Я вернусь через тысячу лет, стр. 8
Он умолкает на минуту, потом добавляет:
– Но я ни о чем не жалею, Сандро! Зачем тосковать об ушедшей любви? Придет новая! И будет не хуже. Новая любовь – всегда лучше прежней.
Легко ему жить, если он так думает!
А я вот, чудак, тоскую... Или я как-то не так устроен? Не зря же Лина называла меня “минористой личностью”! Ей было ничуть не лучше, чем мне. А смеялась она в десять раз больше...
Али резко поднимается с поваленной сосны и произносит:
– Пойдем березу валить. А то не успеем.
Я тоже поднимаюсь, кладу руку ему на плечо. Хочется сказать что-то очень ласковое, очень дружеское. Но говорю совсем другое:
– Куртку отрегулируй, Али. Она у тебя слишком сильно греет. Поэтому быстро устаешь.
– Холодно будет! – возражает Али.
– Когда хорошо работаешь – не бывает холодно.
Мои последние слова заглушает визг электроклина. И сейчас же раздается оглушительный треск падающего дерева. Это Женька Верхов свалил березу.
А мы свою еще и не выбрали...
5. Бирута
Музыка льется в зал сверху, из-под потолка, вместе со светом. Мы танцуем модный плавный танец “кондо”. Мы танцуем его с Бирутой, прижавшись друг к другу. Мои руки лежат на ее плечах, а ее руки на моих. Плечи у нее мягкие и какие-то очень робкие. А руки – нежные, с длинными тонкими пальцами. Я даже не знаю, как можно такими пальцами валить деревья. А ведь Бируте, как и всем в “Малахите”, приходится учиться этому.
Мы с Бирутой смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, и мне хорошо и отчего-то тревожно, и кажется, будто никого больше рядом нет, будто мы вдвоем в этом зале, и хочется, чтобы плавный “кондо” никогда не кончался.
Мы впервые танцуем с Бирутой. До сих пор мы только вместе работали, вместе учились управлять лесодорожной и горнодорожной машинами. Да еще на лыжах вместе бегали, и я учил Бируту съезжать с гор. Она пока что неважно ходит на лыжах. У них, в Прибалтике, дождливые зимы и трудно научиться. Не то что у нас, на Урале, где зима как зима.
А сегодня, на вечере, Бирута сама пригласила меня на первый танец.
И мне радостно, оттого что она сделала это сама. И тревожно, потому что боюсь какой-нибудь нечаянной неловкостью оттолкнуть ее. У меня, к сожалению, есть такая нелепая способность...
Бирута – высокая и тонкая. Почти такая же высокая, как я. Чуть-чуть ниже. И волосы у нее такие же светлые, как у меня. И даже веснушки на носу. Только у меня веснушки крупные, а у нее – меленькие, крошечные. Очень симпатичные веснушки.
В общем, мы с Бирутой похожи, хотя глаза у нее и не серые, как у меня, а голубые – большие, удивленные. Почти все время удивленные глаза, В “Малахите” кое-кто даже считал нас вначале братом и сестрой. Мы только переглядывались, когда нас спрашивали об этом. Почему-то мне тогда уже было приятно, что мы так похожи.
А сейчас мы танцуем и слушаем песню, которая пришла на Землю из космоса, которую написали в полете астронавты корабля “Неман”, вернувшиеся этой зимой на Родину.
Эту песню поют сейчас по всей Земле. И по всей Земле говорят о вернувшемся “Немане” и о тех планетах, которые открыли астронавты.
Их деды ушли с Земли намного позже “Урала” и улетели в другую сторону Галактического кольца. Эта экспедиция открыла немало планет, и на трех из них есть жизнь, но разумной жизни нет ни на одной. Когда-то, наверно, она возникнет на небольшой планете Чара, возле остывающей красноватой звезды 145-БЗ. Но до этого еще далеко. До этого миллионы лет. И еще не решено, стоит ли землянам осваивать эту планету, потому что ее небольшое солнце намного, неизмеримо старше нашего. Вот уже третья дальняя звездная экспедиция возвращается на Землю. А другие высокие цивилизации так и не найдены. И вообще человек или другие разумные существа не найдены пока нигде, кроме Риты. И потому сейчас, после возвращения “Немана”, снова вспоминают, снова говорят о подвиге астронавтов “Урала”, которые принесли родной планете самое значительное космическое открытие за всю ее историю. И снова на экранах телевизоров, на страницах журналов вместе с незнакомыми еще лицами астронавтов “Немана” появляются давно знакомые лица “уральцев”.
И нет среди них лишь Михаила Тушина, главного героя моего детства, человека, который больше всех других рассказал землянам о далекой Рите. Замороженный, бесчувственный, он летит сейчас где-то в безднах пространства к зеленой, красивой планете, которую открыли его родители, к планете, тайну которой предстоит разгадать ему самому.
Они, конечно, летали не к Андромеде, авторы этой песни, астронавты “Немана”. Это пока фантастика – полет к Андромеде. На субсветовой скорости туда не скоро доберешься. А кораблей со сверхсветовой скоростью пока нет. И неизвестно – будут ли. И неизвестно, отыщутся ли на Земле астронавты, которые могли бы выдержать нагрузку при разгоне такого корабля. Человек, возможно, еще не готов к ней. Человек сейчас сильнее, крепче и выше, чем когда-либо за всю свою историю. Самые высокие и сильные люди начала космической эры легко затерялись бы в сегодняшней толпе. Никто не обратил бы на них внимания, потому что сейчас – почти все такие. Но выдержит ли сегодняшний человек разгон до сверхсветовой скорости – еще неизвестно.
В конце концов, человек должен это выдержать. Иначе зачем было бы природе и создавать его? Но вот когда выдержит? И какой ценой?
Было время, когда человек так же не знал, сумеет ли он перешагнуть барьер скорости звука. Многим казалось – не сумеет.
В моем родном городе есть громадный сквер. Его не раз хотели застроить домами, но, к счастью, так и не застроили. Триста с лишним лет назад на месте этого сквера было поле. Просторное, очень далекое от города поле. И на нем был аэродром. Вначале – испытательный.