Эскапада, стр. 9

Мне было бы очень приятно писать Вам, дорогой братец, если бы письмо мое ограничивалось сведениями о поездке, предпринятой маркизом ко двору владетельного герцога. Князь этот, прослышав о взглядах г-на де Морамбера на вопросы финансовые и политические, выразил желание поговорить с ним по поводу некоторых реформ, которые он собирается ввести в своем государстве. Г-н де Морамбер не счел себя в праве уклониться от столь почетного совещания, тем более что эта поездка предоставляла случай показать сыновьям свет. Он увез их с собой, так как владетельный герцог дал ему понять, что ему доставит большое удовольствие поглядеть на этих молодых людей, и он несомненно согласится взять кого-нибудь из них себе на службу, в зависимости от их способностей. Итак, все это устроилось прекрасно, г-н де Морамбер с сыновьями отправились в путь Уже около трех недель тому назад, и из писем я знаю, что они беспрепятственно достигли цели своего путешествия. Герцог, вероятно, дал уже им аудиенцию. Это событие очень лестно для нашей семьи и увеличит ее блеск. Я не сомневаюсь, что и Вы получите свою долю в чести, которой удостаивается таким образом наша семья, и от которой все мы вырастаем, хотя Вы и ничем не содействовали нашему счастью, кроме только того, что всегда жили жизнью честного человека.

В самом деле, я охотно признаю, дорогой братец, что Вы человек рассудительный и порядочный, и что, несмотря на свое удаление от света и затворнический образ жизни, Вы не относитесь безразлично к своим родственникам, и вот почему я уверена, что Вы почувствуете неподдельное сокрушение при известии о смерти Вашего брата Шомюзи. Мне прекрасно известно, что различие в ваших характерах и вашем поведении сделало вас до некоторой степени чужими друг другу; но природа создает при помощи крови узы, которые ничто не в силах порвать окончательно, как бы ни были они ослаблены. Такой случай как раз имел место в отношениях между г-ном де Шомюзи и Вами. И г-н де Морамбер равным образом имел очень мало общего со своим братом по части вкусов и симпатий, что не помешает ему почувствовать большое сокрушение при вести о его гибели, какое почувствуете также и Вы. В семьях часто бывают личности вроде г-на де Шомюзи, которые приносят не столько славу, сколько мучения, и образ жизни которых грозил бы опорочить доброе имя семьи, если бы честное поведение остальных ее членов не служило противовесом осуждению, внушаемому прискорбным беспутством одного из них. У многих домов есть своя тайная забота, и г-н де Шомюзи, нужно откровенно признать это, являлся постоянной угрозой позора и скандала и причинял нам вполне справедливый страх своим беспорядочным поведением и грязными любовными похождениями. Каким образом человек такого положения дошел до такой степени невоздерженности и разгула, и это при его уме и природных дарованиях? Г-н де Морамбер и я часто задавали себе этот вопрос, когда, не без удовольствия проведя в его обществе несколько минут, мы видели, что он вслед затем возвращался к своим позорным и грязным делам. Его толкала, должно быть, какая-то непреодолимая и тайная сила, пребывавшая в самых темных частях его существа и отравлявшая там самые лучшие его наклонности. Оправданием его служило разве только то, что с самого рождения он был наделен пылкостью чувств и сластолюбивыми желаниями, увлекавшими его к женщинам, с какой-то неудержимой силой. Он устремлялся к ним всем своим существом, не ища в них того, что могло бы объяснить эту склонность, ставшую в нем своего рода слепой и деспотической потребностью, за которой он следовал, куда бы ни заводила его эта необузданная власть, подвергавшая его опасности самых постыдных знакомств, вовлекавшая в самые сомнительные и презренные компании. Увы! Ваш бедный брат дорого поплатился за свои распутные и грязные похождения. Насильственная смерть, выпавшая на его долю, не дала ему возможности примириться с небом, и я очень боюсь, что он удалился в иной мир весь наполненный и весь пропитанный грехом.

Не болезнь положила конец жизни г-на де Шомюзи, ибо ничто не в силах было изнурить телесную его крепость.

В день отъезда г-на де Морамбер ко двору владетельного герцога г-н де Шомюзи пришел попрощаться с уезжающими. Я присутствовала при этом прощании, ибо мне не очень нравится оставлять моих сыновей в обществе их дяди. Я постоянно боялась, как бы какие-нибудь неосторожные его слова не внушили им непристойных мыслей. Я пришла бы в сильное негодование, если бы г-н де Шомюзи возымел на них малейшее влияние, но я должна признать, что г-н де Шомюзи всегда воздерживался от каких бы то ни было попыток в этом направлении. В тот день г-н де Шомюзи был чем-то озабочен и. по-видимому хотел получить возможность переговорить со мною наедине. Я ожидала, что он отведет меня в сторону, но он не сделал этого и ушел, не поговорив со мною. Вскоре после этого я получила от него коротенькую записочку, где он спрашивал меня, в котором часу он мог бы посетить меня в один из дней будущей недели. Я назвала ему несколько дней, когда у меня бывают ужины или собираются кое-какие гости, ибо он желал иметь со мной свидание с глазу на глаз. Мой ответ был отправлен ему в гостиницу Польский герб, куда он переселился в то время из гостиницы Шпага, в которой жил раньше. Такого рода переселения были для него достаточно привычным делом. В назначенные дни г-н де Шомюзи не появлялся. Погода была скверная, шел снег, сменившийся затем сильным ветром. Улицы были неприглядны. Зима нынче стоит холодная.

