Прокаженная, стр. 58

Большие застекленные двери вели из конюшни в шорные мастерские. Там на стенах и станках висела разнообразнейшая упряжь, на каменном полу стояло множество великолепных экипажей.

Многих господ пожирала зависть, у других глаза разгорелись от изумления. А посреди этих сокровищ, давая пояснения, прохаживался Вальдемар, спокойный и вежливый.

Чем больше его богатства видела Стефа, тем больше он ее пугал. Непонятно почему, но его миллионы претили ей. В Глембовичах она не чувствовала себя с ним свободно, избегала его. Летом Глембовичи очаровали ее, теперь же — отпугнули.

Гостей вели все дальше и дальше. За шорной мастерской открылся большой зал для отдыха гостей, убранный в совершенно ином, нежели покои замка, стиле. Мебель из лосиных рогов, обтянутая желтой, вручную выделанной кожей, дубовые стены завешаны картинами, представляющими сцены польских скачек и английского дерби. На больших фотографиях и картинах — конские головы и кони в полный рост, Аполлон во всей красе; здесь же висели фотографии глембовических конюшен. Были портреты пана Мачея верхом на коне, в уланском мундире, и Вальдемара на Аполлоне с бегущим рядом Пандуром. Висели вставленные в рамки генеалогические древа коней, выигранные ими золотые медали — в том числе и медаль недавно закончившейся выставки.

Стефе очень понравился портрет Вальдемара на коне, и перед ним она задержалась подольше. Это обратило на себя внимание тех из гостей, кто украдкой наблюдал за ней. Граф Барский подошел к ней:

— Что вас больше всего увлекло: всадник, конь или рама?

Застигнутая врасплох, Стефа вспыхнула, но, тут же опомнившись, ответила:

— Все вместе, пан граф, ибо оно составляет достойное внимания целое.

— Но больше всего достоин внимания всадник, не так ли?

— Без сомнения. Как центр композиции.

— Но этот центр не для всех… доступен. Впрочем… мечтать никому не грешно.

Стефа открыто посмотрела ему в глаза:

— Что вы хотите этим сказать, пан граф?

— Ох! Не собираюсь вам объяснять. Забавный вопрос! Вы, сдается мне, пытаетесь достигнуть вовсе не вашего уровня горизонтов. Однако такие эскапады чаще всего плохо кончаются, я имею в виду, для прекрасного пола… Говорю это вам из чистого расположения.

Стефа побледнела, гордо подняла голову и, смерив графа обжигающим взглядом, выразительно произнесла:

— Пан граф, я не нуждаюсь в вашем расположении.

Сказав это, она отошла, стараясь выглядеть совершенно спокойной.

Слезы навернулись ей на глаза, невыносимая печаль легла на сердце. Люция спрашивала, что случилось, но тщетно ждала ответа. Стефа молчала. Наблюдавшая эту сцену панна Рита не расслышала слов, но догадалась, о чем шла речь. На обратном пути в замок она подошла к Стефе:

— Что вам наговорил наш чванливый граф?

Стефа преспокойно ответила:

— О, ничего особенного.

— Но я же видела: он чем-то оскорбил вас. Несносный тип!

Люция удивленно посмотрела на Стефу:

— Что? Граф Барский тебя оскорбил? Этот ужасный дед? Я ему дам! Сейчас же скажу Вальди!

И девочка пустилась было бежать, но Стефа схватила ее за руку:

— Люция, не нужно!

— Этот дед решил, что он тут хозяин? Ну, я ему не прощу! Он никакого права не имел тебе грубить!

Стефа успокаивала девочку. Панна Рита так ничего и не узнала.

