Сказания трех полушарий, стр. 5

И на седьмую ночь боги собрали совет на облачных вершинах, где они всегда собирались – выше Нарна, Ктуна и Пти. Так высоко их вершины возносятся, что ни один человек не слышит их голосов. Они говорили на своей облачной горе (и в самом высокогорном поселении не слышали их). «Что творит Богиня Изобилия» (назовем ее Ллинг, как называют боги), «что творит она, посылая приятные мечты в течение семи ночей Ап Арифу?» И боги послали за своим провидцем, который был их глазами и ногами, устремлялся туда и сюда по Земле, наблюдая за путями людей, наблюдая даже самые незначительные события, не считая их мелкими, ибо сети богов сотканы из самых тонких и маленьких вещей. Тот, о котором идет речь, видит кота в саду среди попугаев, вора в верхних палатах, грех ребенка с медом, женщин, говорящих в закрытом помещении и внутреннее убранство малейшей из хижин. Представ перед богами, он рассказал им историю Ап Арифа, Меол Ки Нинга и кражи белого лотоса; он рассказал, как вырезал и сделал Ап Ариф бамбуковый лук, как выстрелил в Меол Ки Нинга, и как стрела поразила его, и какая улыбка появилась на лице Ллинг, когда она приблизилась к цветущему лотосу.

И боги вознегодовали на Ап Арифа и поклялись отомстить за Ки Нинга.

И старейший из богов, тот, который старше Земли, тотчас вызвал гром, и вознес руки и выкрикнул заклятие с высокой ветреной горы богов, и пророчил над камнями с рунами, которые были старше речи, и пел в гневе древние песни, которые он узнал у морских штормов, когда только возникла гора богов и вся земля была суха; и он поклялся, что Ап Ариф должен умереть той ночью, и гром бушевал вокруг него, и слезы Ллинг были напрасны.

Карающая молния богов пронеслась к Земле в поисках Ап Арифа, прошла близко от его дома, но не поразила его. Некий бродяга жил ниже на склоне холма и пел песни на улице поблизости от дома Ап Арифа, песни прежнего народа, населявшего некогда, говорят, те долины, и просил взамен риса и творога; это в него попала молния.

И боги были удовлетворены, и их гнев уменьшился, и их гром прокатился вдаль, и большие черные облака разошлись, и древнейший из богов возвратился к своем старому сну, и утро настало, и птицы явились вновь, и свет засиял на горе, и все могли увидеть ясный, безмятежный дом богов.

Дар богов

Был некогда человек, искавший благосклонности богов. Поскольку мир царил на земле и все вещи на вкус были одинаковы, то человек чувствовал томление в сердце и тосковал по шатрам и полям битв. Поэтому он искал благосклонности древних богов. И представ перед ними, он сказал: «Древние боги; мир воцарился на земле, где я живу, до крайних пределов земли, и мы полны усталости от мира. O древние боги, дайте нам войну!» И древние боги одарили его войной.

И человек двинулся в путь с мечом и бросился с оружием в бой. И человек вспомнил тех малюток, которых некогда знал, и подумал о тихих днях, которые бывали раньше, и ночью на твердой земле мечтал о наступлении мира. И все дороже и дороже казались ему обычные вещи, скучные, но такие спокойные вещи мирных дней, и вспоминая о них, он начал сожалеть о войне, и снова искал милости древних богов, и встал перед ними и сказал: «O древние боги, на самом деле человек любит более всего мирные дни. Поэтому возьмите назад вашу войну, и дайте нам мир, ибо из всех ваших даров мир – лучший и прекраснейший». И человек возвратился снова к спокойствию мира.

Но со временем человек утомился от мира, от вещей, к которым привык, и от привкуса обыденности; и возмечтал он снова о походных шатрах, и явился еще раз к богам и сказал им: «Древние боги; нам не нравится ваш мир, ибо дни в самом деле тоскливы, и человеку лучше на войне». И боги одарили его войной.

И снова были барабаны, дым походных костров, мусорный ветер, топот боевых коней, пожары городов и все прочее, о чем прекрасно знают путешественники; и мысли того человека возвратились на пути мира; снова явились ему мох на лужайках, огни на старых шпилях, солнце на садами, цветы в милых лесах и сны и дороги мира.

