Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство, стр. 23

— Может быть, ты мне просто не доверяешь, отец? Почему? Ты о своем изобретении неоднократно говорил по телевидению. Ведь оно не имеет оборонного значения?

— Как сказать… как сказать… — Иван Варфоломеевич заставил себя загадочно улыбнуться, вдруг ощупал голову руками, и это словно придало ему сил и фантазии, и он как пошёл, как пошёл описывать Серёже их будущую совместную жизнь, что получилось: ничем он больше заниматься не будет, кроме помощи майору Сержу фон Ллойду в шпионаже!

Тот смотрел на него удовлетворенно и счастливо, довольно, а может, и самодовольно, кивал головой, почти любовался им и осторожно остановил:

— Спасибо, отец, другого я от тебя и не ожидал. — Раздался телефонный звонок, Серж вскочил, снял трубку, вытянулся по стойке «очень смирно». — Слушаю, ультрашеф!.. О таком отце можно только мечтать… Все мои опасения рассеялись… Будет исполнено… Есть, ультрашеф! — Он нежно опустил трубку. — Там всё в порядке. Я могу ехать за документами?.. Что с тобой, отец? Ты чем-то недоволен?

— Ничего, ничего, ничегошеньки! — постарался весело ответить Иван Варфоломеевич. — Мне кажется, что я стал школьником. Вот сейчас в номер войдет мой дедушка Арсентий и вздует меня, как сделал однажды, когда я ему здорово наврал.

— Звони в посольство, — не улыбнувшись шутке, почти приказал Серж. — Давай кончать это дело. Я порядком-таки вымотался.

День прошёл в многочисленных, но приятных хлопотах. Серёжа был весел, шутил, старался на каждом шагу чем-нибудь угодить отцу, и к вечеру Иван Варфоломеевич вроде бы и забыл, что имеет дело не только с родным единственным сыном, но и с агентом вражеской разведки, отбывающим в Советский Союз (под новой кличкой Сынок, чего отец и вовсе не знал).

Зато Иван Варфоломеевич уже примерно знал, вернее, предчувствовал, как изменится его одинокая жизнь и как легко, радостно будет ему работаться. И вполне возможно, что сын станет свидетелем его научного триумфа!

Но во сне он увидел дедушку Арсентия, который нещадно лупил его толстущей палкой и возмущенно приговаривал:

— Не шпионь! Не шпионь! Не шпионь!

Глава под номером ПЯТЬ и под названием

«Шефчик Робертина, бывший Робка-Пробка, организует банду,

или

Прибор «Чадомер» даёт показания сомнительной точности»

Илларион Венедиктович и Федька давным-давно сидели на стуликах перед столиком под полосатым полотняным тентом и молчали, думая каждый о своем.

Мальчишке всё равно было делать нечего, да он ещё немножечко надеялся и на угощение, а его собеседник словно забыл обо всём на свете, в том числе и о мороженом.

И Федька, сколько ни напрягал свою мозговую деятельность, никак не мог сообразить, чем же он это так воздействовал на странного старичка. Непонятно было: или тот чего-то испугался, или рассердился, или всё-таки собирался в милицию.

Чтобы напомнить о себе, Федька несколько раз натужно кашлянул, один раз даже с хрипом, но старичок продолжал сидеть неподвижно и прямо, ну будто бы неживой, глядя куда-то в сторону. А мальчишка не зря напрягал свою мозговую деятельность: вспомнилось ему, что ведь совсем недавно странный старичок говорил ему о каком-то огромном горе, и что он, Федька, может ему помочь.

— А почему горе-то огромное? — обрадованно спросил мальчишка. — Надо, так помогу. Мне всё одно делать нечего.

Только тут Илларион Венедиктович пошевелил плечами, словно поёжился от озноба, взглянул на своего скучающего собеседничка и, будто не узнав его, опять отвернулся, но сразу же снова посмотрел на него, проговорил:

— Да, да, горе большое, огромное, не укладывающееся в сознании. А вот в том, что ты можешь помочь мне, я после раздумий стал оч-чень сомневаться… В котором классе Робертина-то ваш?

— Еле-еле в четвёртый перетащили. Да и то из-за деда. А мы все — младше, — с откровенной жалобой в голосе сообщил Федька, — потому он нами и командует спокойненько. И лупит всех почем зря, особенно меня, конечно. Я-то среди них самый плюгавый, как Робертина говорит.