Ненастье оказалось затяжным и продолжалось и на следующей неделе. В среду – это один из тех дней, когда у меня бывает званый ужин, – буря перешла в шквал. Яростно завывал ветер, шел ледяной дождь. Слышно было, как он хлещет в оконные стекла, и несмотря на то, что щели всюду были законопачены, пламя свеч колебалось при каждом порыве ветра. Я думала, что в этот вечер никто не придет ко мне, и что я буду ужинать в обществе одного только президента де Рувиль. Такая перспектива не была мне неприятна. Г-н де Рувиль человек остроумный, и после ужина мы сыграли бы партию в реверси; однако, несмотря на непогоду, мои опасения оказались ложными. Когда мы сели за стол, нас оказалось четыре женщины и семеро мужчин. Это усердие наших друзей очень меня тронуло. Я горячо поблагодарила их за такую готовность прийти развлечь меня в моем одиночестве. Так что я была в отличном настроении, и ужин вышел очень веселым. Четыре женщины были: г-жи де Блезе, де Вардон, графиня д'Антили и я; мужчины: Антили, Блезе, кавалер де Валантон, граф д'Эстрак, англичанин г-н Смитсон, г-н де Бридо и президент, который был весь осыпан комплиментами за то, что, несмотря на свою подагру, он не побоялся неистовств Борея. Отсюда было сделано галантное заключение, что президент влюблен в меня и пользуется отсутствием г-на де Морамбера, чтобы поухаживать за мною… Не соглашаясь с этим, президент признал, что с его стороны действительно было некоторой заслугой приехать ко мне в такой ветер, тем более что, сходя с кареты, он чуть не был сбит с ног какими-то женщиной и мужчиной крайне подозрительного вида, которые словно сидели в засаде у подъезда в особняк. Президент добавил, что эти разбойничьи рожи не удивляют его, что в настоящее время на улицах небезопасно, что они кишат охотниками за чужими кошельками, и что в Париже наблюдается большое количество необычайных грабежей. Впрочем, и в провинции дело обстоит не лучше, так как и там отмечается целый ряд разбойничьих нападений, совершенных с неслыханной дерзостью.

Разговор на эту тему продолжался еще некоторое время. Было рассказано несколько историй о фальшивомонетчиках и контрабандистах, разбойниках и людях в масках, затем мы сели за карточные столы. Моими партнерами были г-н де Блезе, г-н де Бридо и г-жа Антили, и я только что назначила игру, как вдруг крик, донесшийся с улицы, заставил нас вздрогнуть перед розданными нам картами. В это мгновение ветер подул с удвоенной силой, так что зазвенели все стекла. Мы, однако, собирались продолжать начатую партию, но тут к нам донесся из вестибюля шум голосов и шагов. При этом шуме каждый из нас насторожился. Я увидела, что г-н д'Эстрак направляется к дверям, к которым голоса и шаги все приближались, как вдруг эти двери распахнулись, в комнату проникла струя воздуха, пламя свеч заколебалось, а на пороге, подхваченный под мышки и почти несомый двумя слугами, в шляпе, съехавшей на затылок, и в разорванном плаще, показался г-н де Шомюзи, с бледным как воск лицом и рукою, прижатою к груди. При этом зрелище все мы повскакивали с мест, опрокидывая стулья и роняя на пол металлические жетоны. Опередив меня, кавалер де Валантон одновременно с г-ном Смитсоном бросились к г-ну де Шомюзи, но когда они подбежали к нему, у г-на де Шомюзи вырвалась изо рта струя крови, которая обрызгала лица поспешивших к нему на помощь; несмотря на поддержку слуг, он тяжело рухнул на пол, при чем его шляпа докатилась до ног г-жи де Вардон. Тут все беспорядочно засуетились вокруг вытянувшегося на полу г-на де Шомюзи, который продолжал обильно рвать кровью. Г-н Смитсон, хвастающийся познаниями в области медицины, склонился перед ним на колени. Г-да д'Эстрак и де Бридо стояли рядом, держа в руках свечи. Г-н де Блезе закрыл глаза, чтобы не видеть, а президент стал подбирать рассыпавшиеся жетоны, меж тем как г-н Смитсон расстегивал кафтан и жилет г-на де Шомюзи и поднимал у него на груди рубашку. Показалась рана, красневшая на белой коже. Во время этой процедуры г-н де Шомюзи стал еще более бледен. Все тело его было неподвижно, и только в глазах как будто еще теплилась жизнь. Он смотрел на меня, словно хотел сказать мне что-то. Я наклонилась к нему. Губы его задвигались. Он пытался пролепетать несколько слов, произнести, казалось мне, какое-то имя, но тут новая струя крови пресекла ему дыхание, зрачки его потускнели, и все тело свело судорогой, столь сильной, что у него отскочила пуговица от штанов. Он сделал еще несколько слабых движений, затем перестал шевелиться. Он был мертв. Г-н Смитсон встал. Он объяснил на своем жаргоне, что легкое пробито насквозь. Удар был нанесен с необычайной силой каким-то очень острым оружием. Тем временем Ла Люзерн, который является в некотором роде нашим Аркнэном, спустился вниз и стал расспрашивать кучеров карет. Они ничего не видели, так как все сидели за бутылками в кабачке напротив. Г-н де Шомюзн получил удар должно быть в тот момент, когда, позвонившись, открывал двери особняка. Виновниками убийства были, несомненно, те подозрительные мужчина и женщина, которые едва не сбили с ног президента де Рувиль. Один из кучеров, именно кучер г-на де Бридо, направлявшийся в кабачок к товарищам, обернулся на крик, изданный г-ном де Шомюзи, и увидел убегавших со всех ног мужчину и женщину, но не уделил этому обстоятельству много внимания и продолжал свой путь. Следствие, произведенное на основании этих показаний г-ном лейтенантом полиции, не дало никаких результатов. Все, что удалось узнать, сводилось к тому, что г-на де Шомюзи несколько дней тому назад посетила в гостинице Польский герб одна женщина, не принадлежавшая к числу обычных его посетительниц. Г-н де Шомюзи пригласил ее в свою комнату, и служанка слышала, как там произошла шумная ссора. Женщина вышла ночью, так что служанка не могла разглядеть ее лица.

