Год Дракона, стр. 64
Он пошел назад, к патрульному автомобилю. Снова рявкнув – коротко-предупредительно – сиреной, сверкающе-новый полицейский «Мерседес», включив весь комплект проблесковых маячков, выехал на полосу движения, объехал Елену и, подождав, когда она выедет следом, плавно тронулся, не спеша набирая скорость.
То и дело озабоченно поглядывая в зеркало заднего вида, словно проверяя, не потерялась ли Елена, полицейский пробурчал, ни к кому не обращаясь:
– Что ж он, бабе-то своей нормальную тачку купить не может, что ли?
– Кто? – спросил напарник, молодой парень, такой же здоровый и румяный, как сам вахмистр, так что их легко можно было принять за папочку с сыночком.
– Кто-кто. Дракон, кто!
– Че-о-о-о-о?!? – завопил напарник. Подпрыгнув на сиденье, он вывернул шею чуть не на сто восемьдесят градусов, пытаясь разглядеть Елену в едущем сзади «пыжике»: – Это как же? Че, в натуре, его это баба?!
– А ты сядь, сядь, – пробурчал опять старшой. – Не нашего ума дело.
– Ну, блин, че творится! Я думал... А красивая хоть?!
– Цыц, щенок! Нам с тобой таких принцессочек только в кино показывают, чтоб колом стояло, не падало. Эх, чудны дела твои, Господи!
ПРАГА. ИЮЛЬ
Ночью Елена не спала. По-настоящему не спала. Сначала всплакнула, – как она сама это называла, развела сырость на подушке, потом вертелась, пробовала читать, и, наконец, решила отполировать свое выдающееся состояние духа абсентом. И уже почти преуспела, но вспомнила, что вставать-то – в половине шестого.
Утром она долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале. И, как ни странно, осталась вполне довольна. Конечно, не Марта, думала Елена, и старше лет на десять, и, э-э-э, форм-фактор не совсем голливудский, но все на месте, вот только пиллинг не помешал бы, все-таки не девочка. Ну, погоди у меня, усмехнулась Елена, мы еще посмотрим, кто кого когда и где... Она долго рисовала лицо и перебирала гардероб. Это ее всегда успокаивало.
А Майзель расколол ее прямо с порога. После обычных утренних колкостей вдруг сказал:
– Вероятно, настало время мне заткнуться и выслушать вас. Ныряйте, пани Елена, тут неглубоко.
Она замолчала на полуслове и собралась уже было ответить очередной дерзостью, но передумала. Наверное, знает уже, скотина такая, подумала Елена. Плечи у нее опустились:
– Я вчера пообщалась с вашей девушкой для интимных встреч. Где вы находите таких людей, пан Данек? Откройте секрет.
– Нет никакого секрета, – он покачал головой, улыбнулся. – Все люди ходят по этой самой земле, пани Елена. Нужно просто научиться сдувать с них мусор.
– Но это же и есть самое трудное.
– Не знаю. Возможно. Даже наверняка. Но у меня получается. Идите в душ.
– Что?!
– Горячий, потом контрастный, потом опять горячий душ. Минут пятнадцать, в общей сложности. Туда, пожалуйста, – он опять нажал какую-то кнопку, и в стене образовался проем.
– Пан Данек...
– Разговорчики, – Майзель так на нее посмотрел, что Елена невольно сделала шаг в указанном направлении. И страшно разозлилась на себя за это. – Халат на батарее. И не вздумайте со мной спорить, а то я разгневаюсь.
Она пробыла в душе не четверть часа, а минут, наверное, сорок. Когда Елена вышла в кабинет, Майзель стоял у окна, глубоко засунув руки в карманы брюк и раскачиваясь медленно с пяток на носки. Услышав ее шаги, он обернулся:
– Отлично. А теперь – сюда, – он опять нажал кнопку на своем чудо-брелке.
Там должно быть минимум сто кнопок, как они там умещаются, как это вообще все крутится, с раздражением подумала Елена. Она увидела, как центральная часть дивана поднимается и превращается в кушетку для массажа.
– Пан Данек, это, наконец...
– Разговорчики. Ложитесь и не забудьте расстегнуть халат.
– А если...
– Не думаю, что третья мировая война начнется именно сейчас.
– Не смешно.
– И не надо.
– Вы чего-нибудь не умеете?!
– Многого. К сожалению.
Она легла на кушетку, Майзель скинул свой плащ-пиджак, подошел, одним движением сдернул с нее халат и тут же накрыл большим, пушистым, удивительно нежным полотенцем, достал откуда-то флакончик массажного масла, вылил себе на руки и немного Елене на спину и начал ее разминать.
