Кровь нерожденных, стр. 51

– Много у Доктора народу?

– Не знаю. Авторитет он не крупный, середнячок. Но отморозок. Его все боятся.

– Что у него, кроме ресторана?

– Ну, вроде пара магазинов и это, поликлиника или центр оздоровительный. Называется «Никифоров», что ли.

– Никифоров – чья фамилия?

– А хрен знает. Только не Доктора. Доктор чечен вроде.

– Вот и умница, – Света облегченно вздохнула, – теперь тебе остается только помалкивать о нашей встрече. Иначе сама понимаешь. На, кури.

Света кинула на кровать нераспечатанную пачку «Винстона».

– Или ты травку предпочитаешь? Извини, чего нет, того нет. Прощай, детка. Трахайся со своими быками, хрупкая ты моя Европа.

Она скользнула за дверь, потом бесшумно, как кошка, выпрыгнула из коридорного окна на улицу, и через несколько минут ее машина уже выезжала из Брайтона.

А Катя, прежде чем закурить, долго хлопала глазами: про быков она поняла, а про Европу – нет. При чем здесь Европа?

У Арсюши болело все тело. Костолом и Спелый здорово избили его – просто для собственного удовольствия.

«Зачем, зачем Ленка согласилась приехать? – думал он с тоской. – Они все равно убьют и меня, и ее».

– Кстати, пушку для кого покупал? – Костолом разлегся на матраце и старательно ковырял в зубах обломком спички.

– Для Пабло, – спокойно ответил Арсюша.

Пабло, пуэрториканец, был единственным в этой хибаре соседом Арсюши. Он ни слова не говорил по-русски, к тому же сегодня утром отправился на заработки в Вирджинию. Теперь никаких других жильцов, кроме самого Арсюши и его рыжего котенка Оси, в доме не было. Но и Ося убежал с утра по своим кошачьим делам.

Прошло минут двадцать.

– Мне надо в сортир, – сообщил Арсюша.

– Терпи! – рявкнул задремавший было Костолом.

– Не могу. Не могу терпеть.

– Ладно, – смилостивился Костолом. – Слышь, Спелый, проводи его.

Удобства Арсюшиного жилья сводились к крошечной комнатке с унитазом и ржавым, подтекающим душем. Принесенные Леной яркие бутылочки с моющими средствами выглядели здесь как дорогие украшения.

– Может, руки мне развяжешь? – усмехнулся Арсюша. – Или сам с меня штаны снимать будешь, а потом подотрешь?

– Ладно, хрен с тобой, – буркнул Спелый, – только дверь не запирай.

– Что, полюбоваться хочешь? Интересно тебе? – Арсюша потер припухшие запястья и быстро закрылся на задвижку.

Оглядев набор гигиенических средств, он обнаружил баллончик, на котором было написано: «Эффективное средство для уничтожения домашних насекомых. При попадании в глаза и на кожу срочно обращайтесь к врачу!»

Подождав несколько минут, он спустил воду, приподнял ворот майки, закрыв рот и нос, и стал дергать дверь, запертую изнутри на задвижку.

– Эй, Спелый, – позвал он, – ты что, снаружи меня запер? Выйти не могу!

Дверь открывалась внутрь. В тот момент, когда Спелый толкнул ее, Арсений щелкнул задвижкой и пальнул в глаза бандиту струей тараканьего яда.

Спелый дико заорал, схватился за лицо и рухнул, врезавшись головой в кафельную стену. Арсюша успел поймать на лету падающий прямо в унитаз пистолет. Стараясь дышать ртом сквозь зажатый в зубах ворот майки, он подтолкнул торчавшие поперек коридора ноги бандита, запер дверь туалета снаружи – и тут почувствовал холодок дула, упершегося в затылок.

– Брось пушку, падаль! – услышал он голос Костолома. – Сразу тебя не убью, суку твою вместе дождемся. Пошел!

Он втолкнул Арсюшу в комнату. Судьбой затихшего, запертого в сортире Спелого Костолом даже не поинтересовался, просто вырвал из рук Арсюши баллончик и бросил на пол, затем, держа пистолет у Арсюшиной груди, свободной рукой вытащил из кармана наручники.

– Эх, – вздохнул он с сожалением, – не хотел на тебя тратить, – он покрутил наручники на пальце, – трофейные они. В хорошей разборке мне достались. Но учти: одноразовые. Надеть можно, снять нельзя. Защелкиваются автоматически, а ключа нет. Так и подохнешь в них. Н у, давай руки-то.

