Любовник на двоих, стр. 19
— Ева, я хочу вам что-то предложить…
— Нет, нет, Вик, никаких компромиссов!..
— Ева, вы хотите выйти за меня замуж? Сначала она покраснела, потом побледнела… У нее даже рот скривился в гримасе.
— Вы смеетесь надо мной?
— Нет, Ева… Это единственный способ все нормально устроить… Мы поженимся, и у меня больше не будет соблазна убежать… Конечно, мы подпишем брачный контракт, согласно которому за вами сохранятся неприкосновенными все права на ваше состояние. Мне будет невыносимо сознавать, что многие думают, будто я женился на вас из-за денег.
— Но, Вик, ведь никто не женится на парализованных женщинах… Это что-то невиданное!
— Хорошо, теперь будет виданное!
В ней происходила мучительная борьба: гордость наступала на искушение. Но женщина в ней взяла верх.
— Зачем эта жертва, Вик?
— А кто вам говорит, что это жертва?
— Вы.., вы меня любите?
— Я испытываю к вам бесконечную нежность…
— Но не любовь!
— А нужно ли непременно наклеивать на чувства этикетки? Я не хочу покидать вас, и это уже добрый знак, не так ли?
Она задумалась, нахмурила брови:
— Я, я вас люблю с тех пор.., с тех пор, как я вас впервые увидела…
— Тогда не нужно сомневаться.
— Я не сомневаюсь!
— Так что же вы тогда делаете?
— Я только пытаюсь понять… Вы молоды, красивы…
— Спасибо.
— Вы это прекрасно знаете. — В ее голосе чувствовалась горечь. — Вы очень красивы, Виктор…
— И вы очень красивы, Ева…
— Как сломанная игрушка…
— Я уже просил вас никогда не вспоминать об этом…
— Простите меня. — Она ударила рукой по колесу каталки.
— Так что, женимся? — улыбнулся я.
— Когда?
— Через какое-то время. Нужно подождать, пока окончится траур.
— Вы что, серьезно считаете, что траур может окончиться?
Слезы вдруг брызнули из ее глаз. Я достал свой платок и стал вытирать их.
Я не мог сказать ей все! Пусть уж лучше оплакивает свою сестру, чем ненавидит мертвую!
Глава 15
Бракосочетание состоялось через два месяца в обстановке, как это принято говорить, строгой интимности.
Мы отправились вдвоем и в церковь, и в мэрию, а свидетелей нашли на месте.
Сказать вам, что за эти два месяца я не подумывал о том, чтобы переменить свое решение, значит солгать. Сколько раз повторял я себе: "Ты молод, Виктор, ты красив… Что же ты приковываешь себя к этому инвалиду? Это сумасшествие! Ты не имеешь права делать этого! Женитьба — это не благотворительная акция. Она должна освящать любовь, быть ее продолжением… А как ты можешь принять стерильность такого союза?!
Несколько раз я собирал ночью свои вещи и открывал дверь моей спальни… Однако в последнюю минуту меня каждый раз что-нибудь останавливало… И всегда это было что-нибудь разное… Какая-нибудь мелочь — например, скрип в доме, какое-нибудь воспоминание…
В конце концов я понял: нет смысла бороться с самим собой.
По дороге домой я, управляя машиной, посматривал краем глаза за «моей женой». Она сидела рядом со мной довольно прямо и не теряла на поворотах равновесие. Счастливая улыбка делала ее еще красивее. Я досадовал на судьбу, сделавшую Еву неподвижной.
Не будь Ева инвалидом, она была бы самой красивой девушкой Лазурного Берега.
Я представлял ее в купальнике, бегающей по пляжу…
Теперь, когда мы поженились, я почувствовал огромное облегчение. Когда принимаешь решение такого значения, самый тяжелый период — период ожидания… А когда решение осуществлено, все казавшееся ранее сложным сильно упрощается.
Ну что произошло?
Я женился на красавице калеке — вот и все.
Я спас эту девушку от неминуемой смерти. Разве мог я не соединить после этого наши судьбы?
Так и поступают обычно с людьми, которых спасают. Дать кому-нибудь жизнь или сохранить ее — событие незаурядное.
