка, на которой я прибыл к «Утесу обеднения», отходила в десять, беря на борт уфологов, ночевавших в гостинице на столичном острове. К сожалению, никто из них не остановился в «Рице». Гретта сказала, что остается ночевать на вилле.

— Я думал, все спальные места распределены между уфологами.

— Как-нибудь переночую, — ответила она, считая, что дает мне повод для ревности.

— Потом какие планы?

— Днем послушаю доклады, потом, наверное, вернусь в гостиницу.

— А где вы остановились?

— Так я вам и сказала!

Она не учла, что мне было решительно наплевать на то, где она остановилась.

— Ну, как хотите…

Холодно попрощавшись, я побрел за толпой уфологов, которые с беспокойством обсуждали, поместятся ли они все в подводную лодку.

Другича мучила бессонница. Ближе к рассвету он погружался в некое зыбкое состояние, пограничное между сном и явью, оно длилось ровно столько, сколько длиться короткий сон. Балансируя на этой грани, Другич раз за разом искал способ спасти Кирилла; ему казалось, что есть какой-то ключ, способный отрыть дверь в прошлое, ключ, похожий на формулу или заклинание, и Другич его действительно находил, но отпертый временной туннель вел не далее полудня двадцать третьего декабря, в этот час Кирилл был уже мертв.

Жена Другича, не подозревая об истинных причинах бессонницы, настаивала, чтобы муж обратился к врачу. «Этого еще не хватало», — отвечал он, однако мысль о каких-нибудь чудодейственных таблетках засела ему в голову.

— Классический синдром «эф-девять», — выслушав пациента, сказал доктор Кран, восьмидесятилетний старичок, шутивший по поводу своей фамилии, что он, мол, поднимет с постели любого больного.

— Скажите прямо, сколько мне осталось, — мрачно отшутился Другич. О своих проблемах он рассказал лишь в общих чертах.

Кран прищурился.

— Лет тридцать-сорок я вам гарантирую.

— Так много мне не нужно. Дайте что-нибудь, чтобы снизить до эф-один, и я пойду.

— Эф-один гораздо хуже, — Кран протянул руку к клавиатуре компьютера и нажал кнопку F1, — эф-один, это, дорогой мой, полная беспомощность.

Другич задумался, здоров ли их семейный врач. Восемьдесят лет — возраст все-таки преклонный.

— А что означает «эф-девять»? — спросил он в большей степени из любопытства.

— В старых компьютерных играх нажатием этой кнопки возвращалась сохраненная позиция. Игрок получал возможность заново пройти последний участок игры и исправить допущенные ошибки. Чем реалистичнее становились игры, тем сильнее игрок чувствовал свою идентичность компьютерному герою — вплоть до того, что у игрока возникал специфический психоз: ему начинало казаться, что, нажимая F9, он возвращает в предыдущее состояние не только игру, но и весь реальный мир, включая самого себя. Его типичный ночной кошмар — неработающая кнопка F9. В самой тяжелой стадии этого психоза человек перестает осознавать необратимость своих поступков. Но вас я успокою, до этой стадии вам еще далеко.

— Я не играю в игры, — заметил Другич.

— Возможно, вы плохо себя знаете, — Кран стал заполнять какой-то рецепт, — попейте это пред сном. И через пару недель приходите снова.

Выйдя от врача, Другич выбросил рецепт в урну. Он понял, что виной всему — бездействие, на которое обрек его Шеф, приказавший не привлекать к себе внимание расспросами о ЧГ и Вельяминовой. Другич решил нарушить приказ и направился в «Дориду».

Бармен ее хорошо помнил.

— Она часто к нам заходила, — сказал он, взглянув на снимок Лии, — по-моему, она работала здесь экскурсоводом. Она приводила к нам туристов, поэтому мы считали ее выгодной клиенткой.

«А нам-то как с ней повезло», — усмехнулся про себя Другич.

— Вы помните, когда она была у вас в последний раз?

— Где-то в конце сезона. Не помню точно.

— Не в тот день, когда Хинчин оставил в залог часы? — В разговорах с полицией и свидетелями Другич упрямо называл сентябрьского незнакомца Хинчиным. Делал он это для того, чтобы случайно не обронить кодовое имя «Человек с Гвоздем». Бармен уточнил:

— Хинчин, это тот, которого убили?