Арсюша не шелохнулся.

– Руки, говорю! – Слегка размахнувшись, он врезал Арсюше ребром ладони в кадык.

Дыхание перехватило. Ловя ртом воздух, Арсений протянул руки, и через секунду на них защелкнулись одноразовые наручники.

Лена решила, что быстрее доберется сабвеем – в этот час Нью-Йорк был в вечерних автомобильных пробках, на такси можно было ехать до ночи. За это время они могут потерять терпение и убить Арсюшу. Им нужна она. Они могли просто прикончить его, ведь он наверняка пытался выяснить, кто они. Да, они могли бы прикончить Арсюшу, потом заявиться ночью, пристрелить ее и Стивена. Что им стоит?

Но им надо сначала что-то выяснить у нее. Может, кто убил их человека? Вряд ли они могут представить, что это сделала она, Лена. Они поняли – ее кто-то охраняет. Им надо знать кто.

Что ж, значит, сразу в нее не выстрелят. Сначала зададут вопрос. Это шанс... Интересно, сколько их там? Где они ее схватят – по дороге или в доме?

Она летела сквозь неторопливую брайтонскую толпу. Свернув в переулок, щелкнула в кармане предохранителем.

Заплеванная лестница. Кошачий визг в полумраке.

«Все. Не беги!» – приказала себе Лена. Войти надо было бесшумно.

Из Арсюшиной комнаты раздавалась песенка группы «Комбинация» про «два кусочека колбаски».

Осторожно приоткрыв дверь, Лена увидела сидевшего на матраце спиной к ней квадратного амбала с бычьей шеей и подбритым затылком. Арсюша стоял напротив, прижавшись к стене. Руки его были скованы наручниками, рот заклеен куском пластыря.

«Ты рассказывал мне сказки, да только я не верила тебе...» – пел старенький Арсюшин кассетник.

Костолому стало скучно в тишине. Проглядев Арсюшину фонотеку, где, кроме Вертинского, Галича и самого Арсюши, были только Моцарт и Вивальди, Костолом сплюнул с досадой. Однако, пошарив в своих бесчисленных карманах, он обнаружил недавно купленную кассету группы «Комбинация». Ее и поставил на всю мощность хилого магнитофона «Электроника». Потому и не услышал Костолом ни шагов на лестнице, ни легкого скрипа двери.

Выстрела он тоже не услышал. Он упал к ногам опешившего Арсюши и ткнулся квадратной головой ему в колени. Какое-то время для него еще звучали развеселые девичьи голоса, но звук их развалился на куски. Стало тихо.

Глава двадцать четвертая

Ранним утром на маленькой станции Камыши, в девяноста километрах от Москвы, из электрички вышел человек. Сыпал мелкий, колючий снег. Человек застегнул «молнию» теплой пуховой куртки, натянул на уши спортивную шапочку и зашагал по слякотной тропинке в сторону деревни.

Вряд ли в этом небритом, осунувшемся человеке с рюкзаком за плечами кто-нибудь мог узнать рекламного красавца, преуспевающего бизнесмена, владельца небольшой, но процветающей посреднической фирмы «Пульс» Анатолия Владимировича Вейса.

– Скажите, – обратился он к встречной старушке, – в деревне кто-нибудь сдает комнату или пристройку?

– Ох, сыночек, – вздохнула старушка, – от деревни-то ничего не осталось. Две с половиной бабки, да дедок на лавке. А ты на лето, что ли, договориться хочешь?

– Нет. На сейчас. Недельки на две.

– Что же за надобность у тебя?

– Отдохнуть хочу. Воздух у вас чистый, тишина.

– И сколько платить будешь?

– Сколько скажут, столько и заплачу.

– А, ладно, – махнула рукой старушка, – взять тебя к себе, что ли? Человек ты, вижу, культурный, смирный, непьющий. Или как?

– Непьющий, – кивнул Вейс, – и смирный.

– Вот и славно. Дровишек мне заодно наколешь. Я ведь одна живу, старик мой два года как помер. Внучат на лето привозят. Как звать-то тебя?

– Анатолий.

– А я – Полина Сергеевна. Можно просто тетя Поля.

Старушка привела его в чистую, добротную избу в самом центре деревни.

– Дом большой, а теплых комнат всего две, – объяснила она, – вот во второй и живи.

Комнатка оказалась удивительно нарядной – цветные половички, белоснежные крахмальные занавески, круглый стол, покрытый вышитой скатертью, пружинная кровать с блестящими шишечками.