Заклятие немоты, стр. 93

Кое-где крепкие рудокопы с закатанными по локоть рукавами рубили кирками скалу; рядом блестели в свете желтых фонариков кучки добытой руды. Напрасно приближалась Имриен к этим существам, напрасно знаками молила их о помощи, заламывая грязные мозолистые руки — стоило отвести взгляд или моргнуть, как все исчезало. Неуловимость бездушных тварей много раз доводила ее до слез. Одна лишь мысль поддерживала силы несчастных: если это рабочие шахты, значит, выход на поверхность недалеко. Пол штольни сузился, превратившись в крутую лестницу, уходящую вверх. Друзья карабкались по ней, сколько могли, потом забрались в стенную нишу и даже не заметили, как заснули.

Петушок прокукарекал почти без голоса: словно пшеничный колосок в горле застрял. Петь бедной птице совершенно не хотелось. Имриен с усилием встала с жесткого каменного пола, дрожа от холода. Сколько дней длится это подземное странствие — четыре, шесть? Или дюжину? Пора идти. Может, хотя бы движение согреет ее, ведь эликсир на исходе.

Будить эрта становилось с каждым разом все труднее. Девушка отчаянно трясла товарища за плечи и плескала холодной водой в лицо, чтобы тот пришел в себя. Несчастный не обмолвился о лютом голоде, попросив лишь попить. Только сила воли еще толкала мужчину вперед, но Имриен понимала, что это ненадолго.

Несколько часов восхождения по ступеням — и грохот вагонеток затих где-то справа. Постукивание тоже прекратилось. И вдруг в лица путникам повеял свежий ветер, благоухающий травой и листьями. Понурый петушок встрепенулся и поднял голову. Обрадованная девушка повернулась к Диармиду — тот ничего не замечал, сосредоточившись на том, чтобы удержаться на ногах.

Имриен едва не толкала его вперед с новыми силами, ожидая в любую минуту увидеть солнечный свет. Увы, ее постигло лишь новое разочарование.

Лестница внезапно сгладилась и потянулась ровным коридором, без намека на подъем. Исчезли стены из грубо отесанного камня: теперь отовсюду торчали огромные извивающиеся корни, сплетая арочные своды над туннелем. Петушок бросился ловить блестящих розовых червячков и важных жуков, что копошились в трещинах скалы. Под ногами прошмыгнула крыса, и девушке стало худо.

Впереди раздавался стрекот и негромкое жужжание; звуки эти смешивались со стройным, благозвучным пением высоких и низких голосов. Возвышенным и манящим, как свет самих звезд, был тот напев, глубоким и прозрачным, как воды горного озера. Подкравшись к деревянной двери, откуда слышалось пение, девушка чуть приоткрыла ее и робко заглянула внутрь.

В просторной пещере, залитой светом, сидели на беломраморных скамейках чудные старушонки. Лица их были так безобразны, что даже Имриен диву далась. Каждая из бабуль сучила пряжу, придерживая нить отвисшей чуть не до колен губой. Между ними расхаживала хозяйка и раздавала указания. Подойдя к одной из прях — той, что сидела поодаль, — она пробормотала невнятной скороговоркой:

— Скручивай пряжу, Убогая Мэб, пора убрать ее, куда следует.

Девушка осторожно затворила дверь, боясь потревожить старушек, и повернулась к другу: «Ты можешь идти?»

Тот смотрел на ее руки потухшим взглядом, но не видел их. Имриен подхватила его и поспешила дальше.

Впереди забрезжил свет — не тусклое свечение фонарей или каких-нибудь червячков, а истинное сияние дня. Оно постепенно затмило мерцание грибов, добела отмыло известняковые стены и, наконец, ослепило глаза путников. Петушок издал странный клич и ринулся наружу. На друзей обрушилась лавина сверкающей, ледяной белизны.

Имриен и Диармид, пошатываясь, вышли на поверхность.

