Волшебная сказка Нью-Йорка, стр. 2

Комната с высоко поднятыми красными шторами. Двойная кровать вроде той, что я видел однажды в Вирджинии, когда вышел гулять на улицу и забрался в стоявший под жарким солнцем фургон. Всегда хотелось уметь запасаться на зиму теплом.

— Четыре доллара пятьдесят за ночь или двадцать в неделю. Видите, у меня тут радио, полки, газовая плита, горячая вода. Радио громко не включайте.

— Я вам дня через два скажу, надолго ли я задержусь.

— Будем считать, до пятницы, а там уж решайте. Забавный у вас говор, английский. В университете так выучились говорить.

— Выучился немного.

— Или может вы с таким выговором и родились.

— Не знаю.

— Давайте четыре доллара пятьдесят центов.

Вот ты
И купил себе
Бруклинский
Мост

2

Новый мир. Открываю, положив на постель, чемоданы. Включаю обогреватель. Мимо еще одной мрачно окрашенной двери выхожу в прихожую. Темным-темно. Только машины проплывают по улице, словно лодки с цветными фонариками.

В ванной комнате, нахожу выключатель. На полу скомканное зеленое полотенце. Поднимаю сиденье. Убедительная просьба ко всем джентльменам. В детстве ты никогда сиденья не поднимал, и мама говорила тебе: поднимай сиденье. Подбери полотенце. Возвращаюсь. А на этой двери табличка под целлофаном. Все, что мне остается теперь, это ждать, ждать и ждать. Должно пройти. Ей никогда не приходилось укладываться и в чемодане у нее полная каша. Я называл ее неряхой, почему ты не складываешь одежду. Придется идти туда. В похоронное бюро. Умойся хотя бы. И побыть-то с ней рядом некому. А я и сам переполнен смертью. Надеюсь, мне удастся спустя столько лет найти туда дорогу. Во сколько это мне обойдется. Вот так под конец оказаться в земле среди множества посторонних людей.

Кристиан спускается по ступенькам на улицу. Серый твид согревает спину. Белые перчатки на руках. Улица полна теней. И запаркованных темных машин. А впереди по ходу старые стылые пальцы деревьев. После такого обилия океана. Не знаю я, что мне сказать этому человеку. Он, наверное, будет в черном. Дать ему, что ли, на чай или сигару. Он может подумать, что я недостаточно переживаю или не способен сосредоточиться на мыслях о смерти.

Высокие серые окна музея. Вот и спуск в подземку. Все вокруг жуют резинку. Турникет совсем как на скачках. Как аккуратно входит монетка. Дзынь и там. Мог бы спуститься прямо под поезд. Позволить ему с громом промчаться по мне. До чего тут надо дотронуться, чтобы током убило. А как они догадаются, что меня следует отвезти туда и положить рядом с Элен. Напиши на чем-нибудь и сунь в бумажник. В случае моей смерти доставьте меня в Погребальный дом Вайна и похороните вместе с Элен. До того искромсало, что оставшиеся куски можно запихать в тот же гроб. Просто я не смог свыкнуться с мыслью, что ты будешь мерзнуть, а последние твои слова были о том, чтобы тебя похоронили в земле. И ты всегда накладывала вокруг глаз зеленые тени. Приближалась ко мне, шелестя шелковым платьем и по звуку казалось, будто внутри у тебя пустота. Прислушивалась глазами. А в первый день на море я не позволил тебе потратить два доллара на шезлонг. Теперь-то я бы позволил. Теперь я бы все тебе позволил. Элен, ты могла бы взять два шезлонга или три, я бы ничего не сказал. Дело же не в деньгах. Я не хотел, чтобы ты простудилась, потому что вид у тебя был такой нездоровый, ты бы там закоченела, никто же не знал, до чего ты больна. Вот я и выдернул полотенце. Выдрал его у тебя прямо из рук, когда ты сказала, что не прочь потратить два доллара. Не в деньгах дело, я бы порвал эти два доллара прямо здесь, на платформе. Нет, господи, все же в деньгах. И я тебя потерял.

Голова никнет. Побелевшей костяшкой тру кожу под глазом. Мужчина делает шаг в мою сторону.

— Эй, приятель, с тобой все в порядке.

— Да, все в порядке. Пыль попала в глаза.

— О'кей, приятель, я просто на всякий случай.

