Душа оборотня, стр. 55

— Крот, как ты думаешь, сколько еще народу сгинет, прежде чем мужики с родных мест тронутся?

— В этот раз насилу уговорил.

— Ну, так веди.

Они опять прошли через всю деревню. Возле дома умерших топтались трое мужиков. Из низенького сруба, стоявшего чуть в стороне от избы, курился дымок. Один из мужиков подошел к старосте.

— Скотину забрать хотим.

— Забирайте, — кивнул Крот, — соберите в отдельный загон, после по дворам распределим. Пусть бабы курей выловят, ну, там, телок, ягнят отделят. Справу со двора пока не брать! А баньку кто топит?

— Дык, бабы Трошку к погребению готовят.

— Останови их, — тихо сказал Кроту Середин, — успеют еще.

Они прошли к баньке. В предбаннике женщина в одной рубашке раскладывала на лавке чистую одежду. Отдельно мужскую, отдельно женскую, отдельно — детскую рубашку и порты. Под лавкой стояли новые лапти. Староста шагнул в баню. Еще две женщины обмывали покойников. Молодой мужчина лежал на рогожке, чуть в стороне. Обнаженное тело было бледное, лицо спокойное, умиротворенное. На нижнем полке лежало тело женщины. Бабы макали в кадку куски холста, обмывали ее, одна что-то приговаривала, кивая в такт словам. Чуть повыше лежало тело ребенка. По стенам горели лучины, в помещении оказалось тепло, но не жарко, воду на каменку не плескали — пару не было совсем. Одна из женщин покосилась на вошедших.

— Чего надо? — неприветливо спросила она.

— Ты, того, — Крот смущенно кашлянул, — погодь пока. Вот человек знающий, — указал он на Олега, — пусть глянет на них, а после уж подготовите.

— Чего глядеть-то. Чай, не живые уже.

Бабы, ворча, вышли в предбанник. Середин прикрыл дверь, снял со стены лучину и приблизился к телу женщина на полке. Крест на запястье уколол жаром. Женщина была довольно молода, лицо, кисти рук и ноги до икр были загорелые, обветренные от постоянной работы на воздухе. Середин подозвал крестьянина, передал лучину, осмотрел тело, ища в подмышках и в паху распухшие лимфатические узлы — следы болезни. Ни пятен, ни нарывов на теле не было. Трупное окоченение уже отпустило тело. Середина поразила бледность умершей — обычно кровь стекала в конечности, придавая им характерный синюшный цвет.

— Ну-ка, давай свет поближе.

Мужик нахмурился, но опустил лучину пониже. Олег взял из кадки кусок холста, повернул женщине голову, отжал холстину и с силой потер шею над веной. На бледной коже проступили две точки размером с булавочную головку. Середин выругался и поманил крестьянина.

— Видишь? — указал он пальцем на точки.

Тот пригляделся.

— Чой-то? Язвы?

— Погоди-ка.

Они вдвоем переложили тело женщины на рогожку. Середин осмотрел ребенка, мальчика лет десяти.

— Видишь, то же самое.

— Ага, — кивнул Крот, — и чего?

Они подошли к мужчине. Олег и ему протер водой шею.

— Это не язвы, Крот. Это след упыря.

Глава 16

Лучина задрожала в руках крестьянина.

— Как же так… — Он сглотнул слюну. — Кто же это? Быть того не должно, курицу твою мать! Мы ж, как велит обычай, всех на жальник… мы ж тризну… без обиды упокойникам… Откель?

— Откель? — задумчиво переспросил Олег. — Думаю, что знаю. Пойдем-ка, мил человек, разговор есть. Пусть бабы продолжают. Людей, как положено, схоронить надо. А я уж пригляжу, чтобы спокойно лежали.

Кладбище, которое местные жители именовали жальником, отстояло от деревни примерно на полет стрелы. Располагалось оно под холмом, селение от него не просматривалось, и ведун, не опасаясь нежелательных глаз, стал внимательно обследовать погребения. Было заметно, что за ними приглядывали — сорную траву вырывали, у некоторых надгробий лежали остатки не расклеванной птицами пищи. Олег побродил среди обрамленных камнями могил. Земля везде казалась одинаково слежавшейся, местами сквозь нее проросли полевые цветы.

