Птицы, звери и родственники, стр. 40

– Ну, – гордо сказал цыган, закончив задавать вопросы, – что я говорил? Теперь вы убедились, что это самая замечательная штуковина на свете?

Я спросил цыгана, можно ли рассмотреть все поближе. Я вдруг вспомнил, что Теодор рассказывал мне о подобной иллюзии, устраиваемой с помощью зеркал. Я не видел, куда бы можно было спрятать тело, принадлежащее голове, но чувствовал, что коробку и стол нужно срочно исследовать.

– Разумеется, – к некоторому моему удивлению, согласился цыган. – Вот тебе палка. Только прошу, не трогай саму голову.

С помощью палки я тщательно прощупал все вокруг цоколя, проверяя, не спрятаны ли где зеркала или провода. Голова наблюдала за мной со слегка удивленным выражением черных глаз. Стенки коробки были определенно сделаны из одного холста, а дном коробке служила плоскость стола, на котором она стояла. Я зашел сзади, но и там ничего не обнаружил. Я даже заполз под стол, но и там не было ничего. Таким образом, спрятать тело было негде. Я был озадачен как никогда в жизни.

– Ну, что? – с триумфом вопросил цыган. – Не ожидал? Ты думал, что я там спрятал мальчика. Так ведь?

Я покорно признался, что именно так я и думал, и попросил рассказать, как же все устроено на самом деле.

– Э нет! Не могу. Она ведь у меня волшебная. Если расскажу, Голова исчезнет в клубах дыма.

Вооружившись свечой, я вторично исследовал и стол, и коробку, но по-прежнему остался в недоумении, как такое возможно.

– Ну, хватит, – сказал цыган. – Оставь Голову в покое. Поди-ка лучше потанцуй с Павло.

Он продел крючок в кольцо на наморднике Павло, и зверь поднялся на задние лапы. Цыган подал мне палку, а сам взял небольшую деревянную флейту и заиграл. Мы с Павло пошли в медленном, торжественном танце.

– Боже, как чудесно! Просто чудесно! – восхищался Кралефски, с энтузиазмом хлопая в ладоши.

Я предложил ему вспомнить свой богатейший опыт, приобретенный в цирке, и самому станцевать с Павло.

– Ну, знаешь ли, – произнес Кралефски, мне кажется, это будет не совсем разумно. Животное, видишь ли, меня не знает.

– Да что вы, – отозвался цыган, – он ласков со всеми.

– Ну, раз вы в этом уверены, – с неохотой сказал Кралефски, – раз вы настаиваете, я готов.

Он осторожно взял у меня из рук палку, встал лицом к Павло, вид у него был чрезвычайно испуганный.

– А теперь, – сказал цыган, – давайте танцевать.

И заиграл на флейте веселую песенку.

Я стоял, потрясенный невиданным зрелищем. В мерцающем желтом пламени свечей, отбрасывая на стены пляшущие тени, кружились и кружились в пируэтах маленькая сгорбленная фигурка Кралефски и огромный косматый медведь, а Голова, посмеиваясь и похихикивая, смотрела на них со своего деревянного цоколя.

Глава одиннадцатая.Рассерженные бочки

В самом конце лета наступает сбор винограда. Пейзажем с виноградниками можешь любоваться хоть круглый год, но только когда наступает пора сбора урожая, вспоминаешь последовательность событий, приведших к ней. Зимой виноградники кажутся мертвыми, словно прибитые к берегу сучья, которые зачем-то во множестве понатыкали в землю аккуратными рядами; а затем настает весенний день, когда замечаешь, как на каждой лозе загорается зеленое сияние, когда начинают разворачиваться нежные, еще сморщенные листочки. Постепенно листья становятся больше и свисают с лоз, словно виноградники подставляют жарким лучам солнца зеленые ладони. Позже появляются и сами гроздья – сначала как крошечные наросты на веточках; но под действием солнечных лучей они растут и наливаются, пока не становятся похожи на желтовато-зеленую икру некоего неведомого морского чудища.

Теперь настает время опрыскивания. Терпеливые, выносливые ослики выкатывают на виноградники деревянные тележки с большими бочками извести и медного сульфата.