И еще раз человек явился к древним богам и искал у них еще раз помощи, и сказал им: «Древние боги; ничего, кроме мира, не нужно; мы устали от войны и взыскуем древних путей и дорог мира». Так что боги забрали назад войну и дали ему мир.

Но человек устроил однажды совет и общался долго сам с собой и сказал себе: «Пожалуй, желания, с которыми я обращаюсь к богам, не особенно-то и желанны; и если боги в один прекрасный день исполнят желание и никогда не отменят его, а это у богов в обычае, я сильно устану от своего желания; мои пожелания опасны и нежелательны». И поэтому он написал анонимное письмо богам, в котором были слова: «O древние боги; этот человек, что четырежды беспокоил Вас своими пожеланиями, требуя мира и войны, не имеет никакого почтения к богам и плохо отзывается о них в дни, когда они его не слышат, и говорит о них хорошо только на церковных праздниках и в назначенные часы, когда боги прислушиваются к просьбе. Поэтому не исполняйте больше пожеланий этого нечестивца». И дни мира настали вновь, и снова появился на земле, подобно осенним туманам на полях, которые вспаханы целыми поколениями, вкус обыденности. И человек пошел однажды утром и явился еще раз богам, и вскричал: «O древние боги; дайте нам еще одну войну, чтобы я мог возвратиться к лагерям и границам спорных земель». И боги ответили: «Мы слышали дурные вещи о твоей жизни, да, ужасные вещи достигли нашего слуха, так что мы не исполним больше ни единого твоего желания».

Мешок изумрудов

Однажды холодной октябрьской ночью по высоким пустошам за пределами Уилтшира, где северный ветер воспевал зиму, где старые листья отрывались один за другим от своих ветвей и падали на землю, где раздавались жалобные крики сов и где внушало страх одиночество – тащился в порванных ботинках и в мокрых, продуваемых ветром тряпках старик, низко склоняясь под тяжестью мешка изумрудов. Легко было бы заметить, если б Вы отправились в путь поздно той зловещей ночью, что бремя мешка было слишком велико для бедного старика, который тащил его из последних сил. И имей вы зажженный фонарь, то в его свете вы разглядели бы на лице старика безнадежность и усталость, которые сказали бы Вам, что у него не было ни малейшего желания, пошатываясь, сгибаться под тяжестью вздувшегося мешка.

Когда угрожающий лик ночи и ее унылые звуки, и холод, и вес мешка почти привели старика на край гроба; когда он опустил свой груз на дорогу и потащил за собой; когда он почувствовал, что его последний час пробил, и что хуже всего, пробил именно в тот момент, когда он держал проклятый мешок, вот тогда он увидел высокое здание и черную тень «Потерянного Пастуха», преграждавшую путь. Он открыл дверь, и вошел в свет, и упал на скамью рядом с огромным мешком.

Все это Вы увидели бы, если бы стояли на этой пустынной дороге в поздний час на холодных пустошах, среди их неясных теней, огромных и жалких в темноте, среди редкой древесной поросли, угнетенной наступлением октября. Но ни Вы, ни я не были там ночью. Я не видел бедного старика и его мешок, пока он не скатился вниз в освещенную залу гостиницы.

И Йон – кузнец был там; и плотник, Вилли Лош; и Джекерс, сын почтальона. И они дали ему стакан пива. И старик выпил его, все еще обнимая свои изумруды.

И наконец они спросили его, что у него в мешке – вопрос, которого он очевидно боялся; и он только сжимал все сильнее промокший мешок и бормотал, что там картофель.

«Картофель», сказал Йон кузнец.

«Картофель», сказал Вилли Лош.

И услышав нотку сомнения в их голосах, старик дрогнул и застонал.

«Картофель, говоришь?» – сказал сын почтальона. И все трое поднялись и попытались заглянуть в мешок, который насквозь промокший старик так рьяно защищал.

По ярости старика я не сказал бы, что, он провел всю ночь на грязной дороге, что он очень долго нес тяжелый груз, сопротивляясь яростному октябрьскому ветру. Он боролся с кузнецом, плотником и сыном почтальона, со всеми тремя, пока он не оттеснил их подальше от его мешка. Усталый и мокрый, он боролся с ними изо всех сил.