Эфирное время, стр. 73
– Она живет с человеком, который годится ей в отцы. Ему пятьдесят шесть, а ей всего лишь двадцать. Он крупный чиновник, очень состоятельный и влиятельный..
– Значит, Варя вышла замуж за пожилого состоятельного чиновника? – задумчиво спросил Илья Никитич. – Возможно, для нее это неплохой вариант.
– Илья, ты не понял. Она не замужем за этим человеком. Они просто живут вместе.
– А в институт она поступила?
– Илюша, я ведь только что сказала, что встретила ее в Университете искусств, ты же знаешь, меня туда каждый год приглашают читать курс лекций по художникам-символистам. Варя учится на втором курсе.
– Ну да, конечно. Но насколько я знаю, там обучение платное, и очень дорогое. Кто же платит за Варю?
– Ее сожитель. Фу, какое гадкое слово, – Лидия Николаевна поморщилась, как от кислого. – Но иначе не скажешь. Любовник звучит еще гаже. Впрочем, если он оплачивает обучение, значит, относится к девочке серьезно, любит ее и обязательно женится, как порядочный человек.
– А он порядочный человек?
– Говорят, да. Кстати, ты, возможно, слышал о нем. Мальцев Дмитрий Владимирович, заместитель министра финансов, довольно известная фигура. Мне сказали, он много делает для Университета, хлопочет в мэрии, в Министерстве культуры, нашел спонсоров в Германии и в Америке. Вообще, отзывы о нем самые положительные. Говорят, он неплохо образован.
– Кто говорит?
– Илья, что за ужасная манера – задавать вопрос, заранее зная, что ответ на него тебе совершенно не интересен? – нахмурилась Лидия Николаевна.
– Почему же? Мне очень интересно, от кого ты успела столько узнать о заместителе министра финансов господине Мальцеве.
– От библиотекаря университета Екатерины Борисовны.
– Он что, пользуется университетской библиотекой? – усмехнулся Илья Никитич.
– Ты зря смеешься, Илюша. Редко, но пользуется. Заместитель министра интересуется историей, точнее, историей обрусевшей французской знати, которую приютила Екатерина Вторая во время французской революции.
– Он что, пытается выяснить свое родословное древо? Хочет стать членом дворянского собрания? Это сейчас модно, объявлять себя потомственным князем или, на худой конец, графом.
– Да, Илюша, ты угадал, – улыбнулась Лидия Николаевна, – возможно, нашу Вареньку Богданову ждет большое будущее. Ей предстоит стать не просто женой богатого чиновника Мальцева, но графиней. Ее будущий муж попросил найти для него все, что есть о роде графов Порье.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Красавченко исчез, испарился, как будто был привидением. Лиза не сомневалась, что он появится в Москве, очень скоро, сразу, как только она вернется. И телефон, и адрес ему наверняка известны. Однако усилием воли она заставила себя успокоиться хотя бы на время. Если без конца думать, гадать, она ли на этих снимках, что надо шантажисту и как разумней поступить в такой ситуации, то можно просто свихнуться.
За день до отлета позвонил муж, уточнил номер рейса. И буквально через пять минут позвонил Юра, задал тот же вопрос
– Мы же договорились, я приеду к тебе через два дня.
– Я устал ждать. Не бойся, я просто постою в сторонке. Я знаю, раньше, чем через неделю, ты не сумеешь ко мне выбраться, – сказал он печально, – я дни считаю, жить без тебя не могу.
– Прости меня. Но лучше не надо приезжать в аэропорт. Мы ведь уже обсуждали это.
– Я тебя чем-то обидел?
– Да Бог с тобой, Юраша. Просто устала.
– Ты всегда говоришь, что устала, когда не хочешь меня видеть.
«Ну вот, – обреченно подумала Лиза, – мы опять выясняем отношения».
– Скажи мне что-нибудь хорошее, – попросил он.
– Я соскучилась, – произнесла она равнодушно. Хотя это было правдой. Она действительно скучала по нему.
– Лизонька, что с тобой? У тебя здесь какие-то неприятности?
– Да.
– Ну, хотя бы в двух словах объясни, что случилось?
– Меня шантажируют, – она почувствовала, что сейчас заплачет.
Это связано с нами?
