Ай-ай и я, стр. 7

Я сидел, держа корзину с лемуром на коленях, а тем временем машину мгновенно, неким таинственным образом обступила толпа из двух сотен мальгашских детей и тридцати гусей. Тут же обнаружились два неприятнейших обстоятельства: во-первых, проснулся лемур и решил во что бы то ни стало вырваться на волю, а во-вторых, боли в животе сделались особенно мучительными. Мне нужно было срочно выйти по делам, иначе меня ждала неминуемая смерть, но вопрос был в том, как удержать зверюгу. Если я отпущу крышку, он тут же вырвется, а поднять стекла машины было невозможно. Выплакать мою тоску было некому — мальгашская ребятня, с изумлением разглядывавшая странного бородатого вазаха (так мальгаши зовут белого человека), словно пришельца с Марса, разумеется, говорила только на своем родном языке, а его-то как раз я не выучил. С не меньшим интересом, чем дети, меня разглядывали гуси, при этом негромко гогоча; но, сами понимаете, Рим спасли, а меня — никак.

Окруженный морем очаровательных смуглых лиц, удивленно распахнутых черных глаз размером с блюдце, я проклинал себя под гоготанье гусей за то, что выгляжу таким идиотом. Между тем лемур удесятерил усилия, а резь в желудке достигла такой мощи, словно кто-то орудовал там бензопилой; пора было что-то предпринять.

«И на кой шут, — ругал я себя, — ты со всем этим связался! Седина в бороду, а воображаешь, что у тебя сил, как у двадцатилетнего. Играл бы себе в гольф, как все порядочные люди в твоем возрасте, или вырезал бы фигурки из мыла. На черта было пускаться в такой мучительный путь? Зачем женился на молоденькой, которая все подстрекает тебя к опасным странствиям? Не проще ли плюнуть на все да наложить на себя руки?»

Тут я сообразил, что если покончу с собой, то упущу зверюгу. Круг замкнулся. Прервав на сем философические размышления, я вдруг увидел Ромула на другом конце деревни и, не думая о последствиях, высунул голову из машины и заорал благим матом:

—Ромул!!! Сюда!!! Живо!!!

Удивление на детских лицах сменилось ужасом. С дикими воплями ребятня брызнула в разные стороны, ища убежища кто в закоулках, кто за дверями хижин, словно большой белый вазаха был самим дьяволом, жаждущим их крови. Вслед за детьми в панике разбежались гуси, клаксоня, словно старые машины, и воздев крылья, точно трубящие ангелы. Иные из гусей забегали в хижины и тут же с шумом изгонялись наружу. Вот уж не думал, что могу произвести на детей и зверей такой эффект. Тут подскочил встревоженный Ромул.

— Месье, — проговорил он, задыхаясь, — что вам?

— Жену ко мне, быстро! — ответил я.

Он бросился на поиски и через несколько секунд притащил испуганную Ли.

— Что случилось? — спросила она.

— Живот… А тут еще эта тварь пытается вырваться…— пробормотал я. — Пересади его в нашу корзину! Ну почему мы не сделали этого сразу?

Наконец дело было сделано, другие дела тоже, но и по сей день меня не отпускает мысль, что жуткий образ бородатого рычащего вазаха запечатлелся в памяти несчастных детишек на долгие годы. Жалею, что так произошло (право, белые люди достойны лучших воспоминаний у туземцев), но поймите, в каком я был состоянии.

Мы вернулись в отельчик и втихомолку пронесли лемура в номер. По опыту многих лет я знаю, что в иных гостиницах вам не разрешат держать в номере бородавочника и устроят скандал, если вы соберетесь поселить в ванне змей. Прямо скажем, близорукая политика, способная отбить у владельцев таких гостиниц клиентуру. Так что самое правильное — затащить животное в номер подальше от глаз администратора. Но это не всегда удается. Как-то с хорошенькой горничной-латиноамериканкой случился сердечный приступ, когда она обнаружила у меня под кроватью не любовницу, таящуюся от жены (что там считается обычным делом), а детеныша гигантского муравьеда.

