Знак черепа, стр. 32

— Мы не снимемся с якоря до захода солнца, — сказал я. — Шхуна имеет перед нами преимущество в два дня, но, когда мы за тропиком Козерога войдем в полосу стойких западных ветров, мы сможем ее обогнать.

— Я проткну лживое сердце этого двуличного пса! — воскликнул сэр Ричард.

— Если поймаете его, дядюшка, — сухо возразил Фрэнк. — Или если ваша рука окажется достаточно твердой, — добавил он вполголоса.

Сэр Ричард сделал вид, будто не расслышал, а вместо того чтобы пререкаться, послал за Питером, приказав тому откупорить бочонок мадеры, доставленный только что на борт.

— Он отмечен тремя красными крестами, Питер, — сказал он. — Нацеди побольше и дай отстояться. Если после погрузки его держали в покое, Пенрит, вы насладитесь великолепным букетом!

Я извинился и отказался, сославшись на срочную работу. Ясная, четкая перспектива нашего путешествия начала затуманиваться. Скептическое отношение Фрэнка к авторитету дядюшки росло с каждым днем. Сэр Ричард непрестанно одурманивал себя вином. Саймон опережал нас на целых два дня. Судовая команда разделилась на два враждебных лагеря… Похоже, Фентон, сбежавший с двумя тысячами гиней, оказался умнее всех нас.

Одномачтовая фелука со свернутым латинским парусом и сильными загорелыми гребцами, налегавшими на весла, выгребая против прилива, направлялась мимо нас в открытое море. За рулем стоял смуглый бородач в красной феске и грубой рубахе, в коротких льняных бриджах, которые обнажали полоски загорелой кожи между ними и голенищами высоких желтых сапог. Минуя нас, он бросил взгляд на «Золотую Надежду», и я заметил, как Джекобс, стоявший на корме, ответил ему тем же.

Майкл подошел ко мне и принялся осматривать кливер-фал.

— А вот и Фуншальский Пит собственной персоной, — вполголоса проговорил он. — Желтый Джек с ним рядом. Посмотрите на шкипера, как он переглядывается с ними. Нет, здесь кроется какая-то чертовщина!

— Думаешь, они собираются напасть на нас в открытом море? — спросил я.

— Хорошо, если бы так, — последовал ответ. — Не знаю, что затевается, но в воздухе явно попахивает предательством.

Подозрения рождают недоверие, как гнилое мясо червей. Когда я присоединился к Джекобсу на юте, мне показалось, будто в глазах у него промелькнула издевательская усмешка; впрочем, он, как обычно, любезно приветствовал меня и перешел к обсуждению нашего курса.

За обедом сэр Ричард напился. Впервые за все время язык отказался служить ему, а ноги — поддерживать равновесие. Он что-то пробормотал насчет головной боли и отправился в свою каюту. Немного позже Фрэнк открыл дверь, чтобы взять куртку потеплее, и до меня из каюты донесся густой храп. Хромой мальчик обернулся ко мне с кривой усмешкой на губах.

— Надежный у меня защитник, разве не так? — спросил он.

Глава четырнадцатая. ФУНШАЛЬСКИЙ ПИТ

К полуночи погода переменилась. Неустойчивый ветер вновь подгонял нас, и «Золотая Надежда» опять бодала своим тупым носом сердитые волны угрюмого моря. Рассвет едва пробился сквозь хмурые тучи, солнце выглянуло на мгновение из-за плотных серых облаков и снова исчезло. Море было холодное, безжизненное, свинцово-серое и тяжелое. Баркентина шла в полветра со скоростью не более шести узлов 46.

Сэр Ричард появился из своей каюты поздно, мрачный после вчерашней неумеренной дегустации закупленного вина. Погода, похоже, угнетающе действовала на всех. Даже Дон, свернувшись калачиком, лежал под койкой в моей каюте, не проявляя ни малейшего желания выходить на палубу. Люди Джекобса собирались группами то тут, то там, неохотно повинуясь командам. Только сам Джекобс, казалось, не замечал перемены в их настроении. Его поездка на берег в Фуншале изменила порядок наших вахт, так что теперь он заступал на первую ночную, а я благодаря этому получил возможность обедать за первым столом в кают-компании вместе с сэром Ричардом и Фрэнком Мадденом.

