Путь кенгуренка, стр. 40

Как я уже говорил, у концессионера выкупали по рыночной цене гнезда, затем их осторожно раскапывали и переносили яйца на другой, огороженный участок пляжа. Здесь выкапывали новую яму положенных размеров, клали в нее яйца и тщательно засыпали их песком, стараясь возможно точнее воспроизвести настоящее гнездо. Возле гнезда ставили маленький деревянный крест, на котором записывали дату кладки, количество яиц, а потом и количество вылупившихся черепашат. С этими крестиками, выстроившимися правильными рядами, огороженный участок напоминал военное кладбище лилипутов.

В первом году было выкопано девяносто пять гнезд, что отвечало примерно восьми тысячам яиц; из них вылупилось больше трех тысяч черепашат. Обычно детеныши, вылупившись, выбираются на поверхность и со всех ног бегут через пляж к морю. В силу какой-то загадочной телепатии большинство морских хищников, таких, как акулы и барракуды, угадывают, где можно ожидать появления вкусных черепашат. Они выстраиваются вдоль мелководья, и детенышам надо одолеть этот кровожадный барьер. Многие гибнут, а если еще учесть рвение сборщиков яиц, то будущее кожистой черепахи выглядит довольно мрачно. Чтобы можно было обойти ненасытных акул и барракуд, каждую «могилку» своевременно окружают проволочной сеткой; теперь детеныши, вылупившись, никуда не уйдут. Их собирают в ведра и тазы и вывозят на катере министерства на три — пять километров в море, где выпускают, рассеивая на большой площади. Так у них гораздо больше шансов выжить.

Только что вылупившиеся черепашата не похожи на своих могучих родителей. Они около десяти сантиметров в длину и выглядят очень мило в своем ярком зелено-желтом наряде в мелкую полоску. Никто не знает, какой срок нужен этим полосатым малышам, чтобы достигнуть зрелости, но полагают, что проходит от двадцати до тридцати лет, прежде чем они возвращаются на родной пляж, чтобы вырыть ямы уже для своего потомства.

Пока что меры, принятые малайцами, приносят большой успех, и я надеюсь, что так будет и впредь. Что просторный белый пляж у Рантау всегда будет служить надежными яслями для этих исполинов моря.

ПОДВЕДЕМ ИТОГ

Вот и завершилось наше путешествие, во время которого мы проехали по трем странам свыше семидесяти тысяч километров и познакомились с десятками интереснейших животных. Чувствую, однако, что, сделав упор на них за счет всего остального, я создал однобокое и чересчур радужное представление об охране животных. Постараюсь исправить свою ошибку.

Прежде всего, что такое охрана животных? Не только спасение от гибели таких видов, как такахе, сумчатая белка или кожистая черепаха, — это важное дело, но оно составляет лишь часть проблемы. Бессмысленно охранять тот или иной вид, если при этом не охраняют его среду обитания. Уничтожьте или хотя бы измените эту среду, и вид погибнет так же неизбежно, как если бы вы устроили поголовный отстрел. Охрана животных означает, что надо охранять леса и луга, озера и реки, даже море. Это необходимо не только для спасения фауны, но для будущего самого человека — обстоятельство, которого многие люди явно не учитывают.

Мы получили в наследство невыразимо прекрасный и многообразный сад, но беда в том, что мы никудышные садовники. Мы не позаботились о том, чтобы усвоить простейшие правила садоводства. С пренебрежением относясь к нашему саду, мы готовим себе в не очень далеком будущем мировую катастрофу не хуже атомной войны, причем делаем это с благодушным самодовольством малолетнего идиота, стригущего ножницами картину Рембрандта. Из года в год, повсеместно мы создаем пылевые пустыни и поощряем эрозию, сводя леса и подвергая луга чересчур интенсивному выпасу, загрязняем промышленными отходами одно из наших главных достояний — воду, плодимся, словно крысы, и еще удивляемся, почему не хватает пищи на всех. Мы настолько оторвались от природы, что возомнили себя богами. Такое воззрение никогда не приносило добра.

Средний человек эгоистично относится к миру, в котором живет. Когда я показываю посетителям моих питомцев, один из первых вопросов (если животное не наделено располагающей внешностью), который они задают, неизменно гласит: «А какая от него польза?» При этом они подразумевают, какая польза им от этого животного. На такой вопрос можно ответить только вопросом: «А какая польза от Акрополя?» Разве животное непременно должно приносить человеку утилитарную пользу, чтобы за ним признавали право на существование? Вообще, спрашивая: «Какая от него польза?», вы требуете, чтобы животное доказало свое право на жизнь, хотя сами еще не оправдали своего существования.

