Карлики, стр. 23

— Так ты думал таким образом остановить убийства? — Шеф сам придумал объяснение, зачем я послал письмо Джона Смита. Сочинял я его после беседы с Виттенгером, когда мой боевой дух находился в апогее и мне хотелось просто запутать противника, заставить его понервничать. Я ответил:

— Похоже, что убивать уже больше некого… Подсунем им Джона Смита — хуже от этого не станет. С другой стороны, публикация даст им повод установить со мной контакт легально, в открытую, так сказать.

— Ладно, Джон Смит так Джон Смит, — согласился Шеф, — но сейчас речь не об этом. Пожалуй, ты оказался прав насчет Южного Мыса. Перк неоднократно наведывался на биохимические заводы, вел какие-то там переговоры о поставках химикатов. Но переговоры, раз за разом, кончались ничем, зато у Перка появлялся повод слазить в пещеры. Поэтому надо бы и тебе туда слазить.

— Ну вот, хоть в этом-то я оказался прав… — вздохнул я. Шеф по-отечески меня успокоил:

— Не расстраивайся, в твои годы я оказывался прав гораздо реже…

— Это первая, по-настоящему хорошая новость за всю неделю, — вырвалось у меня. К счастью, Шеф подумал, что я имею в виду Южный Мыс.

— Не знаю, насколько она хорошая, но одного я тебя в пещеры не отпущу, — остудил меня Шеф.

— А с кем? — спросил я и подумал: «Только бы не Ларсон.»

— С тобой пойдет Номура. У него и опыт спелеологический имеется, а у тебя, насколько я знаю, такого опыта нет.

Это было сущей правдой, и мне пришлось согласиться на Номуру.

— А Номура в курсе наших дел? Я имею в виду, знает ли он, зачем идет в пещеры?

— Надеюсь — нет, — усмехнулся Шеф, — если сочтешь нужным, расскажи ему сам.

Такой ответ меня вполне устраивал. Я пообещал завтра же двинуться в путь. Шеф, в свою очередь, пожелал, чтобы путь был счастливым.

10

Южный Мыс, как это следует из названия, — самая южная точка Континента, который на Фаоне один единственный. Когда я летел на остров Укен навестить профессора Франкенберга, я миновал Южный Мыс немного восточнее. От Фаон-Полиса до Мыса — четыре тысячи километров и наш служебный флаер способен покрыть их меньше чем за час. Но в особой спешке нужды не было, и мы подлетали к Мысу на небольшой скорости, чтобы, как следует, рассмотреть горный хребет, что начинается тысячью километрами севернее Мыса, и сопоставить увиденное с картой. Сделали несколько кругов над заводом. Спасатели уже заканчивали свою работу. Пожар на заводе был ликвидирован, несгоревшие остатки химикатов засыпали дезактиватором. По последним сведениям, пожар был вызван сильным взрывом в том месте, где завод уходит с поверхности вглубь горного хребта. Причину взрыва установить пока не удалось. Повисев немного над местом катастрофы, мы пришли к выводу, что начинать поиски отсюда было бы бесполезно: на несколько километров вглубь горы все сметено взрывной волной, а то, что уцелело при самом взрыве, засыпал последовавший за ним обвал. Поэтому мы решили подбираться к заводу с противоположной стороны хребта.

Лишь с большой высоты возвышенная часть Южного Мыса похожа на единый горный массив. На самом деле, это было чудовищное нагромождение скал и изъеденных эрозией отдельных вершин. Их расчленяли глубокие расщелины с бурлящими мутными потоками, не замерзавшими даже в самые лютые морозы. Склоны гор пестрели и зимними, и летними цветами: белые снежные пятна перемежались зелеными с красноватым отливом — местная растительность, там где она вообще была, к осени слегка краснела, но благодаря горячим источникам, не вымерзала.

Кое-что мы заранее просканировали со спутника, плюс к тому — мы располагали материалами, накопленными одиночными исследователями. Основные галереи пещер располагались на высоте нескольких десятков метров над уровнем моря. Пять сотен тысяч лет назад уровень воды в Океане был выше, и в течение миллионов лет соленая морская вода разъедала и размывала внутренности горного хребта, чтобы затем, отступив, оставить после себя многокилометровый подземный лабиринт.