Ворота особняка остались открытыми. Я подъехал по главной аллее до самого крыльца. Вышел из машины и обогнул ее. Ева сама открыла дверцу, и мне оставалось лишь наклониться и взять ее на руки. Она прижалась ко мне. Пока я поднимался по лестнице, она целовала меня. Губы ее были очень свежи, кожа и волосы пахли великолепными духами. Ее поцелуи заставили меня подумать…о другом.
Мне стало страшно при мысли о ночи, которая настанет.
И вот эта ночь настала — трудная и тревожная.
Амелия легла спать, и мы остались вдвоем в холле.
Ева улыбнулась мне. Она была очень взволнована, но все-таки меньше, чем я, — могу вас уверить. Ни одному мужчине не пожелал бы я оказаться в такой ситуации.
— Ну что, — сказал я ей, — поступим подобно этой достойной особе — мы ведь также имеем право на отдых, моя дорогая, не так ли?
Она ничего не сказала в ответ. Взяла и поехала к своему подъемнику, а я поднялся по лестнице и остановился перед дверью ее комнаты. «Кстати, ее давно уже привели в порядок». Никогда еще желание убежать отсюда не давило так на меня.
Я подумал: «Еще немного, Виктор, и все будет кончено…»
Наконец она подъехала, открыла дверь, включила свет.
— Виктор! — позвала она меня. Теперь уже я был паралитиком. Ноги отказывались служить мне. Она опять позвала меня:
— Виктор! Я вошел.
Она подъехала к самой кровати, как это делала всегда, когда ложилась спать. Щеки ее сильно покраснели.
— — Вы боитесь войти в мою спальню, — усмехнулась она.
— Ну что вы, Ева!
— Вы можете называть меня на ты: я ведь уже ваша жена.
— Ева!..
— Вы боитесь меня, да?.. Не хотите, так сказать, воспользоваться своими законными супружескими правами?
— Ева, вы не находите глупым, что два человека, только лишь потому, что они вышли недавно из мэрии, исполнив некоторые формальности, должны сразу же броситься в одну постель?
— Так всегда было, Виктор… Впрочем, не в этом дело. Найдите в себе смелость признаться.., в брезгливости, которую вы испытываете сейчас ко мне. Она читается в ваших глазах… Вы не сможете взять меня — калеку, не так ли?
Я стоял у двери, подавленный всей этой сценой.
Ева говорила правду. И в то же время она уже была моей женой. Заключив с ней брак, не преступление ли я соверши? Благородный ли это поступок? Может, лучше было бы оставить ее наедине со своими мечтами и своим отчаянием?
Она расстегнула корсаж, и он упал на пол. Потом сорвала с себя комбинацию, лифчик и отбросила их в сторону. Движения се были резкие и решительные.
Я увидел две маленькие девичьи груди. Они были тверды и упруги. Ее коричневые соски набухли.
Я отвернул взгляд:
— Нет, Ева… Не делайте этого… Я.. Я вас умоляю…
Я выскочил из комнаты и взбежал вверх по лестнице, преследуемый истерическим смехом Евы.
А вскоре она разрыдалась.
Я, конечно же, очень долго не мог заснуть и назавтра встал позже обычного. Когда я спустился в холл, Ева была уже там.
Вид у нее был совершенно спокойный.
— Ты хорошо выспался, мой дорогой? — спросила она. Я пожал плечами:
— Слушайте, Ева, нам нужно поговорить…
— Конечно, это мы можем…
Амелия принесла мой завтрак, и мы были вынуждены прервать наш диалог. Старуха знала, что мы спали в разных комнатах, и, похоже, это радовало ее.
— Вам хорошо спалось, господин Менда? — улыбнулась она.
— Прекрасно, Амелия… Я почти не слышал вашего храпа. Шокированная, служанка отошла в сторону.
— Менда… — заговорила Ева. — Теперь я мадам Менда… Красивое имя… У вас что, предки были итальянцами?
— Не знаю. Мне это не очень интересно. Ева, знайте.., такое положение временное… Поймите, что мне нужно…
И зачем только я пустился в эти туманные объяснения? Мне и сказать было нечего.
— Вам нужно акклиматизироваться? Теперь она была похожа на маленькую капризную девочку, привыкшую быть властелином дома.
— Может быть, и так!
— Только не спешите, мой дорогой! У нас ведь вся жизнь впереди, не так ли? Вся жизнь! Я закрыл глаза…