Затем появляются опрыскиватели в специальной одежде, делающей их похожими на существа с далекой планеты: защитные очки и маски, огромные канистры за спиной, от которых идут длинные резиновые шланги, подвижные, словно хоботы слонов. По ним бежит жидкость – смесь голубизны неба и синевы моря, словно в ней растворилось все, что есть голубого и синего на свете. Канистры наполняют, и люди в спецодежде шагают среди кружевных виноградников, окутывая каждый лист, каждую зеленеющую гроздь тончайшей небесно-голубой тканью. Под этим защитным голубым покровом зреют и наливаются гроздья, чтобы в конце концов быть сорванными знойным днем на закате лета и отдать свой сок.

Сбор винограда настолько важное дело, что вполне естественно, что к этому времени приурочивают поездки в гости, пикники и торжества. В это время достают вино прошлогоднего урожая и размышляют над ним.

Нас пригласил на праздник молодого вина господин Ставродакис, крохотный, весь в добрых морщинах человечек с лицом как у истощенной от голода черепахи. У него были вилла и несколько крупных виноградников в северной части острова. Свою жизнь он посвятил виноделию, считая вино самой важной вещью на свете, а посему его приглашение было доставлено со всей подобающей торжественностью и столь же торжественно было воспринято моим семейством. В тексте приглашения, выгравированном на медной пластине и украшенном росчерками и завитушками, отчего билет выглядел словно ажурная чугунная решетка, между прочим значилось: покорнейше прошу привести с собою друзей, которым, по вашему мнению, сие доставит наслаждение.

– Прекрасно, – сказал Ларри, – ходят слухи, что у него лучший на Корфу погреб.

– Ну, если вы хотите, мы могли бы поехать, – с сомнением в голосе молвила мама.

– Конечно, я хочу, – сказал Ларри. – Вино у него должно быть отменное. Предлагаю нанять моторную лодку и устроить пикник.

– Поедем! – восторженно сказала Марго. – У него в имении великолепный пляж. Надо еще покупаться, пока лето не кончилось.

– Мы можем пригласить с собой Свена, – продолжал Ларри, – он к тому времени как раз вернется. Ну и, конечно, Дональда и Макса – отчего не позвать?

– И Теодора, – добавил Лесли.

– Ларри, милый, – сказала мама. – Человек приглашает нас всего лишь смотреть, как давят его виноград или что там они с ним делают. И мы не можем привезти с собой такое множество людей.

– Но он же сам написал, чтобы мы привезли кого хотим, – возразил Ларри.

– Все равно нельзя. Как бедняга прокормит столь многочисленную компанию?

– Ну, это просто, как дважды два, – сказал Ларри. – Напишем ему, что еду привезем с собой.

– То бишь готовить придется мне? – спросила мама.

– Чепуха какая, – уклончиво сказал Ларри, – возьмем с собою котлет или еще чего-нибудь в этом роде да поджарим прямо на костре.

– Мне ли не знать, чем это кончается, – сказала мама.

– Да ну, организуешь как-нибудь, – ответил Ларри. – В конце концов, нет ничего проще.

– Значит, так, – неохотно сказала мама. – Утром я переговорю со Спиро, и посмотрим, что можно будет сделать.

В результате мама написала изящным почерком письмо Ставродакису, сообщая, что мы будем рады принять его приглашение и привезти с собою нескольких друзей. Еду мы возьмем с собою и устроим пикник на пляже. В ответ мистер Ставродакис прислал нам еще одно письмо – очередной образчик гравюры с завитушками, – в котором сообщал, что польщен тою любезностью, с которой мы приняли его приглашение, и что с нетерпением ждет нашего приезда. В добавление он написал следующее: «Покорнейше прошу приехать неодетыми – мы в семейном кругу». Фраза более чем озадачила нас, так как Ставродакис долгие годы был холостяком, но наконец сообразили – он всего лишь имел в виду, чтобы мы не одевались особо нарядно и чувствовали себя как дома.

В конце концов компания подобралась в таком составе:

Дональд и Макс, Теодор, Кралефски, Свен, который как раз вернулся из Афин, Спиро и наше семейство. Мы собрались в полседьмого утра на разбитых ступенях позади царского дворца в городе, где, покачиваясь на легких волнах, нас ожидала свежевыкрашенная лодка с низкими бортами. Погрузка заняла порядочно времени. Прежде всего разместили многочисленные корзины с провиантом и вином, кухонные принадлежности и огромный мамин зонтик, с которым она не расставалась во время летних путешествий. Затем Кралефски, кланяясь и улыбаясь, подал ручку маме и Марго, помогая взойти им на борт.