На закате мы убавили паруса, убрав верхние брамсели, и приготовились к возможному усилению ветра. Баркентина пошла тяжелее, и качка значительно усилилась. Согласно карте и моим расчетам, мы находились где-то милях в пятнадцати от Сельвагенских скал, группы необитаемых каменистых клочков суши между Мадейрой и Канарскими островами. Наш курс пролегал чересчур близко от них с наветренной стороны, чтобы это могло мне понравиться. Луны сегодня не следовало ожидать, а близость подветренного берега в кромешной темноте, да еще при такой погоде, было трудно назвать приятной. Впрочем, Джекобс вряд ли собирался разбить судно об эти опасные рифы, которые еще не появились на горизонте до того, как тьма окончательно сгустилась; поэтому я спокойно спустился вниз, оставив на вахте сменившего меня капитана.

Сэр Ричард снимал пробу с очередной партии вина, становясь постепенно все более осоловевшим и сонным. Он ушел к себе рано, и хромой мальчик, слонявшийся без дела и хандривший в течение всего дня, отправился за ним. Я последовал их примеру, надеясь немного вздремнуть перед ожидавшей меня «собачьей вахтой» 47. Баркентина перекатывалась с волны на волну, держась слишком круто к ветру, о чем я заключил по тому, как она рыскала на курсе. У штурвала стоял Родригес; Майкл должен был сменить его в мою вахту. Я никак не мог избавиться от подозрений, что Джекобс нарочно выбирает наиболее невыгодные галсы, чтобы уменьшить скорость судна. Но, как и подобает моряку, я тут же забыл о своих тревогах, едва лишь закрыл глаза и погрузился в сон.

Меня разбудило сердитое ворчание, а затем громкий отрывистый лай Дона. Сперва мне почудилось, будто кто-то зажег свечу в моей каюте. Было темно, и слышались только шипение воды за бортом да звуки тупых ударов волн о прочную обшивку судна. Некоторое время я лежал неподвижно, наблюдая за белой пеной, до половины заливавшей окно моей каюты всякий раз, как только корма баркентины проваливалась в ложбину между валами. Мне вдруг показалось, что за шумом моря я слышу какой-то посторонний рокочущий звук — отдаленный грохот прибоя, разбивающегося у скал. Затем сверкнула короткая вспышка света — неясная искорка, мелькнувшая во мраке, когда корма в очередной раз опустилась вниз, и тут же погасшая, залитая морской пеной, когда судно снова начало подниматься на гребень волны. Я вскочил на ноги. Мы находились на траверзе Сельвагенских скал, а на берегу был разведен огонь.

Я вспомнил предупреждение Майкла и фелуку, отправившуюся в море вместе с Желтым Джеком и Фуншальским Питом. По качке судна я понял, что мы лежим в дрейфе 48. Волнение было не настолько сильным, чтобы помешать умело управляемой лодке приблизиться к борту судна. Мое полушутливое замечание о возможном нападении на нас в открытом море могло оказаться справедливым. Я спал одетым, сняв только тяжелые морские сапоги. Во мгновение ока я натянул их и бросился к двери. Она оказалась запертой снаружи.

Все мои подозрения внезапно превратились в уверенность; чувства обострились до крайности. Я подбежал к переборке, отделяющей мою каюту от каюты сэра Ричарда, и забарабанил в нее рукояткой пистолета. Мне ответил голос Фрэнка.

— Посмотри, не сможешь ли ты меня освободить, — окликнул я его. — Моя дверь заперта снаружи!

Прошла минута, прежде чем из-за стены послышался ответ:

— Наша тоже. Что случилось?

Из кормового окна мне ничего не было видно, кроме тяжело перекатывающихся морских валов. Нас сильно качало, хоть мы и не двигались с места. Я разбежался и изо всех сил ударил в дверь. Прочные дубовые доски не позволяли усомниться в тщетности моих усилий.

Нас явно поймали в ловушку. Огонь, разведенный на фелуке или на берегу, служил, очевидно, ответом на сигнал, поданный с палубы баркентины. Майкл и его люди, за исключением одного или двух, стоящих на вахте, вне всяких сомнений, заблокированы в кубрике на полубаке. С двумя или даже с тремя из них, застигнутыми врасплох, справиться будет несложно. Фуншальский Пит и Желтый Джек со своей шайкой бронзовокожих головорезов захватят судно. Джекобс не понадеялся на собственных трусов и запер нас в каютах на всякий случай, если мы вздумаем оказать сопротивление. Все это было заранее спланировано, и во всем здесь явно чувствовалась рука Саймона.