В дебрях Южной Африки, стр. 19

— Клау, клау!

Глядя со стороны, всякий подумал бы, что Черныш внезапно помешался, но ван Блоом знал, что возглас «клау» означает у бушмена «слон», и сам посмотрел в ту сторону, куда указывал Черныш. Да, с запада в степи, вырисовываясь на желтом небе, возникла темная громада, в которой, если присмотреться, угадывались очертания слона. Явственно была видна над низкими кустами его округлая спина; шевелились на ходу широкие висячие уши. С одного взгляда все поняли, что слон направляется к озеру — и почти той же тропой, по которой прошел только что носорог. Это, понятно, опрокинуло все планы охотников. С появлением могучего слона они и думать забыли о белом носороге. Едва ли могли они рассчитывать, что удастся убить зверя-исполина, но все же подобная мысль мелькнула у них в уме. Почему не попытаться?

Однако они не успели еще составить какой-либо определенный план действий, как слон уже подошел к берегу озера. Шествовал он как будто медленно, но его огромные ноги быстро отмеряли расстояние, и свой путь он совершил куда быстрее, чем можно было ждать. Охотники едва успели обменяться мыслями, когда зверь-исполин был уже в нескольких ярдах от воды. Здесь он остановился, повел хоботом в одну сторону, в другую и застыл, как будто прислушиваясь. Не слышно было никакого шума, который мог бы его смутить, — даже кобаоба притих.

Простояв так с минуту, исполин опять двинулся вперед и вступил в описанную уже ложбинку. Из лагеря он был виден теперь весь, как на ладони, хоть и находился в трехстах ярдах от зрителей. Он высился тяжелой громадой. Его туловище заполняло почти всю ширину ложбинки, а длинные желтые бивни, выдаваясь на два с лишним ярда из челюсти, изящно изгибались кверху. Это был, как шепотом пояснил Черныш, «старый бык».

До последней минуты носорог даже не подозревал о приближении слона; при огромных размерах исполина поступь его бесшумна, как у кошки. Правда, из его утробы, когда он двигался, доносилось какое-то грохотание, похожее на далекий гром, но кобаоба был тогда слишком увлечен купанием и не слышал или же не слушал звуков, недостаточно близких, а возможно, недостаточно отчетливых. Но когда внезапно огромное тело слона четким силуэтом встало между ним и солнцем и отбросило густую тень на водоем, носорог с легкостью, поразительной при его неуклюжем сложении, мгновенно вскочил на ноги. При этом раздалось нечто среднее между хрипением и свистом, а из ноздрей купальщика изверглась струя воды. Слон тоже на свой лад произвел салют, который прогремел трубным гласом и отдался эхом в скалах; затем великан застыл на своей тропе — он увидал носорога. Встреча, очевидно, явилась для обоих неожиданной; оба стояли несколько секунд неподвижно, взирая друг на друга в явном удивлении. Удивление, однако, быстро сменилось совсем другим чувством. Животные стали проявлять признаки гнева. Было видно, что не обойдется без драки. Да и как тут было мирно разойтись? Слон не мог спокойно вступить в заливчик, покуда не выйдет из воды носорог, а носорог не мог выйти, покуда слон своим огромным телом закрывал вход в ложбинку. Правда, кобаоба мог бы проскочить у слона между ног или отплыть и выйти на берег где-нибудь в сторонке; и так и этак — он очистил бы место слону. Но из всех зверей на свете носорог, быть может, самый неуступчивый. И добавим: самый, пожалуй, бесстрашный — он не боится ни человека, ни зверя, даже прославленного льва, который нередко пускается от него наутек, точно кошка. Так что старик кобаоба отнюдь не склонен был отступить перед слоном; вся его поза ясно говорила, что он не собирается ни прошмыгнуть у того под животом, ни отплыть в сторону хоть на ярд. Нет, он не отступит ни на ярд! Оставалось стоять и смотреть, как разрешится спор чести. Положение делалось все более напряженным, и люди из своего лагеря глядели не отрываясь на двух огромных «быков» — потому что кобаоба тоже был быком, и самого крупного размера, какого только достигает носорог. Несколько минут оба зверя мерили друг друга взглядом. Слон хоть и был больше ростом, хорошо знал силу своего противника. Ему случалось уже встречаться с носорогом, и он отнюдь не презирал его. Возможно, ему довелось уже разок познакомиться с прикосновением этого длинного вертелообразного нароста на носу у кобаоба. Так или иначе, слон не набросился сразу на противника, как поступил бы с какой-нибудь антилопой, которой случилось бы так вот встать на его пути. Однако терпение его иссякло. Его признанному достоинству нанесено оскорбление, его державную власть оспаривают, слон хочет искупаться и напиться — нет, он не может больше сносить дерзость носорога! С ревом, гулко отдавшимся в скалах, ринулся он вперед; потом твердо уставил свои бивни под плечи носорога, поднял его могучим рывком на воздух и сбросил в озеро. Тот нырнул и, высунув наполовину голову из воды, засопел и зафыркал, но через секунду снова был на ногах и сам повел нападение. Зрители видели, что он норовит всадить свой рог слону меж ребер, а тот старается не повернуться к нему боком. Слон опять подбросил кобаоба, и тот опять вскочил и бешено ринулся на великана-противника; так они сражались, пока вода вокруг них не побелела от пены.

