Хлеб могильщиков, стр. 18
Жермена после опознания тела очень изменилась. Она больше не выходила из нашей квартиры, и я сам ходил за покупками. Все дни она проводила лежа на диване в своей полупрозрачной ночной рубашке, но резко отталкивала меня, когда я хотел обнять ее, говорила мало и таким жалобным тоном, что мне было неловко ее слушать.
Я и не пытался бороться с ее подавленностью, вызванной перенесенным потрясением. Я думал, что, когда Кастэна похоронят, все встанет на свое место. Перед нами откроется будущее. И я понимал ее поведение. Ее терзали угрызения совести. Теперь, когда смерть Ашилла была установлена, женщина осуждала свое легкомыслие. Ей было стыдно, что она так быстро покинула супружеское жилище, чтобы уехать к любовнику. Население городка должно было смотреть на нее как на неблагодарную шлюху, а у Жермены было обостренное чувство собственного достоинства, поэтому она не могла не страдать от этого всеобщего осуждения.
Вечером после нашей поездки в Ноффле она написала своему нотариусу поручение о похоронах и о продаже предприятия.
– Я больше никогда не вернусь туда! – заявила она мне.
– Но на похороны...
– Похоронят без меня!
Я знал, что она упряма, поэтому и не настаивал. Она была права! Не стоило усложнять себе жизнь условностями. Надо было выждать, вот я и ждал.
Уже на третий день ни одна газета не говорила о Кастэне. Я надеялся, что дело вскоре закончится. Я чувствовал себя легко и счастливо...
Мне очень хотелось укрепить дух Жермены.
– Если хочешь, – сказал я ей, – на следующей неделе поедем на Лазурный берег, подыщем книжную лавку, о которой мечтали.
– Да, Блэз.
Она не знала юга. А я уж постарался расписать этот край! Но напрасно я нахваливал пальмы, мимозу, голубое море и солнце, мне не удалось вытащить ее из хандры. Я начал серьезно беспокоиться. Она не должна была так сожалеть о Кастэне! От этого мерзавца она имела больше таски, чем ласки.
Мое терпение было на исходе.
– Жермена, ты можешь объяснить мне, что с тобой?
Она подняла на меня свои голубые глаза, полные удивления.
– Что со мной?
– Не притворяйся наивной, с того самого дня ты как будто не здесь! Ты горюешь?
Она помотала головой:
– О нет!
– Ты чувствуешь какую-то вину?
Невероятно, но она, казалось, не поняла вопроса.
– Вину? В чем?
– Я не знаю... В том, что пришла сюда, зная, что он умер.
Жермена пожала плечами.
– Да нет, Блэз, я с этим примирилась уже давно...
– Тогда что?
Лицо ее омрачилось. Она стала такой, какой я ее увидел когда-то на почте. У нее был отсутствующий взгляд.
– Это другое, Блэз...
– Другое? Но что, дорогая?
– Я хочу задать тебе вопрос.
– Слушаю тебя.
– Поклянись мне, что ты ответишь искренне.
Я почувствовал, что меня затрясло, стало холодно, как в ту ночь в склепе Креманов.
– Что за церемонии... Слушай, Жермена...
– Поклянись!
Я пробормотал охрипшим голосом:
– Я клянусь тебе...
Она собралась, подыскивая точные слова.
– Блэз, где ты его держал все это время?
Я закрыл глаза, на несколько секунд все во мне замерло.
– Что ты говоришь?!
Я проорал эти слова, пытаясь скрыть охватившую меня панику.
– Послушай, Блэз. Когда мне показали тело Ашилла... Ты знаешь, что я заметила сразу же? Его одежда была покрыта слоем красной глины, как и у тебя, когда я вернулась из Нанта.
Я не нашелся, что ответить. Ее проницательность наполняла меня ужасом.
– Я сразу же поняла, – вздохнула Жермена, – что ты его убил, Блэз. Я не знаю, как и когда. Вот уже три дня я думаю об этом, но не могу понять. Я никак не могу понять, где же был тайник? Потому что ты прятал его тело до той ночи... Не так ли?
Вначале я попытался все отрицать.
– Ты с ума сошла, Жермена! Совсем спятила! Что ты выдумала с этой глиной?
– Ты мне клялся, что ответишь...