— Да.

— В полиции сказали, что вряд ли это он оставлял часы. Убитый был в парике и гриме. Очевидно, он хотел выдать себя за другого. Постойте… — бармен начал что-то припоминать, — она действительно заходила к нам в тот самый вечер, когда оставили часы.

— Она разговаривала с Хинчиным… то есть с тем незнакомцем?

— Насколько я помню, нет, не разговаривала.

— Они не оставались наедине?

— В «Дориде»? Вряд ли. Я все время был тут. Хотя, нет, постойте… я выходил в подсобку за фонарем. Клиент остался в зале, а Лия… где же она была… кажется, она тоже куда-то вышла… Впрочем, не трудно догадаться, куда. Припудрить нос. Вид у нее был до того застенчивый, что я сразу смекнул, что этот тип вскружил ей голову. С первого взгляда, бывает же такое!

— Случается. Потом вы ее видели?

— Да, на следующий день. Он заскочила и оставила для него записку с номером. Очевидно, она хотела, чтобы он ей позвонил.

— А сам номер вы видели?

— Мельком. Она показала мне листок бумаги, затем быстро сложила его в несколько раз и оставила на стойке. Я не стал разворачивать, а убрал… Черт, куда же я его убрал…

Бармен принялся выдвигать один за другим ящички буфета, на зеркальных полках которого выстроились ряды бутылок.

— Вы всерьез решили отыскать его? — спросил Другич.

— Да. Думаю, надо отдать записку полиции.

— Зачем? Вы хотите, чтобы у девушки возникли проблемы?

Бармен задвинул очередной ящик и обернулся к Другичу.

— Вы правы, они и без нее разберутся.

У детектива отлегло от сердца.

— А вы почему ею интересуетесь? — спросил бармен.

— Потому что мне некуда девать деньги, — и Другич выложил на стойку полсотни.

— Яхты — прибыльный бизнес, — подмигнул ему собеседник и убрал деньги в карман.

— Итак, с той поры вы ее больше не видели.

— Не видел.

— Других посетителей вы не запомнили? Вам не показалось, что за Хинчиным… то есть за тем незнакомцем с часами кто-то следил?

— Заходили только свои. Вечерами кафе вообще пустует, разве что хозяин ювелирного зайдет пропустить стаканчик… Поэтому я думаю, что это он залезал в кассу.

— Человек с часами?

— Да. После того как он ушел, я заметил, что ящик кассы задвинут не так, как я его оставил. Правда, все деньги оказались на месте. Да там и было-то совсем немного, для своих мы торгуем в кредит. Наверное, он понял, что не сможет стащить деньги так, чтобы я тут же не заметил пропажи. Или ему помешал робот — он обучен приглядывать за кассой.

Другич достал визитную карточку.

— Если что-нибудь вспомните…

— Не надо. Эллинг господина Другича хорошо известен в городе.

Перед ужином пришло письмо от меня. Другич сходил в кладовую за рюкзаком.

— Ты куда? — спросила жена, предчувствуя, что муж опять взялся за старое.

— Утром улетаю в Альпы. Кран посоветовал горный воздух. Тебе со мной нельзя.

За пять лет спокойной жизни на побережье Елена Другич успела отвыкнуть от неожиданных командировок своего мужа. «Альпы, это недалеко», — успокоила она себя. Вспомнив местную космографию, уточнила:

— Здешние или лунные?

— Швейцарские. На Луне нет воздуха.

— Оставь эту рубашку, — она оттеснила Другича от рюкзака, — я дам другую. Вечно ты…

Другич присел на диван, чтобы выслушать череду обычных наставлений.

— Ну, Яна, отчитывайся, — пробурчал Шеф, продолжая выпрямлять проволочку о край письменного стола. Столешница, про которую было сказано, что об нее можно гасить сварочный аппарат, покрывалась царапинами, но Шеф не обращал на них внимания. Он уже принял решение вернуть стол обратно в магазин, как не соответствующий указанным в паспорте «резистентным» характеристикам.