Марка страны Гонделупы, стр. 8
— Настоящая дружба? Это самое важное в жизни человека. И самое прекрасное.
— Да? — задумчиво и немного удивленно проговорил Петя. — Я не знал… А у нас с тобой дружба, мамочка?
— Мы с тобой очень дружим. И всегда друг другу верим…
— Разве для дружбы важно — верить?
— Очень важно.
— С Вовкой мы тоже дружим. Только знаешь, Вовка теперь сидит на третьей парте. Уже давно! Это ничего для дружбы?
— Это совершенные пустяки.
— А вот с тем мальчиком, знаешь, который сидит теперь со мной вместо Вовки… С ним я не дружу… Ни на копейку! — Петя поморщился. — У него одни кляксы… С ним никто не дружит.
— Почему же вы с ним не дружите? Это очень плохо.
— Плохо?
— Очень плохо.
— Ты думаешь, очень плохо? — протянул Петя, щурясь на снег. — Почему?
А снег все падал и падал.
И в другой половине дома, где жили Чернопятко, тоже увидали за окном снег. Первый увидел его Вовка.
— Снег! — завопил он на весь дом. — Настоящий снег!
Он тоже влез на подоконник и тоже распахнул форточку. Просунул наружу голову.
Было просто удивительно, как мог он так легко протиснуть свои толстые красные щеки!
А снег уже падал густо, крупными хлопьями.
— Смотрите, смотрите! — задыхаясь от восторга, кричал Вовка. Смотрите все!
Он втянул голову обратно в дом. Все-таки непостижимо, как это пролезли его щеки?
— Завтра мы с Петькой — на санках!
Он снова высунулся в форточку:
— Или на лыжах!
И опять бедная, многострадальная голова оказалась в комнате:
— Или в снежки!..
Он снова высунулся наружу.
Толстые красные щеки, как им досталось!
А снег падал и падал…
Может, и правда Снежная королева мчалась на белых конях, а ее великолепный снежный плащ вместе с ветром несся над всей землей?
А в это время третий мальчик, тот рыженький, который занял на парте место Вовки — его звали Кирилкой, — тоже стоял возле окна и тоже глядел на снег…
Он думал, что, может быть, и на Севере сейчас идет снег. Только, уж конечно, тот снег получше этого. И его гораздо больше. Потом он подумал, что отец, наверно, давно катается на лыжах. Или на собаках. А может, даже на оленях? Очень на многом можно кататься там у них, на Севере.
Давно папа уехал. А не прислал еще ни одного письма. Каждый день Кирилка спрашивает на почте письма от папы. Там ему отвечают: «Пишет, пишет…» Но если пишет, куда же деваются папины письма?
Кирилка тихонько вздохнул.
А снег все шел, шел, и за окном становилось темно.
Потом Кирилка подумал, что завтра в школу можно идти в валенках. И это очень хорошо. Потому что ботинки у него давно прохудились, а сказать об этом тетке боязно. Обязательно заругается, что прохудились. Обязательно.
После валенок Кирилка сразу вспомнил про школу, про Петю Николаева и вздохнул еще громче.
Сколько дней они сидят рядом, он и Петя, а все равно Петя нипочем не хочет с ним дружить. Даже рукой заслоняет свои буквы, чтобы Кирилка на них не смотрел.
А какие у Пети буквы! Какие буквы!
Вчера вот у Пети капнула на парту клякса. Кирилка поскорее вытер эту кляксу да еще послюнявил, чтобы на крышке не осталось пятна. Петя почему-то рассердился. Он сказал: «Значит, ты подлиза» — и покраснел. А чем же он подлиза?
Книги он всегда кладет в парту точь-в-точь как Петя, и карандаш у него похож на Петин. И промокашка тоже на красной ленточке.
Чем же он подлиза?
Конечно, если бы он отвечал без запинки уроки и если бы не кляксы, Петя бы с ним дружил.
А что ему делать?
На дополнительных занятиях он всегда отвечает хорошо. А вот в классе при всех боится. Клавдия Сергеевна, она добрая, она ему говорит. «Ну, Кирилка, ну отвечай же… Какой ты, право! Ты же все знаешь! Отвечай…» А он стоит у доски и молчит. Не может слова выговорить. Вдруг все засмеются?..
А сколько у него клякс!.. Все тетради в кляксах. Разве можно дружить с мальчиком, у которого столько клякс?
