Невидимки, стр. 19

Глава шестая

На планете Бренди Александр управлением занимается детально разработанная система богов и богинь. Некоторые из них — зло. Кто-то — само воплощение добра. Это, например, Мэрилин Монро. А еще Нэнси Рейган и Валлис Ворфилд Симпсон[Валлис Ворфилд Симпсон — супруга бывшего английского короля Эдуарда VIII, который в 1936 г. отрекся от престола]. Некоторые из богов и богинь мертвы. Другие живы.

Многие из них — пластические хирурги.

Система не стоит на месте. Боги и богини появляются и исчезают и по причине изменения статуса перемещаются с одного места на другое.

Авраам Линкольн на небесах. Он преображает нашу машину в плавающий пузырь из воздуха, пахнущего новеньким автомобилем: мы едем ровно и гладко, как в красивой рекламе. Марлен Дитрих, по словам Бренди, в последние дни в ответе за погоду. Сейчас осень, осень нашей тоски.

Мы в синем гробовом нутре взятого напрокат «линкольн-тауна». Мчим под свинцовыми тучами по Интер-стейт-5. За рулем Сет. Мы всегда так сидим — Бренди с ним рядом, спереди, а я сзади. Три часа живописного великолепия между Ванкувером и Сиэтлом — вот что нас окружает. Асфальт и внутреннее сгорание продвигают наш «линкольн-таун» вперед, на юг.

Путешествуя подобным образом, можно многое повидать. Окна нашей машины постоянно закрыты, поэтому на планете Бренди Александр царит атмосфера теплой, спокойной, тихой синевы. Температура — семьдесят градусов по Фаренгейту. Внешний мир из деревьев и скал завивается и скручивается, — потому что мы смотрим на него сквозь изогнутые стекла. Мы — государство-сателлит. Мы — маленький мир Бренди Александр и летим по шоссе мимо всего, что его окружает.

Ведя машину вперед и вперед, Сет спрашивает:

— Вы не пробовали рассматривать жизнь как подобие телевидения?

У нас есть железное правило: когда Сет за рулем, радио выключено. И лишь потому, что, услышь наш водитель песню Дайан Уорвик[Дайан Уорвик — американская певица, звезда 60-х, тетя Уитни Хьюстон], он сразу начинает горько плакать. Из его глаз катятся эстиниловые слезы, а грудь разрывается от рыданий проверы. А если Дайан Уорвик поет «Берт Бакара», нам грозит наибольшая опасность — быть мгновенно перевернутыми вверх ногами или расплющенными в столкновении с встречным автомобилем.

Плач Сета, то, как искажаются точеные черты его лица и оно становится похожим на печеное яблоко, то, как он начинает щупать собственный сосок, раскрывает рот и закатывает глаза, — все это действие гормонов. Вместе с диетической колой он выпивает конъюгированные эстрогены, премарин, эстрадиол, микрофоллин. Конечно, столь большая дневная доза опасна для печени. Быть может, печень у него уже повреждена. Не исключено, что он болен раком или в его крови сгустки. В медицине это называется тромбоз.

Но мне интересно за ним наблюдать. Это весьма и весьма занятно. У Сета постепенно растет грудь. Его уверенная, твердая походка, действовавшая на женщин как магнит, отяжелела. Обходиться без дневного сна он уже не может. Все это просто потрясающе. А его смерть даст мне возможность перейти к изучению других важных для меня вещей.

Ведя машину вперед и вперед, Сет спрашивает:

— Вам не кажется, что телевидение в некотором смысле делает нас Богом?

Интересный поворот в самоанализе. Щетина на подбородке Сета посветлела. Наверное, антиандрогены сдерживают выработку тестостерона в его организме. Но ему на это наплевать. И на то, что теперь он постоянно пребывает в мрачном расположении духа. Я вижу в зеркале заднего вида лицо Сета. Выкатившаяся из одного его глаза слезинка ползет вниз по щеке.

— Неужели я единственный, кого волнуют подобные вещи? — вопрошает он. — Неужели только я из присутствующих в этой машине в состоянии правильно воспринимать окружающее?

Бренди сидит невозмутимо, уставившись в книгу в мягкой обложке. Большую часть времени она читает брошюру о пластической хирургии, в которой рассказывают в основном об операциях на влагалище. Страницы в этой книжке глянцевые и много картинок. На картинках красочно изображено все, о чем идет речь в брошюре, например, то, как должен быть выровнен мочеиспускательный канал для хорошей проходимости мочи. Или то, как выглядит клитор первоклассного качества. Бренди каждый день просматривает свою книгу. Все, что показано в ней, тебе с удовольствием сделают за каких-то двадцать тысяч долларов.

***

Вернемся на три недели назад. В большой дом в Спокане, в Вашингтоне. Это был настоящий гранитный замок в Саут-Хиллз. Из огромных окон его главной ванной комнаты можно увидеть весь Спокан. Я высыпала перкодан из коричневой бутылочки в карман в моей сумке, специально предназначенный для перкодана. Бренди Александр, она рылась в шкафу под раковиной в поисках новой пилочки для ногтей. Вместо пилочки ей в руки попалась эта книга в мягкой обложке.

Теперь все боги и богини затенены новым идолом.

***

Перенесемся в тот момент, когда Сет смотрит на мою грудь, отражающуюся в зеркале заднего вида.

— Телевидение на самом деле делает человека Богом, — говорит он.

Покажи мне терпение.

Вспышка.

Покажи мне понимание.

Вспышка.

Даже после нескольких недель, проведенных вместе. в пути, Сет все еще не решается встретиться со мной взглядом, постоянно прячет от меня свои великолепные, ранимые голубые глаза. А вот его новая плаксивая интроспекция не вызывает в нем ни опасений, ни тревог. Сету нет дела даже до того, что теперь внутренние уголки его век распухли и что контактные линзы выскакивают у него из глаз. Скорее всего изменения вызваны конъюгированными эстрогенами. Каждое утро Сет добавляет их в апельсиновый сок. Но все это его не заботит.

А не заботит потому, что в обед вместе с охлажденным чаем он выпивает андрокур. Но это навсегда останется для него секретом. Я действую крайне осторожно.

Бренди Александр, ее королевское величество, все еще читает книгу в мягкой обложке, положив ногу в нейлоновом чулке на приборную панель.

— Когда смотришь телевизор, можешь выбирать, к кому заходить в гости, — говорит Сет, обращаясь ко мне. — Все каналы показывают тебе чью-то жизнь, и практически каждый час эта жизнь сменяется другой. Все — как на видеосайтах в Интернете. Тебе позволено наблюдать хоть за целым миром, и о твоем вторжении никто никогда не узнает.