«Нет, так ничего не найдешь», — понял он. Остановившись, ведун прикрыл глаза, вызвал зрительный образ заговора на кошачий глаз, сконцентрировал его в ладонях и провел ими по лицу, словно умываясь.

Он увидел свежие могилы сразу, как только отнял руки от лица. Почва, сверху такая же, как и на других могилах, оказалась разрыхленной под слоем высохшей земли, словно была готова расступиться и пустить нечисть в мир живых. Середин запомнил расположение трех могил, огляделся. Темное пятно на склоне холма привлекло его внимание. Ведун поднялся к нему. Трава в этом месте была пожухлая, будто корни отделились от питающих подземных вод и трава постепенно умирала, высыхая под солнцем и ветром. Крест на руке запульсировал, забился пойманной птицей. Середин закусил губу. Казалось, из-под земли слышатся голоса давным-давно погребенных здесь чужестранцев. Шепот чудился в шелесте травы, в посвисте ветра. Он был угрожающий и молящий одновременно, словно лежавшие в древней могиле просили оставить их в покое, отпустить души, разрешить им покинуть опостылевшую землю и найти, наконец, потерянную дорогу к своим богам.

От деревни долетел низкий прерывистый гул — крестьянин колотил в деревянное било, собирая народ на сход. Олег снял заговор, спустился с холма и поспешил на площадь.

По пути он обогнал группу мужиков, бредущих с поля. Те шли неохотно: опять, мол, оторвали от работы. Невзор встретил Олега возле дома. Сам Крот, продолжая колотить в подвешенный на столбе обрубок дубового ствола с вырезанной сердцевиной, отмахивался от пристающих с вопросами баб.

— Ну, что? — спросил Невзор.

— Он должен быть здесь, — ответил Середин, — сейчас трогать не будем — забьют его мужики насмерть. Сначала сами поговорим — потом видно будет.

Крот отложил колотушку, взобрался на колоду, оглядел народ. Толпа молчала, ожидая его слов. Видно было, что разговоры уже всем надоели, и на сход пришли, скорее, по привычке: раз зовут — надо идти.

— Так что вот, мужики, — откашлявшись, начал староста, — не своей смертью померли наши соседи и родня…

Тишина упала на поселок, стало слышно, как поскрипывает под ветром колодезный журавель, мекнула дурным голосом коза и замолчала, будто тоже прислушиваясь к словам.

— Больше пока ничего говорить не стану, — продолжал Крот, — но вот человек, — он обернулся и указал на Середина, — ведун и знахарь. Опознал он беду, вошедшую в дома наши. Не мор то, и не другая болезнь, а злой умысел. Опознает ведун изверга, и заживем мы, как и раньше, покойно и мирно. А сегодня велит он, — крестьянин опять указал на Олега, — сидеть вечером и особливо ночью в домах, а двери и окна крепко запереть и носа даже на двор не казать. Слышали? А я, значит, ведуна угощать стану, потому как завтра ему тяжелый день, и сил набраться ему потребно. А ночевать он станет в доме Окоша, и мешать ему, сон перебивать, никому не велю!

Крот окинул толпу пытливым взглядом и спросил, обернувшись к Олегу:

— Ты чего сказать не хошь?

Середин взобрался на колоду, оглядел насупленные лица селян. Кто в легких шапках, кто с непокрытой головой; бабы, в основном, в платках. Смотрели на него угрюмо — хорошего не ждали.

— Скотину тоже в хлевах прикройте покрепче, — сказал Середин, продолжая вглядываться в лица, — ежели кто стучать ночью станет — пусть хоть кем назовется: сват, брат, отец родной, — никого на порог не пускать, коли жить хотите. Лучины держите наготове…

Он продолжал говорить, лихорадочно обшаривая море голов, вглядываясь в настороженные глаза. Одинаковые лица; кто постарше, кто помоложе; все загорелые, волосы русые, выгоревшие. А Ингольф высок ростом, светловолос, глаза у него голубые, холодные. Нет таких… Неужели ошибся?

— …топоры под рукой держите. Обереги, у кого есть: нож костяной — воткнуть в сенях, у кого череп волчий или медвежий — положить перед дверью. Бузину на окнах развесьте.

Середин слез с колоды, встретил вопрошающий взгляд дружинника, пожал плечами.

— Крот, все здесь собрались?

— Все, как есть все.

— Ладно, распускай народ. Не нашел я его, Невзор. Будем ждать.