История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов, стр. 16

Так сказал Иегова, и разбилось мое сердце; я проклял ночь, когда стал отцом, и умер. Голос умолк, и лишь печальные вздохи долго еще отзывались эхом.

– Ты видел, ты слышал, – снова заговорил Тувал-Каин, – пусть же наш пример будет тебе уроком. Нам, благодетелям человечества, принадлежит большая часть завоеваний разума, которыми так гордятся люди, но в их глазах мы – проклятые, демоны, духи зла. Сын Каина! Прими судьбу свою, неси ее на невозмутимом челе, и пусть мстительный Бог поразится твоей стойкости. Будь велик перед людьми и силен перед нами; я видел, что ты был почти сломлен, сын мой, и я решил укрепить твое мужество.

Духи огня придут тебе на помощь; дерзай – тебе суждено обречь на гибель Сулаймана, верного слугу Адонаи. От твоего сына пойдет род царей, которые возродят на земле пред лицом Иеговы забытый культ священной стихии огня. Тебя уже не будет в этом мире, но имя твое объединит несметное войско неутомимых тружеников и мыслителей, и настанет день, когда эта огромная фаланга одолеет слепую силу царей, деспотичных вершителей воли Адонаи. Иди же, сын мой, исполни свое предназначение…

Едва прозвучали эти слова, как Адонирам почувствовал, что какая-то сила отрывает его от земли; сад металлов с его мерцающими цветами и пламенеющими деревьями, бесконечные сверкающие мастерские гномов, ослепительные ручейки жидкого золота, серебра, ртути, кадмия и нефти слились под его ногами в широкую светящуюся полосу, в быструю огненную реку. Он понял, что летит сквозь пространство со скоростью падающей звезды. Все постепенно погружалось во мрак; обитель его предков на миг предстала перед ним подобно неподвижной планете посреди темнеющего небосклона; холодный ветер хлестнул его по лицу, он ощутил удар, огляделся и увидел, что вновь лежит на песке у подножия формы медного моря, окруженной остывающей лавой, еще вспыхивавшей в ночном сумраке рыжеватыми отсветами.

«Сон! – сказал он себе. – Это был сон? Несчастный! Я предавался мечтам, когда наделе погибли все мои планы, рухнули все мои надежды и явью будут позор и бесчестье, которые ждут меня с первым лучом солнца!»

Но видение вставало в его памяти с такой отчетливостью, что он усомнился, сон ли это. Задумавшись, он поднял глаза и вновь увидел перед собой гигантскую тень Тувал-Каина.

– Дух огня! – воскликнул он. – Возьми меня назад в недра земли, пусть она скроет позор!

– Так-то ты следуешь моим заветам? – строго отвечала тень. – Оставь пустые слова; близится утро, пламенеющее око Адонаи скоро взойдет над землей, надо торопиться.

Дитя! Неужели ты думал, что я покину тебя в столь трудный час? Не тревожься больше ни о чем: формы твои наполнились, но металл, внезапно расширив жерло печи, заложенное недостаточно огнестойкими камнями, вырвался наружу мощным потоком, и излишек выплеснулся через край. А ты решил, что форма треснула, потерял голову, плеснул воду, и струя расплавленного металла брызнула во все стороны.

– Но как теперь очистить края, ведь все, что выплеснулось, уже застыло и припаяно намертво?

– Сплав пористый и проводит тепло хуже, чем сталь. Возьми кусочек сплава, нагрей его с одного конца и охлади с другого, а потом ударь молотком: он разломится посередине между горячим и холодным. То же происходит и с кристаллами, и с обожженной глиной.

– Учитель, я слушаю вас.

– Клянусь Иблисом, ты мог бы уже догадаться! Твоя отливка еще раскалена; быстро охлади то, что выплеснулось через край, и отбей молотком.

– Но какая понадобится сила…

– Понадобится только молоток. Молоток Тувал-Каина открыл жерло Этны, чтобы дать выход шлакам наших мастерских.

Адонирам услышал звон железа: что-то упало рядом с ним на песок; он нагнулся и поднял молоток – тяжелый, но как будто созданный для его руки. Он хотел поблагодарить, но тень уже исчезла; занимающаяся заря гасила пламень звезд.

