Прокаженная, стр. 40

Взошло солнце! Шум на земле усилился, птицы пели все громче.

Стефа опустила голову на грудь. Радостная улыбка пропала с ее лица. Словно наперекор счастливой природе, девушка опечалилась.

Она сидела на каменной скамейке у озера, окруженного раскидистыми березами. Сегодня она не могла заснуть, и еще задолго до рассвета, в полумраке, тихонько выскользнула из спальни и прибежала сюда. Ей показалось вдруг, что солнце никогда не взойдет.

Вечер ее именин оставил в душе чувства, которые она не забудет никогда. Каким будет наступающий день?

Взойдет ли ясное солнце? Тревога и печаль охватили ее. По мере того, как уходил мрак, прояснялось ее лицо. Она вслушивалась и всматривалась, вбирая в себя столько красок, столько золота, сколько их отражали волны и воздух. И наконец она просияла.

Солнце взошло!

Природа вторила тому, что происходило в душе девушки.

— Солнце, солнце! Для меня ли ты сияешь?

XXIV

Выставка! Магическое слово, достигающее отдаленнейших уголков. Выставка — результат человеческого интеллекта и научных достижений. Улицы большого города, многолюдные и в другое время, теперь забиты были народом, в отелях не было мест, в садах, ресторациях, кондитерских — повсюду стоял гомон. На железнодорожном вокзале суета удесятерилась. Что ни минута, под стеклянную крышу перрона въезжали переполненные поезда. Правда, лишь вагоны первого и второго классов были переполнены. В третьем классе такая давка была и во все прочие дни. Тех, кто ехал бы на выставку исключительно развлечения ради, напрасно было бы искать в зеленых вагонах третьего класса — к их услугам были голубые и желтые. Город выглядел необычно, празднично. Прекрасная погода немало тому способствовала. Все свое осеннее золото сентябрь высыпал на прямые улицы, сады и богато убранную флагами выставочную площадь.

Посередине главной улицы ехало прекрасное ландо, запряженное четверкой черных арабских лошадей. Лакированная упряжь сияла начищенной бронзой. Кучер и лакей в изысканных ливреях гармонировали с экипажем. На темно-красных подушках сидел в изящной позе Вальдемар. Он часто приподнимал шляпу или кланялся в ответ на приветствия знакомых. Прекрасная упряжка производила большое впечатление на горожан, то тут, то там на тротуарах слышалось:

— Чьи это лошади? Кто едет?

— Это из Глембовичей. Майорат Михоровский.

— Тот магнат? У него лучшие на выставке конюшни. Вальдемар направлялся на вокзал, чтобы встретить дедушку и дам. На вокзале он встретил панну Риту, Трестку и Вилюся, нервно прохаживавшегося в ожидании поезда.

Трестка шутил над студентом, уверяя, что тот бросил занятия и примчался сюда вовсе не на выставку, а исключительно встречать поезд, и что студент вот-вот потеряет сознание от тоски, вызванной известными причинами.

Студент отшучивался как мог, но в главном не перечил. Вальдемар покусывал усы — его это рассердило. Когда после удара сигнального колокола он вышел на перрон и увидел Вилюся, неотрывно взиравшего на приближавшийся поезд, — Вальдемар не выдержал и бросил с усмешкой:

— Как это вы приехали без букета!

Студент жалобно глянул на него, потупился и покраснел.

Поезд подъехал к перрону. Вальдемар медленно шагал вдоль вагонов первого класса, поглядывая в окно. Вот в одном засветилось личико Люции, потом показались пани Идалия и пан Мачей. Обеспокоенный майорат вскочил внутрь, прежде чем поезд окончательно остановился, но тут же увидел Стефу — склонившись, она завязывала какой-то пакет. Вальдемар быстро подошел к ней, они подали друг другу руки. Глядя ей в глаза, он поднял к губам ее ладонь. Стефа засмущалась. Видевшая это Люция уже не удивлялась. Следом вошли пана Рита, Трестка и Вилюсь, зазвучали приветствия, начался шумный, бессвязный разговор.

