Вавилонская блудница, стр. 15
Но почему она связалась с Сэмом? Это опрометчиво. Это очень опрометчиво! Он же обычный бабник! Просто пользуется женщинами. Он их не любит. Он упражняется с ними. Он таким образом сам себе доказывает собственную мужскую состоятельность. У него даже блокнот есть, в который он записывает всех своих бесчисленных сексуальных партнерш. Это целый телефонный справочник!
– Почему, Нина?! Почему ты с ним?! – Раймонд наконец задал Нине этот, мучивший его вопрос.
Ему удалось вывести ее на лестницу и поговорить.
– Ты не понимаешь, я пишу книгу! – жестко, холодно прошипела Нина и стала как-то уходить, отодвигаться от Раймонда.
– Что с того, Нина?! – он растерялся. – Ты с ним спала! А ему на тебя наплевать. А я люблю тебя, Нина… Понимаешь – люблю!
– Вот, вот! – закричала она и отошла еще дальше, к лифтам.
– Что «вот-вот»?!
– Ты должен был так сказать! – Нина тыкала в Раймонда пальцем. – Так в моей книге!
– Нина, что ты говоришь?! Что ты говоришь, Нина?! – на глазах у Раймонда выступили слезы. – В какой книге?! О чем ты? Я же люблю тебя! Вот ты, а вот – я. И я люблю тебя. Какая книга? Причем тут книга?..
– Любишь?! Ты это так называешь?! Да ты просто эгоист, Раймонд! Ты просто эгоист! Ты не понимаешь, насколько это для меня важно! Как это для меня важно! Дико важно! О чем мы с тобой говорили?! О чем?!
Раймонд растерянно помотал головой:
– О чем мы с тобой говорили, Нина?
– Ты должен любить себя! Понимаешь?! – заорала Нина. Она наклонилась вперед, словно от острой боли в животе, и схватила себя на волосы. – Я столько сил потратила, чтобы объяснить тебе это! Столько сил! Всю душу! Ты должен любить себя! Иначе ты будешь ужасным актером! Ужасным!
– Господи, Нина, но причем тут это? – Раймонд бессильно, непонимающе улыбнулся. – Я тебе о другом говорю… Тебе не понравилось, как я сыграл сейчас? Но я ведь и не играл. Я думал о тебе, Нина.
– А ты должен думать о себе! – у Нины началась настоящая истерика. – Понимаешь, Раймонд?! Ты должен думать о себе! Ты должен быть средоточием энергии. Центром силы. Чтобы тобой хотелось любоваться. Понимаешь?! Я могу любить только талант, Раймонд. Я не могу любить просто человека! Для этого я слишком люблю себя!
– Но я хороший актер, Нина… Нормальный… – от ужаса Раймонд даже попятился. – Ты же сама говорила три дня назад…
– Что я говорила?! – черты ее лица заострились: губы натянулись и стали тонкими, брови выгнулись, глаза превратились в щелки. – Я говорила, что ты должен любить себя, Раймонд! Вот, что я говорила! Ты просто вампир! Ты – вампир! Ты выжал из меня энергию! Покушал и выплюнул! Когда я смотрела на твою игру сегодня… Это было ужасно! Ты разочаровал меня! Разочаровал! Я чувствую себя грязной с тобой! Я чувствую себя грязной!
– Нина, пожалуйста… – у Раймонда полились слезы.
Он сделал несколько шагов к ней навстречу. Он протянул к ней руки. Словно его прикосновение все изменит…
– Ты уничтожил мою жизнь! Уничтожил! Я думала, ты актер… Моя книга…
– Но я хороший актер, Нина, правда, – Раймонд говорил не шепотом, но тихо, еле слышно – слезы сдавили ему горло.
– Но я не верю тебе, Раймонд! Понимаешь – не верю!
– Но как мне доказать тебе, Нина? – его руки опустились, повисли, как плети. Он пытался поднять их, но тщетно – в них словно залили тонну свинца. – Как мне доказать тебе это? Нина…
Раймонд судорожно пытался понять, что он может сделать. Как ему успокоить Нину? Как доказать ей, что он хороший актер? Это же так субъективно, так индивидуально… Показать записи? Попросить кого-нибудь рассказать о его работах? Кого-нибудь из режиссеров? Кого-нибудь, с кем он играл? Нет, это глупо. Как ему доказать?! Это же настолько личное… Но ведь она же сама… Еще несколько дней назад она говорила о его таланте, восхищалась его этюдами… Что случилось? Неужели он так плохо сыграл сейчас? Но он и не играл! Он думал совсем о другом. Совсем! Он думал о ней – о Нине!