Поезд, ревущий в туннеле. Вымахивает на станцию. Что-то свиристит под полом вагона. Дверь с урчанием закрывается. Потом вверх, наружу, пересекая каждую авеню, когда краснеет свет и машины, скользя, застывают. И все так ново вокруг и так старо. Давно, еще в юности, прогуливаясь здесь, я услышал, как автомобиль заверещал и сбил мальчишку. Видел его плечо в белой рубашке. И задавался вопросом, может быть, люди соберутся вокруг него, чтобы ему было теплее, а не сбегут, как я.

Там, дальше, где улица опускается вниз, эстакада с поездом на ней, высокие здания и река. Уже близко. Вот здесь. Двойные занавешенные двери, две елочки по сторонам. Толкаю, вхожу. Господи, разве тебе здесь место. Холл с мягким ковром, впечатление роскоши. Теплый зеленый свет омывает стены. Все здесь такое мягкое. Это неплохо. Вон открытая дверь. Она поблескивает, я стучу. Мужские черные туфли и черные носки на подвязках торчат из-под стола. Шевелятся и сияют. Передо мною его рука.

— Добрый вечер. Вы мистер Кристиан, не так ли.

— Да.

— Простите, что вынудил вас прийти. Я мистер Вайн, садитесь, пожалуйста.

— Спасибо.

— Вы курите. Сигарету. Сигару.

— Нет, спасибо.

— Ну что же, устраивайтесь поудобнее. Нам нужно обсудить лишь несколько мелочей. Человек из таможни, с которым вы разговаривали, позвонил нам после того, как вы покинули пирс. Очень любезно с его стороны, что же касается меня, то я определенно сделаю все, что смогу, мистер Кристиан. Вот только здесь распишитесь.

— Спасибо.

— Я не просто человек, который работает в этом бизнесе.

Для меня он очень многое значит, и если я могу кому-то чем-то

помочь, я делаю это с радостью. Имейте это в виду.

— Вы очень любезны.

— Выше себя, конечно, не прыгнешь, мистер Кристиан. Но мы стараемся проникнуться скорбью клиента. Я договорился о похоронах в Зеленом Доле. Вы Нью-Йорк знаете.

— Да, я здесь родился.

— Ну, значит, и Зеленый Дол вам известен. Одно из красивейших кладбищ мира, всегда приятно его навещать. Моя жена тоже там похоронена, так что я знаю, это место, где царит покой. Мы понимаем, что значит скорбь, мистер Кристиан. Я возьму на себя заботы обо всех мелочах, вы сможете потом поговорить с моими сотрудниками. Все будет происходить под моим личным руководством. Мы подготовим похороны к тому сроку, какой вы укажете.

— Нельзя ли сделать все завтра утром.

— Да. Но достаточно ли времени даст это скорбящим. Извещение появится только в завтрашней «Дейли Ньюс», у них будет всего лишь пара часов, чтобы добраться сюда.

— Я буду единственным скорбящим.

— Понимаю.

— Никто не знал, что мы приезжаем в Нью-Йорк.

— Я могу отвести вам маленький покой, прямо за вестибюлем.

— Всего на несколько минут. Я хочу, чтобы церемония была очень короткой.

— Понимаю. Насчет цветов.

— Я предпочел бы что-нибудь простое. Возможно, венок и на нем «моей Элен».

— Разумеется. Что-нибудь простое. Я сам позабочусь об этом. Мы стараемся подружиться с печалью, мистер Кристиан. Так легче ее познать. Что вы скажете о стекле. Оно прочнее всего.

— Да, хорошо.

— А где вы остановились.

— Рядом с Музеем Естественной истории.

— Приятное соседство. В этом здании многое наводит на размышления. Мы пришлем за вами машину.

— Мне придется отдельно ее оплатить.

— Входит в стоимость похорон, мистер Кристиан. Когда вам будет удобно — девять тридцать, десять, назовите любое время.

— Девять тридцать подходит.

— Мистер Кристиан, вы не против того, чтобы немного выпить перед уходом. Глоток шотландского.

— Да, пожалуй. Вы ирландец, мистер Вайн.

— Мать была ирландка. А отец немец.

Мистер Вайн, слегка подергивая головой и помаргивая, пересекает мягкий канареечного цвета ковер. Сует опрятную белую ладошку под ярко освещенную картину. Солнечный свет, сочащийся сквозь горные сосны, и бронзовая табличка с названием «Под зимним солнцем». Панели расходятся. Полки с бутылками, стаканами и белой дверцей холодильника. Пьет, надо думать, как рыба. Каждую ночь его выволакивают отсюда, точно труп. А мне не хватает смелости сказать ему, что я вырос в Бронксе.