— И когда ваша банда начнет действовать?

— Шеф сказал: по первому его сигналу.

— Да какой он шеф?! — сердито чуть ли не крикнул странный старичок. — Шефчик он, вот кто! — И опять надолго замолчал.

— Домой мне пора, — неуверенно произнес Федька. — А то сидим, сидим… А стулик-то ведь не мягкий.

— Не сочиняй, — услышал он в ответ сердитый голос. — Делать тебе абсолютно нечего. А мне требуется подумать. Посему изволь сидеть и не мешать мне. Робертина твой — действительно внук генерала или привирает?

— А чего ему привирать? — восторженно и гордо воскликнул Федька. — Сам он, конечно, на генерала не похож, маленький ещё, но-о-о… классный парень! Нами-то командует уж точно, как генерал. Дерётся, правда, многовато. Чуть что и — получай. И не пикни, а то ещё получишь.

— Так вам, бандитикам, и надо. Хотя я и не надеюсь, что у тебя, Фёдор, хватит соображения понять меня, однако попробую… — неторопливо и непонятно говорил странный старичок, и Федька добросовестно, всеми силами старался вслушиваться в каждое его слово. — Представляешь ситуацию: дед твоего Робки-Пробки, то есть ещё и Робертины, — мой большой друг. Боевой друг. И что, по-твоему, будет, когда я сообщу ему, что внук у него собирается стать бандитом?

Продолговатые, чуть раскосые глаза Федьки округлели от ужаса. Он пробормотал:

— Не знаю… откуда мне знать?.. Попадёт… А у меня зажигалки не будет!

— Далась тебе эта зажигалка! — совсем рассердился странный старичок. — Я тебе повторяю: как мне такую новость сообщить старому другу? Я же не имею права скрывать правду о его единственном внуке! Об этой пробке! Вот объясни мне, перед тем как расстанемся, неужели ты, Фёдор, сам, лично, своими собственными мозгами не соображаешь, что ваша затея с организацией банды — одно сплошнейшее безобразие! Чушь обыкновенная! Ведь бандиты — враги нашего общества!.. Чего молчишь?

— А чего говорить? — обиженно отозвался Федька. — Никакие мы не враги.

— А если вы собираетесь людей грабить?

— Да не людей мы грабить будем, а жуликов всяких.

И как это вы определите, жулик перед вами или нет?

— Шеф сказал, что сведения будет иметь.

— Эх, Фёдор, Фёдор! — с большим укором произнес странный старичок. — Каша у тебя в голове…

Федька исчез. Он исчез столь внезапно и мгновенно, что Илларион Венедиктович подумал, что мальчишка зачем-то спрятался под столик, заглянул туда — никого, оглянулся вокруг — нету Федьки. Будто его наисильнейшим порывом ветра унесло…

А собственно, для чего ему он, Федька этот? Всё, что требуется, он выболтал. Осталось только рассказать бедному Гордеюшке о шефчике Робертине… Но если он сейчас бросит мальчишку, тогда зачем проводить редчайший биолого-психолого-педагогический эксперимент — возвращаться в детство? Если он не выдержал, не сумел найти подлинные душевные контакты уже с двумя мальчишками, то где гарантия, что у него это получится с другими? И совершенно мальчишеская мысль пришла в его седую голову: вернувшись в детство, надо отлупить всех этих бандитиков, и особенно их шефчика! Илларион Венедиктович так живо представил, как он, десятилетний Лапа, лупит этих современных негодяйчиков типа Робки-Пробки, что повеселел, ему даже захотелось отпраздновать свою победу — полакомиться мороженым, он даже приподнялся, чтобы идти за ним…

Федька сидел напротив как ни в чём не бывало. Илларион Венедиктович вернулся, так сказать, из детства в старость, снова присел на стулик, спросил по возможности равнодушно, во всяком случае незаинтересованно будто бы:

— Куда это ты исчезал?

И Федька опять поразился его недогадливости. Он и с сожалением, но в то же время с уважением спросил:

— Почему вы ничего не понимаете?

— А чего тут понимать-то? Вот сидел передо мной человек, это ты, Фёдор, я с тобой разговаривал самым серьёзным образом, а ты вдруг исчез, испарился, улетучился.