– Но я тебе отвечаю, Жермена... Я тебе отвечаю: нет! У тебя голова пошла кругом!
– Ты поклялся, что ответишь искренне!
– О Боже, я тебе говорю...
Она махнула рукой.
– Хорошо, не кричи... Должно быть, я ошиблась.
– Ты ошиблась, дорогая!
Она опустила голову. Я приподнял ее за подбородок.
– Надо мне верить, Жермена! Если ты не будешь мне верить, наша любовь пропадет!
– Я тебе верю!
По-дурацки я попросил ее в свою очередь:
– Поклянись!
Она колебалась. Я был готов рассердиться, когда в нашу дверь позвонили.
15
Так не звонила ни консьержка, ни наши поставщики. Жермена пошла открывать. Я слышал, что она поздоровалась с кем-то, потом в комнате появились Шарвье и младший инспектор. У старшего на глазу был никак не украшавший его ячмень. На нем был зеленый, гестаповского покроя плащ, в руках он держал фетровую шляпу. Приперся он именно тогда, когда я прекрасно обошелся бы без него.
– Здравствуйте, инспектор, чем обязан?
Он улыбнулся и показал на кипу газет.
– Скапливаются?
– Это у вас надо спрашивать...
Шарвье наклонил голову, но не спускал с меня глаз. Несмотря на громадный ячмень, он вовсе не был смешон.
– О, если вы у меня об этом спросите, я вам отвечу, что все усложняется.
Я глянул на Жермену. Усевшись на диван и сцепив руки на коленях, она внимательно слушала.
– Усложняется?.. – как эхо повторил я.
– Скорее, да...
Никому не пожелаю пережить ту тишину, что установилась после этого. Я прямо заорал от нетерпения:
– Ну, рожайте же! Что вы играете? Хотите напугать нас?
Неожиданно Шарвье хлестнул меня по щеке.
Жермена вскрикнула, вскочила, потом опять села. Моя щека горела. Я подумал, что в такие моменты выглядеть достойно невозможно. Шарвье же ни в коей мере не выглядел смущенным из-за своей выходки.
– Я играю в угадайку, чтобы узнать, во что это вы с Кастэном сыграли, – сказал он.
Второй инспектор закудахтал. Он посчитал это гениальной шуткой, что еще больше подняло в его глазах авторитет старшего.
– Что с Кастэном?
– Вам это чуть позже разъяснят, одевайтесь оба!
– Вы нас арестовываете?
– Это не совсем то слово, но в общем... – он зло ухмыльнулся, – вроде того.
– Мадам тоже?
– Мадам Кастэн тоже. У вас ведь не только общие радости?
– У вас есть ордер?
– Нет, это простая формальность, бумажки подмахивает следователь. Я пошлю инспектора и, если понадобится, он принесет.
– Скажите, по крайней мере, за что?
– А вы не знаете?
– Да нет, я...
– Хватит, поговорим об этом у меня. Мне хотелось бы подержать вас врозь.
Я поупирался, но Жермена успокоила меня:
– Послушай, Блэз, делай, что тебе говорят...
Мы молча собрались.
Нас как-то незаметно разделили. Мы шли бок о бок в сопровождении двух полицейских. Помощник главного толкнул обитую кожей дверь, мы посторонились, чтобы пропустить Жермену. Он проследовал за ней. Дверь захлопнулась. Шарвье тронул меня за руку, и мы прошли в другой кабинет.
– Садитесь, Деланж!
Я понемногу терял уверенность. Я понимал теперь, почему обвиняемые так легко раскалываются. Едва я переступил порог этого кабинета, как у меня появилось чувство вины.
– Вам нечего мне сказать по поводу смерти Кастэна?
– Что бы вы хотели услышать?
– Кто его отравил, например?
Мне показалось, что я плохо его расслышал.
– Кто его...
– Да, отравил. Заключение токсикологов однозначно: отравление раствором мышьяка. Патологоанатом заметил кое-какие следы, сделали анализ волос, количество обнаруженного яда не оставляет сомнений.
Полицейский объяснил мне это любезно, как другу.
– Отравление установлено, осталось уточнить, кто подложил яд в еду Кастэна.
Я ничего не ответил, я не понимал... Кастэн отравлен... Это какой-то идиотизм. Я-то знал, как он был убит... Яд! Ну и ну!