– Ну-ка, расслабьтесь, – проворчал он. – Я вас не съем.
Лучше бы ты меня съел, подумала Елена. Тогда бы все сразу кончилось. Но промолчала. Он, кажется, правильно это понял и тоже промолчал, – только вздохнул.
Елена на самом деле очень быстро расслабилась и поплыла. И ее развезло так, как никогда не развозило от массажа и даже от занятий любовью – нечасто. Такие у него были руки.
– Ну, как? Чуточку полегче? – спросил он, улыбаясь, и вытирая ладони салфеткой.
– Это восхитительно. Спасибо, – прошептала Елена, все еще лежа с закрытыми глазами и не желая шевелиться, боясь растерять хотя бы капельку волшебного тепла и дрожащей радости в каждой клеточке своего тела.
Он присел на диван прямо перед ее лицом, опять улыбнулся:
– Расскажите мне, пани Елена.
– Что?
– О себе.
– А вы чего-нибудь обо мне не знаете?
– Я ничего не знаю о вас. Это вы знаете обо мне уже практически все. Мне известны лишь факты вашей жизни. Конечно, я читал вас, но это так опосредованно. Кто ваши подруги, друзья?
– Мужчины, – закончила она его фразу.
– Это как раз меня не интересует, – он отрицательно качнул головой.
– Ну, отчего же. Это ведь тоже обо мне.
– Нет. Это не о вас. Это о них. Они мне неинтересны. Если нужно, я их просто вытру, чтобы они не мешали мне разговаривать с вами.
Вот о чем она говорила, поняла Елена. Все мужчины всегда чем-нибудь обижают женщин, а он просто не может это перенести. И реагирует так, как только и может реагировать персонаж его масштаба, – просто вытирает, как след от кофейной чашки на столе. А сам-то?!? Господи, да что же это такое?!
– Мне совестно, честное слово. У вас столько дел, а вы возитесь со мной уже часа два, не меньше.
– Я все успею, дорогая. Не волнуйтесь. Послезавтра мы вылетаем в Намболу, так что вы нужны мне в полной боевой готовности.
– Ах, так вот оно что!
– Нет, пожалуйста. Я не хочу с вами сегодня говорить о делах. Я вообще не хочу говорить. Я хочу слушать.
То ли он окончательно загипнотизировал ее всем этим, – вниманием, массажем, тихим низким голосом, – то ли по какой-то другой причине, объяснить которую Елена была не в состоянии, хоть убей, но она подчинилась. И, по-прежнему лежа и ощущая умиротворяющее тепло во всем теле, стала рассказывать ему о журнале, о главном редакторе и старинном друге и ученике ее отца Ботеже, о Полине, о Бьянке, которая, будучи глупой болтушкой и болтливой глупышкой, впрочем, премиленькой, умудрялась сверстывать на компьютере несверстываемые в принципе блоки материалов, о том, что она перестала понимать, что творится вокруг нее и с ней, особенно с тех пор, как она узнала его, о том, что она чудовищно устала, что ей хочется просто поваляться на песке у теплого моря и ни о чем, ни о ком не думать, – только о песке и о море... А он слушал ее, улыбался, кивал, где нужно – вздыхал и соглашался, где нужно – хмурился и качал головой или грозно прищуривался. Елена вдруг умолкла и подозрительно посмотрела на Майзеля:
– Вы это подстроили, не так ли?
– О чем это вы?!
– Марта. Массаж. Это.
– Вы слишком высокого мнения о моих талантах провокатора, пани Елена. Вы мне просто ужасно нравитесь.
– Что?!
– Извините. Что выросло, то выросло. Я должен был это сказать.
– Вы... Вы все-таки пытаетесь меня клеить, да?! Я, кажется, вас предупреждала!
– Я вас не клею, пани Елена, – мягко сказал Майзель. – Я даже не ухаживаю за вами, если вы об этом. Я просто даю вам понять, что вы мне ужасно нравитесь. Что я дорожу вашим мнением – и вами вообще. Что вы удивительная женщина, что мне с вами хорошо и интересно, а без вас – пусто и скучно. Что мне приятно доставлять вам удовольствие и видеть, как вы радуетесь и оживаете. И трогать мне вас приятно, я это тоже вовсе не собираюсь от вас скрывать. И я торжественно обещаю вам, что после Намболы – не сразу, может быть, на следующей неделе, но я обязательно отвезу вас в Словению, в Порторож, попрошу Александра сдать нам с вами его летнюю виллу и устрою вам дней десять настоящего курорта, которого у вас в жизни никогда не было – солевые ванны, грязь, море, массаж, минеральный комплекс.