Битва некоторое время шла в воде, но потом слон, решив, как видно, что это дает врагу преимущество, попятился в ложбинку и, выжидая, остановился, повернув голову к озеру. Но если он надеялся, что в такой позиции стены ложбинки дадут ему защиту, расчет его не оправдался: они были слишком низки, и его объемистые бока сильно выступали над ними. Стены только отняли у слона возможность поворачиваться и стесняли его движения. То, что дальше совершил носорог, едва ли было с его стороны рассчитанным маневром, как это показалось наблюдателям. Когда слон занял свою позицию в ложбинке, кобаоба вылез из воды на отмель и затем, сделав быстрый крутой поворот, пригнув голову чуть не к самой земле и выставив горизонтально свой длинный рог, кинулся на врага и ударил его сбоку между ребер. Зрители видели, как рог вошел в тело, а пронзительный вой слона и судорожные движения его хобота и хвоста ясно говорили, что великан получил жестокую рану. Бросив свою ложбинку, он устремился вперед и не останавливался, пока не оказался по колено в воде. Набрав полный хобот воды, он его поднял вверх и, задрав назад, стал большими струями окатывать все свое тело, а в особенности то место, куда вошел рог кобаоба. Затем он выбежал из озера и кинулся искать своего обидчика, но длиннорогого и след простыл!

Выйдя из «купальни» без урона для своего достоинства и, быть может, твердо веря, что одержал победу, кобаоба, как только нанес противнику удар, припустил вскачь и скрылся в кустах.

Глава 19. СМЕРТЬ СЛОНА

Битва между двумя огромными четвероногими длилась не больше десяти минут. Все это время охотники не делали никаких приготовлений, чтобы напасть на одного из двух бойцов, — так захватило их зрелище невиданной схватки. Только когда носорог оставил поле битвы, а слон опять вошел в воду, они снова принялись обсуждать план нападения на самого могучего из африканских зверей. Ганс взял ружье и присоединился к ним.

Слон, оглядевшись и не найдя врага, вернулся к озеру и вошел по колено в воду. Он, казалось, был в сильном возбуждении и не находил покоя. Исполин непрестанно шевелил хвостом и время от времени испускал пронзительный горестный рев, нисколько не похожий на его обычный трубный глас. Он поднимал из воды свои огромные ноги и снова шлепал ими по дну, пока взбаламученный заливчик не вскипел вокруг него пеной. Но самым странным было то, что проделывал слон своим длинным трубовидным хоботом. Он набирал в него огромное количество воды и затем, загнув его назад, выбрасывал струю на свою спину и плечи, как из огромной лейки. Снова и снова он тешил себя таким душем, хотя по всему было видно, что ему не по себе.

Все понимали: слон сейчас зол. Людям, предупреждал Черныш, чрезвычайно опасно в такую минуту попадаться ему на глаза, если под ними нет коней, чтобы вовремя ускакать. Поэтому все четверо укрылись за стволом исполинской нваны и выглядывали потихоньку — ван Блоом с одной стороны, Гендрик с другой, — наблюдая за движениями раненого слона.