А как же ему без клякс, если на столе всегда белая скатерть? Вот и приходится уроки делать на подоконнике. Учительница Клавдия Сергеевна то и дело повторяет: «Рука, которой пишешь, вся должна лежать на столе». А на подоконнике не то что рука — тетрадь еле помещается. А локоть совсем свисает. Вот потому у него и кляксы, что на подоконнике…
И в «колдунчики» его не берут играть. На переменках все мальчики играют, а его не берут… Никогда. Только дразнятся: «Рыжик-пыжик, почем десяток веснушек?»
Если веснушки хорошенько потереть щеткой — может, они сотрутся?
На этот раз Кирилка вздыхает глубоко и протяжно.
— Тише! — сердито шепчет тетка. — Генечку не разбуди.
Генечка — ее сын. Хоть ему только пять лет, дерется он очень больно. А сдачи Генечке тетка не велит давать.
Новые ботинки, которые ему перед отъездом на Север купил отец, тетка спрятала в комод — наверно, для Генечки. И новую шапку-ушанку (тоже отец купил) надевает Генечка. А когда тетка идет в гастроном, или на базар, или еще куда, то велит Кирилке, чтобы тот смотрел за Генечкой и не обижал его. А почему Генечке она не говорит, чтобы он не дрался?
Кирилка опять вздохнул.
— Говорят, тише! — прошипела тетка. — Уроки делай…
— Сделал, — тоненьким голоском ответил Кирилка и снова вздохнул.
Что же поделаешь, такая у него была привычка: вздыхать и вздыхать…
Плохо жить на свете, когда совсем один, когда тетка слова ласкового не скажет, а дядя, папин брат, хоть добрый, да все на работе. Иногда погладит Кирилку по голове… Только редко это бывает.
А отец далеко, на Севере. И сам не едет, и писем не шлет.
А главное, плохо, когда нет товарищей. Плохо, ох как плохо…
Глава седьмая
Кирилкин портфель
Петя и Вовка мало похожи друг на друга. И характером, и наружностью.
Петя высоконький мальчик и немного бледноват. Вовка же, наоборот, коренастый коротышка. У Пети на лбу аккуратно подстриженная челочка, а у Вовки на затылке торчит хохолок, похожий на кисточку для бритья.
Петя щурится. Он слегка близорук. А когда он смеется, на самой середке носа у него, как и у мамы, гармошкой собираются морщинки.
У Вовки же щеки до того красны и до того круглы, что просто удивительно, как только птицы не склевали их по ошибке вместо яблок.
Вовка, что называется, «тяп-ляп». Схватит — бросит. Бросит — снова схватит. И никакого толку. По десять раз в день он придумывал что-нибудь новое и никогда ничего не кончал. Не то что Петя, который все всегда доводит до конца.
В школу Вовка обязательно опаздывал бы, но аккуратный Петя заходил за ним каждое утро.
Не в пример Пете, Вовка очень любил драться. Он был большим задирой и с удовольствием ввязывался в любые потасовки. Дрался он обыкновенно своим портфелем, и если судить только по портфелю, то всякий бы сказал про Вовку: этот мальчик, вероятно, давно окончил школу. Портфель у Вовки был драный, с оторванной и кое-как прикрученной ручкой. Замка совсем не было, и Вовка мог таскать свой портфель только под мышкой. Прямо не верилось, что всего каких-нибудь два месяца тому назад этот портфель, новешенький, завернутый в серую бумагу, перевязанный сверху бечевкой, Вовкин отец принес из магазина.
А у рыженького Кирилки вообще не было никакого портфеля. До самого снега он носил в школу книги и тетради завернутыми в газетную бумагу.
В одно прекрасное утро — для Кирилки это утро было особенно прекрасным — весь класс дружно ахнул: Кирилка явился в школу с портфелем. Да еще с каким!
Мало того, что этот портфель был из роскошной темно-коричневой кожи и ростом почти с самого Кирилку, он был с двумя замками, с двумя ключами и с двумя ремнями. Он мог складываться и раскладываться. И, кроме того, в нем имелось не меньше восьми различных отделений, начиная от самых крохотных, куда можно было сунуть разную мелочь, вроде конфетной бумажки или пера, и кончая колоссальным отделением, во всю длину раскрытого портфеля, куда при желании мог поместиться даже сам Кирилка.