Вскоре по главной улице вновь проехало ландо майората, с паном Мачеем, баронессой, Люцией и Вилюсем Шелигой. Во второй бричке ехали панна Рита со Стефой, Вальдемар и Трестка. Рита говорила:

— Знаете, мои кони произвели фурор. Ваших им не затмить, но они все равно на высоте…

— На какой высоте? Моих коней или ваших амбиций?

— Ехидный! До ваших конюшен я пока что не доросла.

— Забавная формулировка!

— А я вот счастлив, — громко воскликнул Трестка. — Я сюда ни одного одра не пригнал!

— Это увеличивает ваши шансы, — усмехнулся Вальдемар.

— Вот именно!

Панна Рита окинула их суровым взглядом, но оба пана лишь усмехнулись.

— О чем это вы тут говорили? О каких-то шансах? Вальдемар сделал преувеличенно серьезную мину:

— Всего лишь о скачках, ясновельможная пани спортсменка.

— А точнее?

— Каждый из нас может проиграть скачки, но тот, кто не выставил коней, не окажется среди проигравших. Следовательно, его можно считать выигравшим.

— Парадокс! А вы что имели в виду, граф?

Трестка смутился:

— Я? Да примерно то же, что и майорат.

— Дорогой мой, будь посмелее, — засмеялся Вальдемар.

Панна Рита пожала плечами и обернулась к Стефе:

— Что вы думаете об этих вот двух панах?

— Что вы в постоянном конфликте и не можете понять друг друга.

— Я совсем не это имела в виду…

В ресторанном зале, расположенном на первом этаже отеля, собралось за обедом человек двадцать. Тон задавали Мачей Михоровский и княгиня Подгорецкая. Изящные прически и платья дам рядом с элегантными мужскими костюмами делали собрание гостей изысканным.

Воцарилось веселье, надежно удерживаемое в рамках хорошего тона благодаря присутствию пана Мачея и княгини.

Однако молодым ничто не мешало чувствовать себя свободно.

XXV

В павильонах встречались люди разного круга, разного общественного положения, но одержимые схожими стремлениями: осмотреть все, что здесь отыщется интересного.

Повсюду шум, гам, гомон тысяч голосов, перекрывающих друг друга. Шум, толчея, вавилонское столпотворение.

Павильон пасечников в форме улья, павильон рыболовства, садоводства, отделы шелкоткацкого производства, цветоводства… Туда в основном стремились пожилые пани, сельские хозяйки. В павильоне птицеводства людской гомон перекрывали гагаканье, кудахтанье, воркование цесарок, пронзительные крики павлинов, и все это — под аккомпанемент хлопанья крыльев. Из дальних клеток другого павильона доносились хрюканье и визг свиней. Посверкивали выкрашенные в яркие цвета машины отечественного производства. Глухой рокот мощных моторов притягивал специалистов: там в основном виднелись мужские шляпы, разговоры шли тихие, профессиональные, словно гигантские машины и бег приводных ремней, помимо воли, заставляли людей приглушать голос.

Вместе с другими там прохаживался и Вальдемар Михоровский, сопровождая дам, которым давал пояснения. Панна Рита, Стефа и Люция несли охапки цветов, подаренных им майоратом в павильоне цветоводства. Стефе достался ворох желтых хризантем.

Они вошли и замерли, ошеломленные мощью техники. Огромные локомобили и двигатели поневоле притягивали взоры. Все было в движении, быстром, но размеренном, каким отличаются хорошо отлаженные механизмы. Стефа и Рита не скоро ушли отсюда. Машины привлекали их, словно некие живые гиганты. Вальдемар давал подробные пояснения.

Стефа была увлечена, но Люция стала капризничать:

— Пойдемте отсюда! Мне все время кажется, что ремни упадут мне на голову или платье порвется об эти железки.

Они перешли в отдел экипажей и упряжи. Здесь Люции понравилось больше.

— Вальди, купи в Слодковцы карету, — предложила она.

— Там уже есть две.

— Да, но это твои, а я хочу, чтобы и у мамы была своя.

— У нее есть ландо и бричка. Когда будешь выходить замуж, я тебе подарю английскую карету.

— Такую, как в Глембовичах?

— В точности такую.

Стефа и панна Рита разглядывали дамские седла. Одно понравилось им больше всех: целиком из светлой кожи, уздечка, налобник и хлыст украшены серебром, чепрак из голубого бархата и серебряной вышивкой.