– Нина, а кто хороший актер? Кто?! Может быть, Мартин? Или Сэм? О чем ты вообще говоришь?!
– Да, да! – заорала Нина и затопала ногами. – Да, Мартин гениальный актер! Просто гениальный! То, что он сейчас делал – это что-то особенное! Особенное! Я была потрясена! Он – чудо! Я влюбилась в него! Просто влюбилась! Он – гений!
– Мартин?.. – Раймонд потерял дар речи. – Постой, ты это серьезно? Мартин?..
– Ах, вот вы где! – довольный Мартин появился из дверей студии. – Скучаете?..
– Мартин, пожалуйста, забери меня отсюда, – Нина кинулась по направлению к двери. – Мартин, я не могу здесь находиться. Я задыхаюсь, Мартин! Забери меня отсюда!
– Да-да, конечно! – Мартин засуетился, как рождественский гусь перед закланием.
Эта ассоциация с рождественским гусем возникла у Раймонда случайно, но она была настолько точной, настолько ясной и осязаемой, что он даже вздрогнул.
– Мартин, она убьет тебя. Мартин, она убьет… – сказал вдруг Раймонд.
Он сказал это случайно. Сам не ожидал от себя такого. Не понимал, почему это пришло ему в голову. Но он вдруг настолько отчетливо увидел Мартина – зафаршированного, на противне, в фольге, с приправами…
– Сейчас, только возьму сумку, – Мартин его не слышал, он был слишком воодушевлен.
Благодаря Нине он за десять секунд превратился из привычного неудачника и аутсайдера в звезду их театральной группы. Конечно! А как же иначе! Он ведь – талант! Просто его никто не слушал. Да и вообще, как с ними, со всеми ними…
– Что у вас тут происходит? – на лестницу вышел и Сэм. – Нина, ты уходишь?
– Я не могу находиться в одном помещении с такими людьми. Это омерзительно. Примитивные существа, – Нина говорила тихо, но с невероятной силой, глядя в пол и как-то странно заступая за Мартина. – Мне просто плохо. Мне просто физически становится плохо. Мартин…
– Все, в лифт, – скомандовал Мартин. – Уезжаем. Пока! До завтра.
Двери лифта закрылись. Они остались на площадке вдвоем – Сэм и Раймонд.
– Вот сучка! – зло сказал Сэм. – Нравятся тебе «медведи», значит. Все понятно.
– Не смей! – закричал Раймонд. – Ты ничего не понимаешь!
Часть третья
Второй за сегодня нерешительный стук в дверь центрального узла ничего хорошего не предвещал. Гаптен, Андрей и я синхронно повернулись в креслах и уставились на дверь. В комнату вошел тот же молодой человек, который недавно докладывал Гаптену о покушениях на Данилу.
Секунду он собирался с духом и выпалил:
– Данила летит в США.
– Нет, Миша, Данила не летит в США. Ты что-то путаешь… – Гаптен облегченно выдохнул, расправил плечи и повернулся к экранам. – Напугаешь тоже…
– Нет, я ничего не путаю, – тихо сказал Михаил. – У него есть и билет, и виза…
– Как?! – Гаптен открыл рот и больше не мог вымолвить ни слова.
– Он созвонился с Никитой, и они все это сделали через его знакомых. По дипломатическим каналам.
– С Никитой?.. – удивился я. – С каким Никитой?
– Ну, Никита, – Миша покрутил рукой в воздухе. – Муж Кристины. Вылет через шесть часов.
– Это конец, – тихо сказал Гаптен. Воцарилась гробовая тишина, в которой повисло надсадное, невозможное, отринутое уже нами решение – схватить Данилу и не пускать никуда. Спасти. Во что бы то ни стало спасти…
Я слышал, как бьется мое сердце: «Туффф-туф. Туффф-туф. Туффф-туф». Мой друг, мой самый близкий человек отправляется на верную смерть. И я уже даже не думаю, что этот поступок – абсолютное ребячество, что он бессмысленный, ошибочный. Я думаю только о том, что сейчас Данила еще жив – где-то ходит, что-то делает, чувствует, о чем-то думает. А пройдет шесть-семь часов – и его больше не будет. Никогда.
И как-то ужасно больно защемило в груди. Захотелось увидеть его. Просто поговорить с ним. Посмотреть ему в глаза. Сказать, что я очень его люблю, что он очень мне дорог, что я буду помнить о нем всегда… Плачу. Плачу, как дурак. Оплакиваю того, кто еще жив, здоров и невредим. Но от этого, от глупости этой ситуации, от нелепости этих слез как-то еще горестнее и больнее.