Лемур, которого мы теперь могли рассмотреть как следует, оказался размером с небольшую кошку. У него была бронзово-зеленая шкура, большие золотистые глаза и огромные лапы. На обратном пути мы сделали остановку, и Мианта нарезал ему на корм сочного тростника и папируса. Ли накрошила туда морковки и банана. Чем раньше приучишь зверюшку есть что дают, тем легче будет ваша задача. Где мы, к примеру, найдем на Джерси этот сорт тростника и папирус? А морковки там сколько хочешь, да и бананы найдутся. Следовательно, чем быстрее приучишь зверька к морковке и бананам, тем лучше. Но только Ли открыла дверцу клетки, чтобы дать лемуру продегустировать приготовленное ею блюдо, как зверек забился в угол, встал на задние лапы, вытаращил глаза и раскрыл передние лапы, как если бы хотел обнять свою благодетельницу.

— Не скажу, что этот лемур очень кроток, — заметил я, когда зверек затявкал на Ли, словно испуганная собачонка.

— А что ты хочешь от бедняжки? — возразила Ли. — Как бы ты вел себя, если бы оказался на волосок от смерти в кастрюле?

Крыть было нечем.

…Ли отправилась на базар купить нашему подопечному свежих фруктов и овощей, оставив меня сидеть на нашей факирской кровати, поглощать пачками антибиотики и запивать их стаканами шотландского виски. Едва в номере воцарилась тишина, я услышал, как в клетке сначала заскребли когтями, а затем раздалось довольное похрустывание. Это очень обрадовало меня — случается, что проходят сутки, а то и больше, пока вновь пойманный зверек оправится от шока и начнет есть. Если голодовка затянется, зверька необходимо выпустить. Но если он сразу начинает есть — значит, скоро привыкнет к неволе.

Нахрустевшись вдоволь, лемур принялся обнюхивать клетку, издавая еле слышные звуки, напоминающие мяуканье; затем последовала долгая тишина. Вдруг он начал издавать весьма странные звуки, похожие на «юрп», как будто кто-то вынимал пробку из маленькой бутылки. Я даже подумал, не положила ли сердобольная Ли в клетку бутылочку шампанского. Но звук, напоминающий открывание бутылки, повторялся снова и снова с регулярными интервалами, и тогда я подумал, уж не является ли это у лемуров коммуникативным сигналом. В густых тростниках звук, напоминающий выдергивание пробки, возможно, наилучшим образом позволяет животным поддерживать контакт, оставаясь друг для друга невидимыми.

Наблюдая за нашими лемурами, я поразился, какой у них богатый язык: звуки, напоминающие выдергивание пробки, кошачье мяуканье и мурлыканье, собачье тявканье и даже ворчание, как у лилипутского тигра. На следующее утро мы, к своей радости, обнаружили, что звереныш съел весь предложенный ему запас растительности, а также немного моркови и полбанана. Когда Ли кормила его, он по-прежнему таращил на нее глаза и разевал рот, стоя на задних лапах и раскинув руки, но уже не тявкал. Что мы сочли еще одним добрым знаком.

Мианта сообщил нам, что завтра Ромул отвезет нас на восточный берег озера, где больше деревень и где есть надежда найти пару нашему лемуру, а возможно, и другие экземпляры.

Глава вторая. ПОТОК ЛЕМУРОВ

На следующее утро, завтракая яичницей пополам с антибиотиками, я наблюдал из окна ресторана за уличной толпой. Ромул прислал известие, что его механическая повозка поломалась (в чем не было конечно же ничего удивительного), и попросил немного подождать. Таким образом, в моем распоряжении оказался еще час на любование базаром, от которого я не отводил глаз с четырех утра и который теперь был в самом разгаре. К этой толчее присоединилась и Ли в поисках корзин с крышками для зверьков, которых нам предстояло поймать, а я наслаждался тем, что делал зарисовки. Наблюдая за мальгашскими женщинами, я постиг, сколько функций у предмета одежды под названием ламба.

Ламба — кусок хлопчатобумажной ткани размером четыре на восемь футов, покрытый самым изощренным и многоцветным узором. У других народов этот предмет одеяния называется саронг, и я помню, как в годы моей юности его носила мисс Дороги Леймур, но сугубо с целью оттенить свои соблазнительные прелести. У жительниц же Амбатундразаки ламба может служить и более практическим целям. Во-первых, плотно завернувшись в нее, можно привязать к себе и ребенка — со стороны это выглядит так, будто у женщины чрево со спины. Если у вас нет ребенка, можно переносить небольшие кули с рисом, цыплят и уток, завтрак и обед, в конце концов. Она может служить и платьем, и плащом, и накидкой от солнца, и набедренной повязкой; ею можно тепло укрыться на ночь, и наконец, — но не в последнюю очередь, — она просто сделает вас прелестней.