Трагическое послание древних, стр. 102
Все ясно, к пирамиде надо подходить с чистой душой, сказал Рафаэль Гаязович. Об этом надо бы написать в инструкции для туристов, чтобы каждый знал.
Отдышавшись и опрокинув рюмку водки, Селиверстов выдохнул:
Как же глупы люди!
Ты, Сергей Анатольевич, среди интеллигенции всю жизнь работаешь, с умными людьми общаешься, и то людей глупыми называешь. Поработал бы ты, например, на водокачке, там-то уж полный атас, высказался Юрий Иванович.
Среди нас во время прощального вечера у Ирины Казьминой не было одного, пятого члена тибетской экспедиции кинооператора Квитковского. Он, москвич, ночевал дома. И это было естественно.
Квитковский попал в экспедицию по рекомендации некоторых авторитетных людей. У него был набор прекрасной видеоаппаратуры, он имел большой опыт горных съемок и монтажа фильмов об альпинистах. Обращали на себя внимание его предприимчивость, деловитость и физическая закалка.
Но глаза! Его выдавали глаза. Они были холодными и тяжелыми. Познакомившись и беседуя с ним, я несколько раз пытался перевести струю разговора на романтический лад; он поддерживал этот стиль, но глаза оставались неприятно механическими. От этого взгляда я тушевался и старался тут же подойти к романтичному Селиверстову, чтобы во время разговора с ним восстановить столь притягательный и жизнеутверждающий романтический дух. Равиль тоже был романтичен. И даже рассудительный и сверхскрупулезный Рафаэль Гаязович отличался детской наивностью, нередко выпучивая глаза и спрашивая «правда?».
А Квитковский был холоден. Этим он меня начал уже нервировать, но я терпел, надеясь, что в экспедиции он изменится к лучшему, да и понимая, что времени на смену кинооператора у нас не хватит. Я очень сожалел, что не могла пойти в экспедицию Елена Масюк, романтичность которой была переплетена с ее душевной мощью, закаленной в чеченских и гималайских боях.
Утром, когда мы, погрузив рюкзаки в микроавтобус, ехали в аэропорт Шереметьево2, я, поглядывая на Квитковского, почему-то вдруг вспомнил «Долину Смерти». Я представил, что на высотах 5000 6000 метров, когда физическое выживание выходит на первый план, будет очень трудно сохранить розовую романтическую настроенность, столь необходимую, чтобы слушать «шепот гор» единственную и призрачную ниточку, способную подсказать месторасположение «Долины Смерти». Мне стало не по себе, когда я понял, что вряд ли смогу слушать «шепот гор» под холодным критическим взглядом, утверждающим, что горы всего лишь препятствие альпинистского порядка. А кроме того, я еще понял, что рядом с холодными глазами я не смогу взывать к горам, упрашивая их показать нам Город Богов. Эти глаза помешают.
Квитковский был альпинистом того сорта, которые «покоряют» горы, но не любят их.
Вскоре, в экспедиции, я приму единоличное и на первый взгляд нелогичное решение отправить Квитковского обратно в Москву, не допустив его к району Города Богов. И в ходе всей экспедиции у меня сохранится уверенность в том, что я поступил верно, а совесть, к которой я прислушиваюсь всю свою жизнь, не будет мучить меня. А тогда, когда облака разойдутся и Тибет во всем величии покажет нам Город Богов, я буду радоваться, что рядом с нами нет человека с холодными глазами.
Николай Иванович Зятьков первый заместитель главного редактора газеты «Аргументы и факты», с которым вот уже много лет мы ведем в печати тематику гималайских и тибетских экспедиций и с которым мы нашли не просто взаимопонимание, а стали крепкими друзьями, прислал в аэропорт телевидение и журналистов. Его бессменный и беспредельно толковый помощник Павел Буров командовал всем парадом. Все было очень торжественно. В красивых формах с эмблемой «Tibet expeditiоn!» мы гарцевали по гранитному полу аэропорта.
Ребятки, желаю удачи! вдохновенно пожелала Ирина Казьмина.
Мужики, не подкачайте, добавил Юрий Иванович. На душе было радостно, и только мысль о «Долине Смерти» слегка копошилась в одном из закоулков души. Но я уже знал главное к Городу Богов надо идти с чистой душой.
Глава 11
Что же ждет нас в Городе Богов?
Мерно гудели моторы самолета. Стюардессы раздали борт-питание, которое Рафаэль Гаязович назвал закуской, и достал бутылку хорошей лимонной кристалловской водки. Мы выпили по чуть-чуть. Веселья не получилось. Было грустно.
— Смотрите, горы под нами, — произнес Селиверстов.
Делая вид, что читаю, я закрыл глаза и начал погружаться в сон. В состоянии полусна я попытался представить то, что ждет нас там — в далеком Тибете, куда мы летим. Найдем ли Город Богов? Какой он? Существует ли вход в Вару? Неужели там находится легендарная Шамбала?
Бессистемные мысли кружились вокруг, не желая выстраиваться в стройную линию. Было такое ощущение, что мысли дразнят меня, мелькая перед глазами. Несколько раз в мыслях ярко и сочно появлялось слово «матрица», но тут же исчезало, не оставив после себя логического следа. Поняв, что не смогу выбраться из круговорота мыслей, я открыл глаза, помотал головой и вдруг четко осознал, что я, несмотря на все предэкспедиционные расчеты и умозаключения, мало что еще знаю. Новые загадки ждали нас.
Я посмотрел на своих друзей. Они тихо посапывали в самолетных креслах. Лица их были умиротворенными и счастливыми. Молодой Равиль улыбался во сне.
На какое-то мгновение я подумал о том, что мы все счастливы оттого, что уже отправились в эту тибетскую экспедицию.
Но что такое счастье? Люди постоянно стремятся достичь его, порой полагая, что счастье — это материальное благополучие, порой думая, что счастье — это слава, порой фантазируя на эту тему самым причудливым образом. Но люди редко задумываются над тем, что полное счастье недостижимо и что счастье дается всем людям примерно поровну. Один счастлив от того, что у него на грядке вырос хороший огурец, другой от того, что стал президентом, третий… Все зависит от того, что принимать за счастье. Бог всех уравнял в этом вопросе, но оставил одну немаловажную деталь — уровень счастья, определив высшим счастьем восхождение к божественным Знаниям.
Я встал с кресла, пошел в конец салона и закурил, стряхивая пепел в пепельницу на ручке кресла грузного индийца в яркой рубашке и приговаривая при этом «Зоггу». Потом я возвратился на свое место и сел. В голове промелькнули слова Юрия Ивановича Васильева, которые он произнес в аэропорту перед отлетом:
— Ты, шеф, в зубы-то Шамбале особенно не лезь!
— Шамбала, она, добрая. Зубов у нее нет. Но в объятьях Шамбалы будем, — помню, ответил я.