ГЛАВА 10

ДОЛИНА РОЗ

Туннель вынырнул из-под плоской скалы, что выдавалась прямо из зеленого склона. У входа людей встречали древовидные папоротники и заросли шиповника. Перед глазами, куда ни посмотри, расстилались холмы, увенчанные белыми березками. Одуванчиковое солнце садилось в пуховые перины облаков. В небесах летел разорванный утиный клин. Неряшливо темнели на ветвях берез грачи. До слуха путников донеслось хриплое карканье, и вдруг все птицы разом взмыли ввысь. Ветер, опьяняющий и сладкий, как ни одно из крепких вин, временами налетал на папоротники, и те важно покачивались, будто бы соглашались с ним.

Петушок величаво расхаживал у ног друзей, поклевывая сочную траву. Тело Диармида беспомощно обмякло. Имриен подставила плечо, и путники из последних сил побрели вниз по склону. Не найдя ни дорожки, ни тропинки, они привычно последовали за солнцем на запад. Под ногами шуршали груды золотых и бронзовых листьев. Мягкая трава покрывала образования совсем неприродного происхождения: крутые плосковерхие насыпи, квадратные ямы, до краев заполненные дождевой водой, широкие лестницы на склонах и гигантские пирамиды. Во время короткого привала девушка бросила взгляд назад — туда, где вздымалась к небесам Скала Небесных Громов и Опаленный Кряж таял в мутной пелене облаков.

Неожиданно за рощицей тонких бумажно-белых деревьев показался сельский домик, прилепившийся к пологому склону. Над соломенной крышей вился голубоватый дымок, приветствуя и маня усталых странников. Имриен с Диармидом вышли на изрезанную колеями дорогу, обрамленную колючими кустами боярышника и дикой розы. Порывы ветерка приносили тихий нежный звон бронзовых колокольчиков, что качались среди коралловых гроздьев на ветвях рябин. Рощицу окружала извилистая каменная стена. Путники подошли к воротам, и те гостеприимно распахнулись. За деревянными створками пролегла мощеная дорожка, обсаженная по краям розовыми кустами. В конце оказались другие воротца: и арка над ними, и сам низенький забор скорее служили подпорками для вьющихся ярко-алых цветов. Домик и хозяйственные постройки утопали в пышном великолепии глициний, орликов и чайных роз; в листве, чуть тронутой осенним глянцем, огоньками вспыхивали рыжие плоды шиповника. На востоке еще клубились хмурые тучи, но здесь было тепло и солнечно.

Эрт прислонился к столбику ворот. В глазах друга Имриен прочла неистовое желание держаться на ногах во что бы то ни стало.

«Пожалуйста, — мысленно взмолилась она, обращаясь к обитателям домика, — не гоните нас, можете смеяться над моим уродством, только приютите!»

Над дверью висела прибитая подкова. Девушка постучала три раза. Внутри раздался глухой шум, словно кто-то передвинул тяжелый стул. Звонкий голос откликнулся:

— Это ты, па?

Диармид еле слышно простонал.

Щелкнул, откидываясь, засов. Затем еще один. Раздался скрип, и в проеме показалась голова молоденькой женщины; хозяйка тут же вскрикнула и захлопнула дверь. Немного погодя она снова приотворила ее и спросила, широко распахнув перепуганные глаза:

— Вы кто? Что вам нужно?

— Прошу вас, — пролепетал эрт, покачнулся и умолк.

— Он ранен! Что же вы сразу не сказали! — воскликнула женщина и бросилась к Диармиду.

Вдвоем с Имриен они почти волоком втащили мужчину в дом. Петух прошествовал следом, запрыгнул на прялку и вспорхнул на стропила под потолок. Задвинув засов, хозяйка принялась хлопотать вокруг больного. Имриен опустилась на колени у кровати и с благодарностью глядела на спасительницу. Женщине было на вид не больше двадцати весен — почти как Муирне. Из-под бордовой косынки струились блестящие каштановые локоны, переплетаясь с ниточками бисера. Губы и щеки хозяйки тронул розовый румянец. Опрятное платье овсяного цвета и безукоризненно белый передник с красивым бантом на спине настраивали на уютный, спокойный лад. Женщина дала Имриен стопку чистого холста, порезанного на бинты, и поставила перед ней котелок с теплой водой.