Марка страны Гонделупы, стр. 17
Серия подходит к концу. Осталось еще две марки. На одной — океанский пароход, многоэтажный и многопалубный, густо-малинового оттенка.
Последняя — серо-голубая. На ней — самолет. Синекрылый воздушный почтальон, для которого одинаково доступны самые отдаленные уголки земли…
— Ну, — говорит Вова, — теперь ты Левке нос утрешь… Еще как! У него таких и в помине нет.
— А Тува? — вспоминает Петя, стараясь представить себе Левину коллекцию. — Тува-то у него какая!
— Ну вот еще! — Мама слегка пожимает плечами. — Тувинские марки хоть завтра можно купить в магазине. А таких я что-то ни разу не встречала. — И она еще пристальнее разглядывает марки.
— Теперь Левкины марки перед твоими — пф-фу! — повторяет Вова и пренебрежительно дует в растопыренную ладонь.
Кирилка тихонько хихикнул и тоже сказал: «Пфу-фу!» — и тоже подул на свои желтенькие веснушчатые пальцы.
Оба были счастливы за Петю. В этот вечер они почти простили ему и марки, и даже Леву.
— А давай тоже собирать марки, — сказал Вова, обращаясь к Кирилке, но глядя на Петю.
— С ним или одни? — спросил Кирилка, кивая на Петю.
Возможно, Петя и не слыхал этих слов. А может, он нарочно пропустил их мимо ушей. Но только он ничего не ответил мальчикам.
Потом марки отмачивались в теплой воде. Вот, оказывается, зачем папа звонил насчет чайника. А мыть голову он вовсе не собирался. И бриться тоже.
Воду налили в глубокую тарелку и туда положили кусок конверта с наклеенными марками. И что же получилось? Конвертная бумага набухла и опустилась на дно тарелки, словно губка, пропитанная водой. Зато все марки плавали на поверхности, похожие на пестрые цветочные лепестки.
— Чего не знала, того не знала! — сказала мама. Вздохнув, прибавила: — А мы с Петей столько марок загубили! Отдирали просто так.
— Меня Петр Саввич научил, — признался папа. — И я об этом понятия не имел. «Налейте, сказал, в тарелку теплой воды, положите конверт с марками и получите все экземпляры в безукоризненном виде».
Так оно и было. Очень осторожно, двумя пальцами, мама выловила марки из воды. Все они были целехонькие. Ни один зубец не оторвался. Потом, снова по совету того же Петра Саввича, марки разложили на чистой промокашке, сверху прикрыли другой чистой промокашкой, и все это, в свою очередь, вложили в толстую книгу, на которую вместо пресса уселся Вовка.
Что и говорить, славный выдался у них вечерок!
А если ко всему прибавить рябиновую пастилу и пряники, которые оказались у мамы в буфете и были съедены все, без остатка, за чаем, то нужно прямо сказать: вечер удался на славу!
На следующий день новые Петины марки смотрел сам Лева Михайлов. Он специально пришел для этого к Пете после уроков.
Он рассматривал их долго, пристально, при этом ноздри его чуточку шевелились. Он не сказал своих обычных «ерунда» или «чепуха». Нет, ничего такого он не сказал. Наоборот, слегка подняв левую бровь, спросил:
— Меняться будешь?
Петя энергично замотал головой: ни за что!
Но тут же спросил:
— А какие дашь?
— Пять тувинских…
— Нет, — Петя снова замотал головой, — у меня десять, а ты пять… Не хочу.
— Дам десять. В придачу две французские…
— Нет! Туву хоть завтра можно купить в магазине. А такие нигде не купишь.
— Не хочешь, значит? — медленно выговаривая каждое слово, спросил Лева, и Петя вдруг ужасно оробел.
— Мне не хочется меняться, — проговорил он, слегка отстраняясь от Левы.
— Значит, не хочешь? — еще раз повторил Лева, причем голос у него стал точь-в-точь как у пирата Билли Бонса из фильма «Остров сокровищ».
От страха Петя судорожно проглотил слюну и посмотрел на дверь той комнаты, в которой наверняка была мама.
Какое счастье, что он дома, а не где-нибудь среди океана или на верхней площадке школьной лестницы!
Итак, на этот раз мена не состоялась.