Знакомясь с охраной животных в Новой Зеландии, Австралии и Малайе, я видел одну и ту же знакомую удручающую картину. Малочисленные отряды преданных своему делу, плохо оплачиваемых и перегруженных работой людей сражаются против равнодушия общественности софистики политиков и промышленных воротил. Вообще говоря, люди безучастны только потому, что не отдают себе отчета в размахе бедствия. Опаснее всего апатия политических деятелей, ибо речь идет о вопросах, которые можно решить лишь на высшем уровне. Большинство политиков не станут рисковать своей карьерой ради животных. Во-первых, они считают, что дело того не стоит. во-вторых, они смотрят на борцов за охрану животных с таким же пренебрежением, как на какую-нибудь старую деву, причитающую над любимым мопсиком. В Новой Зеландии не кто-нибудь, а министр, член правительства, заявил мне, что никакой беды не случится, если какие-то альбатросы покинут свое гнездовье. Дескать, остров, где они обосновались, лежит так далеко, что люди, интересующиеся альбатросами, все равно туда не доберутся, так стоит ли беспокоиться? Я ответил, что в Европе есть немало картин и скульптур, которые мне вряд ли доведется увидеть, однако я не стану на этом основании предлагать, чтобы их уничтожили.

Если государственные деятели рассуждают так, на что надеяться борцам за охрану животных? Кто-нибудь скажет самоуспокоенно: «Но ведь есть большие Национальные парки, там дикие животные в полной безопасности». Мало кто осознает, что большинство Национальных парков отнюдь не являются неприкосновенными. Стоит обнаружить на их территории золото, или олово, или алмазы, как государство сразу разрешит производить горные работы, — и что останется тогда от заповедника? Это не ложная тревога, такие вещи случались. Как раз сейчас, когда я пишу эти строки, в Новой Зеландии собираются заложить рудники на острове, который считается одним из важнейших заповедников в стране, последним убежищем уникальных видов птиц. Есть много мест, где животный мир формально охраняется — охота и отлов запрещены. Но это чисто бумажная защита, не осуществляемая на деле по той простой причине, что — либо из-за равнодушия, либо из-за отсутствия средств — не создан аппарат для претворения запрета в жизнь. А это все равно что говорить: не смейте убивать соседа, если же вы это сделаете, мы не сможем вам помешать, потому что у нас нет полиции.

В последнее время люди постепенно начинают осознавать, как важно охранять диких животных и их среду обитания. Поздновато спохватились, ведь многих видов (их перечень составляет два пухлых тома) уже нет, а в целом ряде случаев численность вида сведена до такого минимума, что нужны поистине героические усилия, чтобы спасти его.

Всю жизнь меня чрезвычайно заботит эта проблема. По-моему, во многих случаях, если принять надлежащие меры, можно сохранить животное в его природной среде, но часто это оказывается невозможным, во всяком случае пока. Убедительным примером может служить бескрылый пастушок острова Инэксесэбл в архипелаге Тристан-да-Кунья. Эта крохотная птица обитает только на названном острове, вся площадь которого — около десяти квадратных километров. Ее нет больше нигде в мире. Формально она строго охраняется, и это превосходно, но один мой друг орнитолог, служащий на флоте, заходил со своим эсминцем на Тристан-да-Кунья, и среди различных сувениров, предложенных местными, жителями морякам, он увидел неряшливо сделанные чучела бескрылых пастушков. Если учесть, что вся популяция этих птиц исчисляется несколькими сотнями (остров больше просто не прокормит), представляете себе, какой ущерб приносит такая расправа? На островах Тристан-да-Кунья нет никаких инспекторов, которые охраняли бы бескрылого пастушка, да их там и держать непрактично. Между тем стоит случайно завезти на этот клочок суши крыс, или свиней, или кошек, или еще кого-нибудь из приспешников человека, и бескрылый пастушок может исчезнуть в несколько недель или месяцев, как исчез дронт. Вот вам проблема. Как спасти такого пастушка? Допустим, остров объявят заповедником, но крысы, свиньи и кошки могут об этом и не узнать, и если не будет наблюдения (а на это нужны деньги), никто не поручится, что заповедник не окажется еще одним бумажным мероприятием. Нет, чтобы спасти пастушка, ему нужно предоставить надежное убежище в таком месте, где он сможет жить и плодиться, не опасаясь четвероногих и двуногих хищников.