Минуту спустя птицы, которые пробовали голоса перед рассветом, снялись и улетели, заслышав стук молотка Адонирама, и он один, нанося яростные удары по краям огромной чаши, нарушал глубокую тишину, которая предшествует рождению нового дня.

Этот «сеанс» произвел большое впечатление на публику, и назавтра слушателей стало еще больше. Много говорили о тайнах горы Каф, которые живо интересуют всех жителей Востока. Что до меня, то мне рассказ показался не менее классическим, чем миф о сошествии Энея в царство мертвых.

Купальня Силоам

В ранний час, когда гора Фавор длинной тенью ложится на вьющуюся среди холмов дорогу в Вифанию, легкие белые облака скользили по небосклону, смягчая сияние лучезарного утра, роса еще поблескивала голубизной на зеленых шелках лугов, а ветерок шелестел листвой, вторя пению птиц по обе стороны от тропы, ведущей к Мории. В этот час можно было издали увидеть светлые пятна льняных хитонов и платьев из тонкого газа – это процессия женщин пересекла по мосту Кедрон и вышла на берег ручья, питающего купальню Силоам. Следом за ними восемь нубийцев несли богато украшенный паланкин и шли, покачивая головами, два навьюченных верблюда.

Паланкин был пуст, ибо, покинув с первыми лучами рассвета в сопровождении служанок шатер, где она пока оставалась со своей свитой вне стен Иерусалима, несмотря на все уговоры царя, царица Савская пожелала насладиться красотой и свежестью утренних полей и пошла пешком.

Служанки Балкиды были молоды и хороши собой; они поднялись спозаранку и теперь направлялись к ручью, чтобы постирать одежду своей госпожи, которая в таком же простом платье, как и ее спутницы, весело шла впереди со своей кормилицей, между тем как девушки за ее спиной щебетали на все лады.

– Ваши доводы меня не переубедят, дочь моя, – говорила кормилица, – по-моему, этот брак – безумие; а ведь ошибка простительна, только когда она дарит наслаждение.

– О, назидания! Слышал бы твои речи мудрый Сулайман…

– Так ли уж он мудр, если, не будучи уже молодым, желает заполучить в свой сад розу савеян?

– А теперь лесть? Что это ты, добрая моя Сарахиль, начинаешь спозаранку?

– Не будите мою строгость, пока она спит, а то я бы сказала…

– Так скажи…

– Что вы любите Сулаймана – и это была бы правда.

– Не знаю… – ответила, смеясь, молодая царица. – Я всерьез думала над этим, и очень может быть, что царь мне небезразличен.

– Будь это так, вы не стали бы задаваться этим щекотливым вопросом и уж тем более не колебались бы с ответом. Нет, в мыслях у вас сделка… политический брак, и вы пытаетесь взрастить цветы на сухой тропе расчета. Могущественный Сулайман обложил ваши земли данью, как и всех своих соседей, и вы задумали освободить их от податей, получив господина, которого рассчитываете сделать своим рабом. Но остерегайтесь…

– Чего же мне бояться? Он боготворит меня.

– Он питает слишком пылкую страсть к собственной особе, потому его чувство к вам – всего лишь желание, а оно преходяще. Сулайман живет рассудком: он властолюбив и холоден.

– Разве он не величайший царь земли, не благороднейший отпрыск рода Сима, к которому принадлежу и я? Где в мире найдешь ты царя, более достойного дать наследников династии Химьяритов?

– Род наших предков химьяритов куда более высокого происхождения, чем вы думаете. Разве могли бы дети Сима повелевать обитателями небес? Наконец, я верю предсказаниям оракулов: ваша судьба еще не свершилась, и знак, по которому вы должны узнать вашего супруга, еще не явлен. Птица Худ-Худ еще не передала вам волю вечных сил, покровительствующих вам с рождения.

– Неужели моя участь будет зависеть от воли какой-то птицы?

– Единственной в мире птицы. Никто больше из известных нам обитателей небес, воздушной стихии, не обладает таким умом, л душа ее, говорил мне великий жрец, рождена из стихии огня. Это не земное создание, оно произошло от джиннов [9].

– Правда, – вспомнила Балкида, – Сулайман тщетно пытается подманить ее и безуспешно подставляет ей то плечо, то руку.