У лабиринта имелось несколько выходов, но те из них, что были найдены давно, мы в расчет не приняли — слишком уж они известны. Поэтому нам предстояло выбирать из двух выходов, которые не были отмечены на карте, но находились неподалеку от завода. После получасового обсуждения, мы решили проверить оба выхода, а чтобы знать, с которого начать, попросту бросили жребий. Он пал на неглубокий каньон в пятнадцати километрах к западу от завода.

Выбранный каньон оказался довольно узким, поэтому флаер пришлось опускать вертикально, а когда мы достигли дна, то выяснилось, что кроме как в быструю горную речушку, сажать его некуда. Мгновенно образовалась запруда; уровень воды медленно поднимался, но несколькими минутами для разведки мы располагали. Номура предложил пристыковать флаер прямо к скале и оставить двигатели включенными: пусть себе болтается как воздушный шарик на привязи. Ресурса должно хватить на три-четыре дня, а к тому времени мы планировали вернуться. Чтобы не вымокнуть, мы нарядились в водонепроницаемые комбинезоны, но я все равно умудрился набрать за шиворот воды, когда, поскольнувшись, плюхнулся в реку. С берега за мною внимательно наблюдало целое семейство чешуйчатых вапролоков. Вапролоки похожи на крыс, но размером — с трех кошек, а вместо шерсти у них фиолетовые чешуйки. Они восприняли посадку флаера как должное, и, подождав пока уровень воды поднимется повыше, все как один бросились ловить водяных шнырьков в образовавшейся заводи. Я полагаю, что шнырьков назвали шнырьками, потому что на Земле это слово никому не подошло. Шнырьки практически неуловимы в быстрой воде и вапролоки с энтузиазмом воспользовались неожиданной возможностью поохотиться на юрких и, вероятно, вкусных зверьков.

— Мы здесь не первые, — сказал Номура, указывая на вапролоков, — скорее всего, вапролокам и раньше доводилось ловить шнырьков, когда приземлившийся флаер образует запруду на реке. Следовательно, флаеры садятся в этом месте довольно часто.

— Может туристы? — предположил я.

— Не думаю. Если бы этот выход из пещер открыли туристы, то они бы указали его на карте. Туристы страшно любят сообщать всем о своих открытиях.

— Ну и отлично, — ответил я, — выходит, мы удачно бросили жребий. Второй выход проверим как-нибудь потом — если этот ничего не даст.

Пока я стаскивал с себя промокшую одежду, Номура успел пройти метров тридцать вперед по каньону и десять — вверх по направлению к пещере, поэтому он никак не мог его заметить. Сам-то я его увидел, лишь случайно бросив взгляд вверх вдоль обрыва. Нет — не так. Все началось с нескольких камешков, скатившихся к воде. Сначала я подумал, что это Номура, но он был впереди, а не вверху. И тогда я поднял глаза. Наверное, там была тропинка, которую мы не заметили, иначе как он туда забрался? Несколько секунд мы не сводили друг с друга глаз, если эти две черные вмятины действительно были его глазами. Темносерый, даже, скорее, грязный балахон составлял всю его одежду. Я словно оцепенел под его взглядом и пришел в себя, лишь когда он сделал какое-то движение — шаг назад, по-моему. Я думал — он побежит вверх по тропинке. Чем мне понравился Номура, так это тем, что, когда я крикнул «К машине!» , он успел до нее добраться вперед меня. Берх бы начал: «Чего кричишь?», «А зачем?» и т.д. При этом, Номура, безусловно, не испугался, поскольку не знал, чего, собственно, нужно бояться. Просто у него такой характер. Мой расчет оказался неверным: едва мы поднялись до того места, где стоял незнакомец, тот, в свою очередь, бросился вниз по откосу. Я не знаю, как он не разбился, — ведь он летел так метров сорок. Однако, с ним ничего не случилось. Он живо вскочил на ноги и побежал к пещере, у ее входа остановился, бросил в нашу сторону прощальный взгляд и, через мгновение, скрылся в темноте. Преследовать его прямо сразу, мы не решились.

— Это был тот, кого мы ищем? — спросил Номура.

— Не знаю, — ответил я, ожидая дальнейших расспросов. Но Номура молчал.