– Я не могу по телефону. Я только прощу тебя, не приезжай в аэропорт.
– Если шантаж связан с нами, то все просто. Ты наконец примешь решение, тебе не надо будет больше ничего скрывать.
«Господи, опять он о том же. У него никогда не было нормальной семьи, и он не знает, что это такое – разрушить то, что создавалось годами».
– Юраша, мы не будем обсуждать это по телефону. Вспомни, сколько стоит минута разговора с Монреалем.
– Не волнуйся, я не разорюсь. А обсуждать нам нечего. Мы уже сто раз об этом говорили. Ты знаешь, я хочу только одного, чтобы ты жила со мной. С детьми, без детей, не важно. В конце концов, Витя совершенно взрослый человек, у него своя жизнь. А Надюшу мы возьмем к себе. Она не младенец, поймет.
«В том-то все и дело, что тебе не важно, жить с детьми или без них. Дети ведь не твои...»
– Я это говорю не к тому, чтобы давить на тебя, торопить. Ты знаешь, я буду ждать сколько угодно и готов к любому твоему решению. Просто я вижу, как тебе тяжело.
«Если бы ты не был таким хорошим, мне было бы значительно легче».
– Юраша, я обещаю, через два дня после моего возвращения мы увидимся. Я приеду к тебе, как всегда, сразу после ночного эфира.
«Совру что-нибудь, и все будет окей. Главное, врать достоверней, и при этом честно глядеть в глаза Мише и детям».
Надо сказать, что это предстоящее вранье пугало ее значительно больше, чем пластмассовый дохлый Красавченко со всем его открыточным шантажом. Положив трубку, она несколько минут стояла, тупо глядя на башни собора Святой Екатерины. Ей вдруг пришло в голову, что вся эта история с Красавченко не так уж и серьезна. Ничего смертельного. Дерьмо воняет, но можно заткнуть нос. Грязь пачкает, однако для борьбы с ней существуют всякие гигиенические средства. Но главное, никому ведь от этого не больно. Противно до тошноты, однако не больно. Можно просчитать, перехитрить, прокрутить умную комбинацию. А вот в сфере реальных чувств надо делать реальный выбор, резать по живому. Никого не перехитришь, ничего не просчитаешь.
Лиза достала чемодан, стала складывать вещи, подумала, что слишком мало купила подарков детям и мужу. А Юре вообще ничего. Времени на магазины уже не будет, придется покупать все при пересадке во Франкфуртском аэропорту, в два паза дороже. Между прочим, себе вообще никакого подарочка не сделала. А зря. Себя надо любить и уважать, баловать иногда всякими бесполезными приятными сюрпризами.
На полке, где лежало ее нижнее белье, она обнаружила один из поляроидных снимков, тех, что были сделаны в порноквартале.
– Сюрприз, – пробормотала она весело, – Елизавета Беляева на фоне представителей сексуальных меньшинств. И, разумеется, открыточку сунули не куда-нибудь, а именно в нижнее белье. Так пикантней.
Спокойно вглядевшись, она заметила, что на лице ее не просто испуг, а брезгливая паника. Такое лицо бывает у человека, случайно наступившего босой ногой в навозную кучу. Какое, к черту, возбуждение? Пластмассовые куклы красавченки, при всем их коварстве, не могут просчитывать самых обычных человеческих реакций. Они понимают, что такое страх, однако не имеют представления о брезгливости. Любой нормальный человек тут же заметит подвох. Телеведущая Беляева не испытывает в порноквартале ни восторга, ни плотоядного возбуждения.
Впрочем, так ли это важно, кто что заметит и подумает? Если снимки будут обнародованы, каждый увидит в них то, что пожелает увидеть.
«Ну ладно, порноквартал – это не так страшно. А остальное?»
Об остальном она запретила себе думать до возвращения в Москву. Оставшийся день пролетел незаметно. Заключительное заседание, торжественное закрытие конференции, банкет.
Она постоянно ловила себя на том, что тревожно озирается, косится в сторону, как испуганная лошадь. Это заметила и американка Керри.
– По-моему, ваш Красафченкофф исчез, – сообщила она, усаживаясь рядом с Лизой на торжественном банкете в гостиничном ресторане, – я это вижу по вашему лицу. Вы стали спокойней и уверенней. Я должна извиниться.