XXXVII

В один из дней охотились с борзыми в полях. Кавалькада всадников и амазонок выехала на желтевшие стерней равнины. Для дам майорат подобрал наилучших коней. Стефе главный конюх подвел карюю арабскую кобылу Эрато, на которой обычно ездил Вальдемар. Она грациозно била копытом, похрапывала. Все кони были в весьма дорогих седлах и чепраках, и никто не заметил, что Эрато покрыли голубым чепраком и заседлали новым замшевым седлом, купленным Вальдемаром на выставке. Только панна Рита, чуткая и внимательная, сразу это отметила. Стефа сначала отказывалась ехать в столь многочисленном обществе, но верховую езду она очень любила, и в конце концов удалось ее уговорить. Вальдемар сам поддержал ей стремя. Она легко взлетела в седло. В обтягивающей амазонке из черного сукна она выглядела прелестно. Маленькая спортивная шляпка изящно сидела на ее медно-золотых волосах. Рядом с ней ехал Брохвич, не имевший никакой охоты соревноваться с князем Занецким — графиня мало занимала его. Гораздо больше его привлекала Стефа, которой он искренне восхищался. Так что Брохвич помогал майорату опекать ее, В лагерях Мелании и ее папеньки против Стефы составился уже не один заговор. Свои усилия приложила и графиня Чвилецкая, пытаясь втянуть дочку Паулу и барона Вейнера — но барон оказался крепким орешком. Своим поведением Брохвич раздражал многих аристократов, но это его только забавляло.

Когда выехали на поля, спустили борзых. Конные доезжачие в красных куртках и черных высоких сапогах рассыпались по необозримым желтым полям. Борзые гнались за зайцами, несущимися искать спасения в лесу. Всадники и амазонки помчались следом. Звуки труб, крики «Улюлю!», топот коней смешались с пронзительными воплями раздираемых псами зайцев. Любители такого рода забав в азарте не помнили себя. Трестка несся сломя голову, графия Барская и Занецкий мчались, не разбирая дороги. Черные огненные глаза графини пылали, ноздри раздувались. Ее вид волновал вялого князя Занецкого, разыгрывавшего английского джентльмена. Графиня манила и влекла его.

— Демон! Сущий демон! — шептал он восхищенно. И мчался за ней, не щадя коня, так, что пена летела во все стороны от его скакуна.

Вальдемар держался в стороне, наблюдая за охотой. Он часто бросался вперед, но не пускался в погоню — лишь стрелял в лиса или зайца, прежде чем того успевали настигнуть собаки. Он не любил, когда собаки рвали дичь, к тому же его ужасно забавляли глупые и удивленные морды борзых, когда перед самым их носом настигаемый зверь валился вдруг мертвым. Вальдемар стрелял с коня на всем скаку. Аполлон приучен был к выстрелам над самым ухом. Но чаще всего орлиный взгляд майората преследовал карюю арабскую кобылу…

Стефа гонялась по полю за зайцами, но исключительно ради самой скачки. Она любила конную езду и старалась держаться подальше от кровавых сцен. Ее радовал сам вид лихих наездников и красных курток доезжачих, веселили крики, пенье труб, борзые, пролетавшие над полем, словно узкие пестрые ленточки. Ее взгляд тоже часто обращался к стройной фигуре майората. Ей нравилось, как охотится Вальдемар, в нем сочетались ловкость и изящество, уважение к преследуемой дичи не переходило в любование кровью. Гарцуя по полям, она заметила поблизости скачущую наперерез панну Шелижанскую. Когда Бекингем поравнялся с Эрато, молодая панна громко крикнула:

— С дороги! Улю-лю!

Стефа занесла хлыст и тоже крикнула:

— Улю-лю!

— За мной! — проносясь мимо, крикнула Рита.

Стефа помчалась следом, но внезапно услышала душераздирающий вопль зайца. Натянула поводья и повернула лошадь, лицо ее исказилось болью — такие сцены были не для нее, слишком нежной была ее натура. Рысью она направилась в сторону леса.

— Нет, не могу… — шепнула она.

Сбоку ее догонял Вальдемар. Аполлон призывно заржал, и Эрато ответила ему. Кони поравнялись.

— Почему вы свернули? — спросил майорат, придержав коня.

— Заяц так кричал… Вы знаете, какая я впечатлительная, — ответила она чуточку пристыженно.

Глаза Вальдемара блеснули:

— Вот и прекрасно, оставайтесь собой, так будет лучше всего. Все мы рядом с вами выглядим шакалами…

Стефа засмеялась:

— Ну, не все! Взять хотя бы вас…

— Я? Я тоже убиваю…

Мимо проскакала панна Барская, пламенеющая, с развевающимися волосами, сущая царица бури. За ней мчался Занецкий.

— Гей, гей, улю-лю! — кричала графиня, ничего не видя вокруг, кроме летевших перед ней борзых, настигавших уже зайца. Она так и пронеслась, не заметив майората со Стефой.

Вальдемар с усмешкой посмотрел ей вслед, не без иронии бросив:

— Она в своей стихии…