И заплакал палач..., стр. 12
Хоть бы ОНА дождалась меня в "Каса"! Хоть бы, пока меня нет, испанская полиция не нашла никаких следов! Хоть бы они ее не вызывали! Я предусмотрел все, но об этом совсем забыл... Оставил ей тысячу советов на все случаи жизни, кроме того случая, если ее вызовут в полицию! Что она будет делать одна в Барселоне? Я дрожал при мысли о том, что она может потеряться, что может случиться новый шок, и тогда...
Струя прохладного воздуха напомнила мне, что Сена уже близко. Я выехал на эспланаду Лоншам и сквозь деревья увидел белый кораблик с возлежащими в шезлонгах пассажирами. И на минуту остановился полюбоваться вечерним покоем. В Кастельдефельсе все было кричаще ярко: и зори, и сумерки, и знойные дни... Там живешь, словно на картине Ван Гога. А в этом уголке Парижа вдруг открылась мне тихая безмятежность.
Я так хотел бы быть в эту минуту рядом с ней, показать ей все то, о чем она забыла.
Я медленно тронулся с места. Проститутки в летних нарядах бросали на меня изучающие взгляды. Поехал вдоль реки к мосту Сен-Клу, и вдруг в глаза мне бросился указатель: "Западное шоссе. Версаль. Сен-Жермен". Сен-Жермен!
Я оказался совсем рядом от того места, где Марианна покупала платья, где она, может быть, жила... Я свернул вправо, пересек по мосту Сену, проехал внизу к боковому ответвлению, ведущему в туннель Западного шоссе...
Она ждала меня... Не только в Кастельдефельсе, но и в Сен-Жермене тоже. Под небом Иль-де-Франс чувствовалось нечто, принадлежащее ей... И это нечто звало меня.
На шоссе я прибавил газу. Проехал первую развилку на Вокрессон и свернул у второй, той, что рядом с бывшей американской военной базой.
Спустя четверть часа я уже был в Сен-Жермене.
В маленьком городке пахло отцветшей сиренью. Здесь уже начинали укладываться спать, широко распахнув окна. Кое-где еще были открыты кафе. Я остановился на Замковой площади. Поставил машину у вокзальчика и сел на террасе кафе.
Слышно было, как где-то плачет ребенок, ревет радио, и все-таки вечер был легким и спокойным, напоенный запахами растений и струящейся из лесу прохладой.
Меня обслуживал старый ревматик-официант в белой куртке. Наверное, он начинал со дня открытия заведения, а теперь состарился и износился вместе с ним.
– Что вам угодно?
Пить не хотелось... Мой взгляд упал на разноцветную надпись "Мороженое".
– Мороженого!
– Клубничного, ванильного или мокко?
Безудержная страсть к мороженому досталась мне от моего детства. И как тогда, в сладостном предвкушении, я выдохнул:
– Клубничного!
Когда он вернулся с металлической вазочкой, увенчанной розовым куполом, в руках у меня была фотография Марианны.
– Скажите, пожалуйста...
– Что вам угодно?
– Вы давно живете в Сен-Жермене?
– Я здесь родился...
– Мне нужно кое о чем у вас спросить...
– С удовольствием отвечу, если смогу.
Я показал ему снимок.
Марианна была снята в купальнике. Она жмурилась от солнца. Слева на фотографии виднелся тростниковый навес в "Каса Патриота".
Старик сперва не понял, чего от него хотят.
– Посмотрите на женщину на этом снимке. Вы ее когда-нибудь видели?
Но вместо этого он, не скрывая удивления, посмотрел на меня. Убедился, что во мне нет ничего необыкновенного, и полез во внутренний карман своей белой куртки. Отыскав там наконец старые очки, водрузил их себе на нос. Только после этого официант взглянул на фотографию.
Пальцы у меня сделались ледяными. Я старался прочесть что-нибудь у него на лице, но кроме пристального внимания ничего заметить не смог.
Старик задумчиво покачал головой.
– Трудно сказать... Стольких людей здесь видишь...
– А как вам кажется?
– Похоже, знакомое что-то в лице... Она живет в Сен-Жермене?
– Во всяком, случае, бывала тут...
