Смерть, о которой ты рассказал, стр. 5

Мы прошли сотню метров по направлению к Сен-Мишель.

— Все идет не так уж плохо, — заявила она. Я остановился.

— Как ваше имя?

— Официально меня зовут Анна-Мария, а для друзей — просто Мина.

Это «для друзей» мне понравилось. Кажется, я становился ревнив. Мина! Это могло показаться смешным, но я находил, что такое имя ей очень подходит.

Глава 4

Сына звали Доминик, и он тоже не соответствовал моему представлению о нем. Он не был похож на свою мать. Это был высокий широкоплечий парень со спутанными вьющимися волосами, веселыми темными глазами и довольно суровым лицом.

На нем были не клетчатая рубашка, не бархатные брюки, не куртка из искусственной замши, как традиционно одеваются художники, а пиджак из верблюжьей шерсти. Он выглядел очень современно, немного дефинистом, но это было даже симпатично. Я опасался, что увижу ужасного ребенка, и был приятно удивлен, обнаружив человека непосредственного и очень хорошо владеющего собой.

Мина представила нас, и мы посмотрели друг на друга с некоторым недоверием, словно два боксера, которые еще никогда не встречались.

Я протянул ему руку.

— Очень рад, — произнес я.

Он тоже внимательно меня рассматривал.

— Значит, вы друг мамы? Она много говорила о вас в последнее время.

Мина покраснела и отвела взгляд. Наверное, это было глупо, но я был счастлив, что она много говорила обо мне, не будучи со мной знакома.

— Итак, вы вернулись из Африки?

— Да.

— Стоит рискнуть?

— Смотря кому.

— Художнику?

— О нет: слишком много ярких красок… И все это — творение Бога, понимаете? По сравнению с ним Ван Гог писал туманы.

Он рассмеялся.

— Вы любите живопись?

— Смотря какую… Нужно, чтобы она мне нравилась. Не все хорошие картины производят на меня неизгладимое впечатление.

— Я покажу вам свои.

— Буду рад.

Мы пошли ужинать в большой ресторан на Елисейских полях. Разговор поддерживал Доминик. Я ограничивался только репликами ему в ответ, а его мать слушала нас. Они сидели рядом друг с другом и казались скорее братом и сестрой, чем сыном и матерью.

Он, естественно, говорил о живописи, но не изображал из себя великого знатока. Иногда я терял нить разговора, думая о сложившейся ситуации. Вот уж действительно жизнь преподносит удивительные сюрпризы. Я сидел в этом ресторане с женщиной, которую еще не знал утром, и парнем, рассказывающим мне о влиянии брака на современную школу. Но самое необычное заключалось в том, что я серьезно думал жениться на этой женщине и стать отчимом этого взрослого блондина.

Я был выведен из задумчивости тишиной, установившейся за столом. Доминик, улыбаясь, смотрел на меня.

— Вы думаете о чем-то другом? — укоризненно заметил он.

— Да, извините меня. Я…

— Вы?

Я посмотрел на женщину с седыми волосами. Ее сиреневые глаза, спрятанные за сверкающими очками, следили за мной.

— Хочу, чтобы вы об этом узнали сейчас, Доминик. Я собираюсь жениться на вашей матери, если, конечно, она согласится.

Он перестал улыбаться. Какое-то мгновение сидел неподвижно, затем повернул голову к Мине.

— Это правда?

Она продолжала смотреть на меня в упор и должна была истолковать мое резкое заявление как насилие, воспротивясь ему.

— Да, Доминик, это правда. Что-то начало звенеть в глубине меня. Сигнал тревоги. Мне кажется, что это возмутилось все мое существо.

Доминик допил свой бокал бургундского. Он чувствовал, что мы следим за его реакцией, и это внимание его смущало.

— Ну ладно, чего там, — пробурчал он, — не смотрите на меня так. Можно подумать, что вы ожидаете моего согласия.

Я кивнул головой.

— Но.., мы его ждем!

— Невероятно! Мне кажется, что тут ошибка. Я ей не отец, а сын.

— Вот именно, Доминик. Можно обойтись без согласия отца, но не сына.