Это тяжелое событие, происшедшее в отсутствие г-на де Морамбер, не заставит его однако прервать свое путешествие, ибо между ним и его братом никогда не существовало близких отношений. У меня давно уже составилось такое впечатление, и я поэтому не сочла нужным уведомить мужа об этой смерти. По возвращении в Париж он узнает об обстоятельствах, при которых она произошла, потому что вряд ли до него дойдет слух о них. Г-н де Шомюзи жил в стороне от общества, от которого его давно уже отделяло его поведение, так что смерть его пройдет незамеченной, и г-н де Морамбер узнает о ней в то время, когда она будет уже предана забвению, тем более что благодаря ходатайству президента де Рувиль перед г-ном лейтенантом полиции, являющимся одним из его близких друзей, похороны г-на де Шомюзи удалось устроить так скромно, что они не привлекли ничьего внимания. Вся эта история не дала никакой пищи для болтовни газетчиков и для любопытства сплетников. Мы похоронили г-на де Шомюзи на маленьком кладбище Пикпюс. Там будет он покоиться в ожидании страшного суда. Да простятся ему небесным милосердием его прегрешения. Я послала к хозяйке гостиницы за оставшимися после него вещами. Если среди них удастся найти что-либо интересное, я извещу Вас. От этой самой хозяйки, которая считает, что он отправился в путешествие, и с которой он был в достаточной степени откровенен, стало известно, что г-н де Шомюзи был очень стеснен в средствах и даже, как говорят, дошел до последней крайности, истратив все, что у него было. Как передают, он говорил, что отправляется на Острова, и в день, когда та женщина приходила в гостиницу и ссорилась с ним – из-за денег, должно быть – он собирался продать довольно красивый бриллиант, который у него еще оставался. Не этот ли бриллиант послужил причиной смерти г-на де Шомюзи? Не из-за желания ли похитить этот камень злоумышленники убили его, устроив засаду возле моего подъезда? Как бы то ни было, смерть эта является трагическим завершением эпикурейского существования, которое вел г-н де Шомюзи. Я уверена, дражайший мой братец, что Ваше доброе сердце почувствует горечь от этой утраты; к тому же, смерть – всегда смерть, и смерть наших близких навевает нам грустные размышления о том, что и нашей жизни рано или поздно наступит конец. От всей души желаю, чтобы это письмо застало Вас в добром здравии, и чтобы упомянутые мною размышления не приняли у Вас грустного оборота. Я буду сообщать Вам, немедленно по получении, все известия о славном путешествии г-на Де Морамбер ко двору владетельного герцога. Я буду делать это с большей охотой и большим удовольствием, чем я сообщаю Вам о путешествии г-на де Шомюзи из этого мира в мир иной, только что совершенном им при описанных мною обстоятельствах. Примите уверение, дорогой братец, что я исполнена подобающих чувств и остаюсь преданнейшей Вам родственницей и сестрой.