Карлики, стр. 94
8
На предыдущем дне, вероятно, и следовало бы закончить эту историю, если бы за ним не наступил день сегодняшний. Как всегда, когда я не в отпуске и не на задании, я начал новый день с просмотра поступивших за ночь плохих новостей.
Последнее время, во время просмотра новостей меня стали одолевать одни и те же мысли… Но можно ведь и по-другому сказать: мол, если ты не в отпуске, когда вообще не нужно ни о чем думать, и когда ты не на задании, то есть от работы мозги не плавятся, то не относящиеся к делу мысли сами лезут в голову, а новости тут не при чем. На самом деле, это Татьяна любит так порассуждать. Она говорит, что существует некий принцип взаимности, и формулирует его так: «Мы знаем о мире ровно столько, сколько мир знает о нас.» Мол, познавать мир мы можем лишь изменяя его, а по этим-то изменениям Мир и узнает о нас. Иначе говоря — никак нам не спрятаться, в щелку или замочную скважину не подглядеть. Вот я и думаю: когда я просматриваю заботливо отсортированные и упорядоченные моим компьютером последние известия, то нет ли кого-то, кто точно так же просматривает меня, или, по крайней мере, мог бы просмотреть, если б только захотел. Наверное, люди так стали думать с тех пор, как у них появилась возможность не выходя из дома наблюдать за событиями, происходящими в других местах и с другими людьми. Или это манией преследования называется, а на моей работе манию преследования заработать легче чем простуду. Но возвращаясь к вопросу о том, знает ли мир о нас столько же, сколько и мы о нем, утешает одно: если и впрямь существует такая симметрия, то нет риска однажды оказаться у кого-то сапиенса на приборном стеклышке раньше, чем он окажется на моем. Смешная картина получается: лежу я под микроскопом, а в то же время наблюдатель или его друзья сами находятся под вооруженным оптическим прибором, всевидящем оком Хью Ларсона.
«„Вапролоки Фаона“ — „Гоморкусы“ — ноль — три», — сходу огорчил меня нейросимулятор. Можно подумать, наши когда-нибудь у них выигрывали. «Конец света отменяется» — гласило следующее сообщение. Нейросимулятор буквально воспринял мое указание не считать известие о грядущем конце света плохой новостью и теперь спешил огорчить меня тем, что, паче чаяния, конец света в ближайшее время не наступит. Я уже собирался пролистнуть «отмену конца света», как неожиданно на новостийном канале появилась сияющая физиономия полковника Виттенгера — он с удовольствием давал интервью фаонское службе новостей:
"Я имею честь сообщить нашим гражданам, что Службе Общественной Безопасности удалось разоблачить коварный замысел небезызвестного «Глобальной Страхового Общества».
Не для кого не секрет, что страховщики зарабатывают немыслимые деньги на продаже страховых полисов гражданам, смертельно напуганным угрозой взрыва сверхновой звезды в Системе Плерома. В действительности же, работавшие на Плероме астронавты Вэндж и Зимин уже давно располагали доказательством того, что никакого взрыва сверхновой не будет. Но они не спешили поделиться с общественностью этим радостным для всех известием. Напротив, они вступили в преступный сговор с руководством «Глобального Страхового Общества» и, за соответствующую плату, согласились скрыть от всех нас добытые ими научные данные. Однако, их дьявольский план с треском провалился, благодаря, еще раз подчеркиваю, своевременному вмешательству нашей полиции. Все участники аферы арестованы и в ближайшее время будут преданы справедливому суду."
— Ну и дела творятся… — протянула Татьяна. Она стояла у меня за спиной и вместе со мной слушала интервью Виттенгера.
Сказать бы Шефу, все что я о нем думаю… В тайне от всех он вел собственное расследование, — то, которое, по его словам, мы с Берхом чуть не завалили. А Берх, он же предчувствовал, что его послали на Плером вовсе не за Стормом. Но и его Шеф не счел нужным поставить в известность. Зато теперь наверняка воспользовался его расшифровками. Если до сего дня у меня и возникала мысль намекнуть Шефу об Альме-младшем, то теперь уж нет, дудки! Пусть только попробует напомнить мне об обещании разыскать четвертого гомоида — скажу, что нет никакого гомоида и не было никогда — как Сторма. Или скажу: неразрешимая загадка, головоломка, энигма научная, и пусть передает дело Ларсону. А тот будет рыть до посинения, но все равно ничего не найдет — об этом я позабочусь.
На кого Шеф работал, остается только догадываться. Но догадаться не сложно тому, кто помнит рекламный лозунг «Глобального Страхового Общества»: «Если вы застраховались у нашего конкурента, то мы застрахуем вас от его банкротства».
Татьяна взволнованно причитала:
— В каком мире мы живем! Все что-то выдумывают: Абметов и компания — гомоидов, Йохан — артефакты, страховые общества — концы света…
— Давай и мы что-нибудь выдумаем! — подхватил я.
— Что например?
— Ты все еще не выяснила, почему у Фаона нет первооткрывателей?
— Нет, а что?
— Ну и отлично! Считай задачку решенной! Слушай, я диктую…, — и я велел нейросимулятору записывать. — Вот уже в течение многих десятков, если не сотен лет лучшие умы цивилизованного мира бьются над одной и той же неразрешимой проблемой: кем и когда была открыта планета Фаон. Ни одна из известных нам космических экспедиций не взяла на себя столь почетной ответственности — быть первооткрывателем нашей замечательной планеты. Лучшие умы охватило отчаяние, но… но мы спешим их успокоить — разгадка есть, и она всегда была у нас под самым носом (не в обиду лучшим умам будет сказано). Достаточно лишь прочитать последний рассказ из всем известного «Сборника космических историй». Астронавт по имени Марк, угнав космический корабль…
Татьяна оборвала меня на полуслове:
— Ну да — и Фаон он открыл, и наше озеро, и дорожки в парке, и бесконечные тени осенью и весной — когда перед закатом, солнце ненадолго появляется в конце аллеи (нейросимулятор терпеливо записывал). Все это чушь ненаучная! У себя в «Секторе Фаониссимо» можешь публиковать все, что угодно, но мои загадки-разгадки не трогай. Чушь, чушь! — закричала она нейросимулятору. Тот недовольно прогундосил:
— Вы сначала меж собой разберитесь, а потом диктуйте…
— Вот болван, — сказала Татьяна, понизив голос. Я надеюсь, она имела в виду не меня.