Глава тринадцатая
Великая тайна
«Теперь Лева не будет со мной дружить и марками не захочет меняться», — вздохнув, подумал Петя, когда на следующий день в школе увидел Леву. Он издали посматривал на него, не решаясь подойти.
Однако опасения оказались напрасными.
— Николаев, — дружелюбно сказал Лева, подходя к Пете на одной из переменок, — хочешь, я подарю тебе лампочку для карманного фонаря?
Конечно, Петя хотел. Но он прямо опешил: с чего это вдруг Лева решил сделать ему такой неожиданный подарок?
— Только у меня нет карманного фонарика, — сказал он с сожалением.
— Ничего, пригодится… На, возьми! — И Лева протянул Пете крошечную лампочку, вроде круглой пуговицы.
— Большое спасибо! — с благодарностью воскликнул Петя, пряча лампочку в карман. — А я думал, ты на меня обиделся, — тут же выпалил он, слегка краснея.
У Левы вопросительно поднялась правая бровь: за что?
— А помнишь, вчера… — Петя хитро подмигнул.
Но Лева по-прежнему казался изумленным. Вслед за правой у него подскочила и левая бровь.
— Я? На тебя? Обиделся? — проговорил он, каждым словом выражая все растущее удивление. — Да за что же?
— А серию-то я не хотел менять, помнишь? Шведскую!
— А-а-а… ты о марках… Я про них давно забыл. Да и за что же обижаться? Не хотел так не хотел. Это твое дело. Силком меняться не заставишь.
Тут же в знак дружбы и чтобы Петя худого не думал, Лева подарил ему хорошенькую болгарскую марку.
И в дальнейшем Лева был очень внимателен, продолжая выказывать Пете знаки своего покровительства. Петя буквально таял от гордости. Кирилка и Вовка теперь уже были забыты полностью. Смешно думать о дружбе с какими-то первоклашками, когда Лева Михайлов, ученик пятого класса «Б», как равный с равным, целую перемену расхаживал с ним по коридору, а потом еще предложил после занятий вместе идти домой.
— Николаев, — сказал Лева, когда они вышли из школы. Он поглядел на Петю, который шел рядом и изо всех сил старался свои короткие шажки приноровить к его размашистым. — Хочешь, я буду готовить с тобой уроки?
Ах, как жалел Петя, что не может сказать: «Хочу!» Он прямо с душевной болью сообщил, что уроки они готовят втроем — Кирилка, Вовка и он, Петя.
— Обидно, — проговорил Лева, но в голосе его слышалось откровенное облегчение. — Очень обидно! В три дня ты стал бы у меня круглым отличником. У тебя были бы одни пятерки!
И снова Пете с сожалением пришлось сообщить, что он давным-давно круглый отличник. Кирилка и тот время от времени теперь получает четверки, а по арифметике у него даже пятерка, хотя ему ужасно мешают кляксы. Что касается Вовы Чернопятко, то он тоже перейдет во второй класс если не совсем круглым, то полукруглым отличником, особенно если станет хорошенько обо всем думать, не делать «тяп-ляп» и если…
— Ладно! — оборвал его Лева. — Тогда айда завтра на каток. Хочешь вместе?
Наконец-то Петя мог сказать:
— Хочу.
— Ты фигурять умеешь?
— Не-ет, — сказал Петя.
— Гм… А какие у тебя коньки?
— «Динамы»! — гордо ответил Петя. — Прямо к ботинкам приклепаны… Мне папа к елке подарил.
— Эх! Разве на таких катаются! — с презрением проговорил Лева. — Вели матери хоккейные купить. Я своей так и сказал: «Купишь хоккейные, буду учиться на одни пятерки!» Живо как миленькая помчалась в спортивный магазин и купила. Вот как дела делаются!
Петя молча и с удивлением посмотрел на Леву. Потом твердо сказал:
— Нет, со своей мамой я так разговаривать никогда не буду.
— Ну и дуралей! До десятого класса будешь на своих «снегурочках» гонять.
— У меня «динамы», — обиделся Петя. — Это разница.
— А по-моему, никакой, — отрезал Лева. — Ну ладно, значит, завтра в шесть на катке? Пока.
— До свидания! — сказал Петя и помахал Леве на прощание рукой.
Но не успел он отойти и нескольких шагов, как Лева его окликнул:
— Николаев, поди-ка сюда!
Петя повиновался.