— 0-ла-ла! Какие красивые слова, чтобы я понял, что моя мать — женщина. Ладно, согласен, женитесь, будьте счастливы и сделайте мне кучу маленьких сестричек.

Мина лишь повернула лицо к сыну. Он осекся и покраснел. Затем пробормотал:

— Это неожиданно, понимаешь?

— Да, понимаю…

— Ты воспитала меня, мама, и испортила из-за этого свою жизнь. Нет, не протестуй, я отдаю себе отчет. Ты была образцовой… Вполне естественно, что теперь ты решила подумать о себе, к тому же ты еще молода и хорошо сложена…

— О, Доминик, — запротестовала она.

— Но это так, не правда ли, месье Дютра?

Я рассмеялся.

Вот таким образом все и было решено. Этим же вечером мы условились о дате и через три недели поженились в мэрии десятого округа.

* * *

Между тем она не хотела переезжать в Роншье.

— Я выхожу замуж не за местность, не за дом, а за мужчину, — ответила Мина, когда я предложил ей осмотреть свои владения. — Если хотите, это будет наше свадебное путешествие.

Так оно и случилось. Мы поженились утром, взяв в свидетели служащих мэрии. Доминик предпочел не присутствовать на церемонии. Накануне он с товарищами отправился в путешествие по Италии и обещал приехать к нам по возвращении.

Я боялся, что его отсутствие огорчит Мину, но, наоборот, увидел, что это ее успокоило. Она казалась чрезвычайно возбужденной и, выходя из мэрии, попросила меня сразу же отправиться в дорогу.

Очутившись рядом с ней в машине, я почувствовал себя человеком, который, для того чтобы покуражиться, сел в межконтинентальную ракету. Отныне у меня была законная жена, и в моей эгоистической жизни произошло нечто весьма важное.

Накануне Мина отправила ко мне чемодан с вещами. Она решила оставить мебель в их маленькой квартире сыну, и, честно говоря, меня это очень устраивало. Я собирался окружить ее как можно меньшим количеством предметов, напоминавших ей о прошлом.

У меня, естественно, были тайные побеги с женщинами, но это забавляло только до тех пор, пока дело не касалось психологического момента. Но при мысли и дальше оставаться со своей сообщницей я всегда начинал паниковать и каждый раз устраивался так, чтобы найти предлог, позволяющий укоротить путешествие.

Наш брак напоминал бегство. Только после уже не будет возможности улизнуть. Мы останемся вдвоем лицом к лицу, как скрепка с бумагой.

До Питивье мы не произнесли и трех слов. Моя жена неподвижно сидела рядом со мной, обозревая пейзаж, а я делал вид, что захвачен вождением. Мы проезжали через город, когда до меня дошло, что полдень уже позади и что мы голодны.

— Позавтракаем здесь?

— Как хотите.

Я заметил трактир, увитый плющом, и припарковал машину в просторном дворе. Это было обычное, перворазрядное заведение с вывеской, написанной готическими буквами, и разнообразными медными панно, висевшими тут и там.

Мина села. Я собирался сесть напротив нее, но она указала мне на место рядом с собой.

— Лучше садитесь здесь, Поль.

Я раздумывал, спрашивая себя, был ли это приказ или приглашение, не собираясь плясать под ее дудку с самого начала. Но она одарила меня такой прелестной улыбкой, что я не смог сопротивляться.

На ней было серое шерстяное платье и приталенное пальто из такой же ткани. Она немного подкрасила губы темно-красной помадой и наложила тонкий слой пудры на щеки. Она казалась совсем юной и больше походила на учительницу, доверившей класс мальчиков и пытающейся придать себе суровый вид.

Мы заказали лягушачьи лапки и фазана с зеленым горошком. Мина склонилась над тарелкой. Пар от еды затуманил ее очки. Она сняла их, чтобы протереть. Это настолько омолодило ее, что я воскликнул:

— Без очков вам можно дать лет на десять меньше, Мина!

— К сожалению…

Я взял у нее очки и сделал то, что делают в подобной ситуации все люди, не носящие их: нацепил на нос.

— Вы расшатаете мне дужки! — запротестовала она. Ловким жестом она отобрала их. Нахмурившись, я позволил ей это.

— Скажите, дорогая Мина…

Она снова приняла спокойный и серьезный вид.