Он снова покачал головой и спрятал окуляры.
– Молодая, красивая девушка. Не забудьте, здесь в Сен-Жермене много студентов... Я их столько тут видел, если в вы только знали... Нет, правда, никак не скажешь наверняка...
– Во всяком случае, вам кажется, что вы ее уже видели?
– Разве что не путаю с кем-нибудь...
Негусто, конечно, но все-таки появилась хоть какая-то надежда. Ведь как только я оказался в этом городке, сразу же безумно захотелось все разузнать.
– Спасибо, извините.
Но он не отходил. Я, наверное, заинтересовал его, и теперь ему и самому хотелось узнать поточнее. В конце концов, должен же я был как-то объяснить такое любопытство!
– Эта девушка была знакома с моим братом. Я не знаю, как ее зовут. Все, что мне о ней известно – это то, что она жила где-то в Сен-Жермене или поблизости. Брат сейчас в колониях...
И я придумал совершенно идиотскую историю, а он проглотил ее, как должное.
– Может, вы мне что-нибудь посоветуете? – в конце спросил я. – Нельзя же всем прохожим подряд показывать фотографию и расспрашивать.
Он задумался. На террасе, кроме меня, больше никого не было. За кассой зевал хозяин заведения. Они явно дожидались моего ухода, чтобы закрыться.
– Можно сходить к кюре... К врачам... Ну к тем, которые обычно со всеми видятся...
– Да-да, неплохо придумано.
Мороженое растаяло. Я дал старику приличные чаевые и пошел к машине.
14
На следующий день в восемь утра я снова был в Сен-Жермене.
Позвонил у ограды дома священника и попросил, чтобы кюре меня принял. Пришлось долго ждать, потому что еще не окончилась служба, но я особенно не переживал, что приходилось дожидаться в приемной, а соображал, как бы придумать ему историю поправдоподобнее. К тому же и комната, куда меня провела служанка, располагала к размышлению. Там пахло воском, мебель была строгой и темной, а всю дальнюю стену занимало огромное распятие. Мне казалось, что лучше всего в разговоре со священником не идти окольным путем, а действовать напрямую. И когда он вошел, высокий, с близоруким, внимательным взглядом и медлительными движениями, то я не дал ему первому задать вопрос.
– Извините за беспокойство, господин каноник (я заметил красную кайму на сутане), я из уголовной полиции.
И вполне профессионально рукой дотронулся до отворота пиджака, хотя выворачивать его не стал.
Вместо этого положил ему на стол фотографию Марианны.
– Я веду розыски по просьбе одной семьи. Сейчас мы занимаемся одной девушкой, страдающей амнезией. Это ее фотография. На ее одежде стояло здешнее клеймо, и это заставило меня предположить, что она из Сен-Жермена.
Он взглянул на снимок и покачал головой.
– Я не знаю эту женщину, господин инспектор.
– Вы уверены, господин каноник?
– Абсолютно уверен.
Он вернул мне фотографию.
– А в магазине вам тоже ничего не сказали?
– В каком магазине?
– Но... ведь вы говорили, что вещи ее были куплены в магазине...
Об этом я и не подумал. Священник понял и чуть не улыбнулся. Хорошенького, наверное, мнения он остался о полиции!
Я прекрасно помнил название магазина: "Феврие". Запомнить нетрудно: созвучно "февралю". Магазин находился на главной улице, недалеко от почты. Очень современный, большой магазин. Входя туда, я очень волновался, ведь не так давно здесь побывала Марианна!
Ко мне подошла продавщица. Такая живая, любезная. Я повторил ей басню про полицейского, это было самое простое и сразу давало результат. Люди обычно охотно отвечают на вопросы полиции, это в их натуре.
Она выслушала молча, но маленькие некрасивые глазки так и бегали от возбуждения.
Когда я, выложив все, что полагается, протянул ей снимок, она схватила его чуть дрожащей рукой. И решительно заявила:
– Да, я узнаю эту даму.
– Она живет в Сен-Жермене?
– Думаю, да. Я видела ее несколько раз. Обслуживала, когда она покупала блузку. Она была с малышом.
Меня словно холодной водой окатили. С малышом! Значит, я не ошибся!