Неизвестные приключения Баранкина, стр. 2

Вы помните, как начинается книга "Баранкин, будь человеком! "… Уж я-то хорошо это помню. Вот как она начинается: «… Если бы Юра Баранкин и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в их жизни не приключилось бы, но двойки они схлопотали, и поэтому на следующий день с ними случилось что-то невероятное, фантастическое и, можно сказать, сверхъестественное!..»

Но, оказывается, что дело все не только в том, что Баранкин и Малинин в начале учебного года схлопотали по двойке, оказывается, что и в предыдущем учебном году, когда до летних долгожданных каникул оставалось буквально несколько дней, Юра и Костя умудрились получить две самые последние двойки!..

Что тогда в классе поднялось! Ну почти то же самое, что в книге «Баранкин, будь человеком!»

«… На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста класса, подошла к ним и сказала: „Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!“ Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против Юры с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку».

Правда, Алик Новиков тогда не фотографировал Юру с Костей и не поместил эту фотографию в стенгазету, потому что он еще не был спецкором классной стенгазеты. И стенгазета тогда еще оставалась такой красивой, так что две мрачные физиономии Баранкина и Малинина – физиономии типичных двоечников – еще не могли испортить ее внешний живописный вид.

Дело в том, что Эру Кузякину тогда только что назначили ответственной за стенгазету, и стенгазета распустила свой пышный и красивый, как у павлина, хвост только с первых дней будущего учебного года.

Тем временем дальше в классе все тоже продолжалось примерно так, как в книге «Баранкин, будь человеком!» – в том смысле, что Зина Фокина и все одноклассники как один не дали Косте и Юре даже опомниться, а сразу же напали на них всем классом, чтобы они успели исправить двойки за те несколько дней, которые остались до конца учебного года…

Надо сказать, что Зина Фокина тоже совсем недавно стала старостой класса. Прежняя староста Оля Тихонова к концу, года так разболелась хронической ангиной, что не могла уже совладать не только с нарушениями дисциплины и нормальной учебой в своем классе, но и со своей болезнью.

– Ты, Баранкин, будь человеком! – сказала громко на весь класс Фокина (сказала она уже не в первый раз!). – И ты, Малинин!.. Исправьте двойки! И немедленно!..

Тихонова была, вообще-то, немного мямлей, хотя и считалась примерной ученицей, а у Фокиной восклицательные знаки так и сыпались изо рта. А главное – бывшая староста класса Тихонова напускалась, конечно, время от времени на Баранкина и Малинина, но никогда не говорила: «Баранкин, будь человеком! Будь человеком, Баранкин!..» А эта Фокина, можно сказать и староста-то без году неделя, уже повторила это Баранкину двадцать пять раз, нет, двадцать шесть раз, точно, двадцать шесть раз. (Баранкин на всякий случай этим выпадам уже вел счет у себя в блокноте!)

Юра Баранкин смотрел на краснощекое и пышущее здоровьем лицо Зины Фокиной и думал: «От этой, пожалуй, не только хронической ангины, обычного насморка не дождешься…»

У прежней старосты класса Оли Тихоновой и голосок был тихий, а у этой, у Фокиной, как у будильника.

– Ну, Юра, ты же знаешь, как нам с Эрой трудно, меня только что старостой выбрали, а Эра редактором стенгазеты стала… Ну исправьте двойки, и немедленно! Помогите нам с Кузякиной.

– Чего, чего? – возмутился Баранкин. – Вы, может быть, еще захотите, чтобы мы с Костей исправили наши двойки прямо сейчас, у вас на глазах?!

– Что мы вам, фокусники, что ли, какие?! – рассердился Костя Малинин. – Чтобы из карманов пятерки повытаскивать на глазах у изумленной публики?

– Мы вам не сыновья Кио и Акопяна! – сказал Баранкин. – И вообще, – продолжал он, – учебный год кончается!.. У нас с Костей наблюдается полное нервное истощение и упадок всех сил!..

– Учебный год для них кончается! – взвизгнула Эра Кузякина. – Он для вас, по-моему, еще и не начинался!..

– Извините, для нас лично нормальный год начнется только тогда, когда кончится учебный! – подхватил Костя Малинин.

– Ну, Юрочка, ну, Костенька! – залебезила вдруг Зинка Фокина. – Я вас даже не по-хорошему прошу, а по очень хорошему, ну исправьте за оставшиеся дни две свои двоечки!.. Ну не переносить же их на следующий учебный год?.. Если уж переносить, то лучше пятерочки!..

Юра подумал и сказал:

– Хоть у нас и полное всеобщее и нервное истощение, но чтобы перенести две двойки на будущий учебный год, на это сил у нас еще хватит… Я правильно говорю. Костя?

– В отличие от всех остальных, – Костя обвел рукой свой класс, – ты всегда говоришь правильно, Баранкин!

– А насчет этих самых пятерок, я вам вот что скажу, – продолжал Баранкин, – Михал Михалыч нам как-то на дополнительном уроке сказал: «Я вам, – говорит, – Баранкин и Малинин, ставлю с наслаждением двойки, потому что я знаю, что вы оба абсолютно ничего не знаете по геометрии и я не грешу против истины!.. Когда же я ставлю пятерку какому-нибудь отличнику, я думаю, а не забудет ли он сразу же, выйдя из класса, то, что сейчас ответил мне на пять?» Соображаете, об чем речь?.. От нас ему наслаждение, а от вас?..

Малинин тут же взял и опять несколько развил речь Баранкина:

– Есть такие отличники, объяснял нам Михал Михалыч, которые знают все на пять, пока отвечают урок… А спроси его после урока про теорему Пифагора, он о ней знает только, что «пифагоровы штаны на все стороны равны…» Соображаете, об чем речь?..

– Мы-то соображаем, – сказала Фокина, переглянувшись с Кузякиной, – сообразите лучше вы с Малининым, как срочно исправить двойки.

– Мы исправить, вообще-то, можем, – протянул Баранкин, подмигнув Малинину, – но мы боимся, что Михал Михалыч может это заметить…

– Понимаете, – стал разъяснять мысль Баранкина Малинин. – Двойку на тройку очень трудно переправить, вот тройку на восьмерку легко, только, к сожалению, такой отметки не существует.