Плюшевый свидетель, стр. 24

– А с кем он жил в последнее время? У него была женщина?

– Думаю, была. Я даже видела ее однажды в его машине. Признаться, была удивлена, когда поняла, что женщина – не первой молодости. Но красива, это правда. У Рената не могло быть некрасивой женщины. Она брюнетка с длинными волосами. Думаю, в молодости она была красивее Элизабет Тейлор. И уж не знаю, почему я подумала тогда, что эта женщина – не из местных. Я никогда ее прежде не встречала. Дело в том, что мы с мужем довольно часто бываем с тех местах, где собирается весь городской мусор… Я имею в виду тех людей, которые по своим моральным качествам намного, представьте себе, уступают моему мужу-бандиту. Это банкиры, правительственные чиновники, депутаты, просто богатые люди. Все они – воры, у них это написано на лбу. Они прикарманивают себе народные деньги, открывают магазины, торговые центры, рестораны, казино. Устраивают никому не нужные городские праздники, чтобы отмыть деньги, пропивают средства, выделенные на интернаты и детские дома. Я знаю, например, что в прошлом году на теплоходе должны были отправиться отдохнуть по Волге дети-инвалиды. Но вместо них с ветерком прокатились, прокутив все деньги, разжиревшие боровы из правительства со своими любовницами. Об этом даже писали в газетах. Об этом можно говорить долго, я много чего могу рассказать… Так вот, этой женщины на всех этих тусовках и пьянках я ни разу не видела. А ведь она могла бы украсить любое общество… И знаете, о чем я еще тогда подумала. А что, если это его тайная жена, которая приехала навестить своего мужа? Правда, именно так я и подумала. Потому что по возрасту она подходит ему разве что в жены. Ренат предпочитал в постели молоденьких девушек. Хотя это могла быть его сестра… Ну да, и как это раньше мне в голову не пришло? Но я что-то отвлеклась. Вот деньги… Это на расходы, остальное я отдам, чтобы вас выпустили. Это должно решиться уже очень скоро. Возьмите и хорошенько спрячьте… Если в камере кто попытается отнять, кричите, зовите на помощь… Но Миша мне сказал, что здесь все предупреждены, чтобы вас не трогали… Он ведь тоже в свое время сидел… Он знает порядок. Вот мои телефоны, если вдруг что понадобится… – Марина достала из сумочки блокнот и написала в нем, после чего вырвала листок и протянула Вере. – Вот, я почти всегда дома.

– А Котельников?

– А что Котельников? Он сделает так, как ему скажут. Самое большее, вам придется подождать до вечера. Необходимо несколько подписей… Здесь даже Миша не в силах ускорить…

– Я подожду. Марина… никогда бы не подумала… Спасибо. – Вера поднялась и обняла свою недавнюю соперницу. Слезы текли по ее щекам.

Марина ушла, послав ей воздушный поцелуй. Веру проводили обратно в камеру. И потянулось время. Теперь уже она не могла думать ни о чем, кроме возможности выйти отсюда, из этой вонючей камеры с испражняющимися в ней грязными женщинами. Ей не верилось, что уже через несколько часов она окажется на свежем воздухе и увидит солнце. Весеннее теплое солнце. Теперь, когда у нее были деньги, она сможет на такси добраться до дома и принять горячую ванну. И лишь после этого они встретятся с Александром. Александр – какое красивое, похожее на драгоценный александрит, имя. Прозрачное, сиреневое, сверкающее…

Ее выпустили в три часа. Но перед этим ее снова допрашивал Котельников. И опять на столе были разложены фотографии.

– Это не монтаж, Вера. Это настоящие снимки. Вот этот человек – доктор Нагаев, а это – кто эта женщина? Сначала вы сказали, что это вы.

– Нет, это не я. Просто со стороны действительно может показаться, что это я. К тому же такого пальто больше ни у кого нет, понимаете?

– Нет, не понимаю. Почему?

– Да потому что это пальто я сшила себе сама и очень давно. Видите, слишком большой воротник, здесь, на снимке, он поднят, поэтому половину лица женщины не видно. Такие воротники сейчас не в моде. Но я действительно изредка надеваю его, когда очень холодно. У меня не было денег на новое. Была мысль перешить пальто, изменить воротник, сделать его приталенным, но вам все это неинтересно…

– Словом, это ваше пальто, и вы это не отрицаете?

– Да, это мое пальто. Но женщина на снимке, мне кажется, выше, чем я. И еще обувь. Я понимаю, что скажу сейчас как бы против себя, но эти ботинки тоже мои. Но женщина, которая надела мои ботинки и мое пальто и нацепила рыжий парик, – не я. Я не была знакома с доктором Нагаевым. Вы должны мне поверить, чтобы не тратить время попусту и искать настоящего убийцу. К тому же я не грабитель. Мне больно слышать, что я подозреваюсь в таком тяжком преступлении, как убийство, да еще мне приписывают грабеж. Вы поговорите с теми людьми, с которыми я работала, которые меня знают. Я же не в лесу росла, меня многие люди знают…

– Поэтому-то мы вас и отпускаем под залог, Вера. Уж не знаю, как так случилось, но за вас тут похлопотали основательно. Не секрет, кто? Сашка?

– Нет. Вы не поверите, но это та самая любовница моего мужа, Марина.

– Девица в красном. Ясно. Неужели она и ваш муж…

– Что, не верится? И мне не верилось. Они такие разные. Марина привыкла к роскоши, а мой муж, по сути, нищ. Видимо, она нашла в нем нечто такое, чего не нашла ни я, ни кто другой… Но это уже их жизнь.

– Вера, а вам не кажется это странным? Сначала она отбивает у вас мужа и селится в вашей квартире, чувствует себя чуть ли не хозяйкой. Затем вдруг бросает вашего мужа и просит у вас прощения…

– Это вам Александр рассказал?

– Да, он. А теперь она платит за вас такие деньги…

– Может, и странно, но это факт. Я и сама была удивлена, когда увидела ее. А вы подумали, что это мы с ней убили доктора Нагаева, поделили награбленное, и теперь она с помощью своего влиятельного мужа вытаскивает меня из тюрьмы?

Сергей промолчал.

– Не тратьте попусту время, Сергей Васильевич. Если и был у Марины корыстный мотив, то он безобидный. Она хотела ребенка, вот Илья и помог. Вы хотели правду, вы ее и получили.

– Вера, вы понимаете, что не должны покидать пределы города?..

– Не беспокойтесь. Я никуда не исчезну, потому что мне незачем от вас скрываться. Я не убивала Рената Нагаева и теперь буду ждать результатов следствия, чтобы узнать, кто же истинный убийца. И хотя я не разбираюсь в тонкостях вашей профессии, мне думается, что убийца – дилетант. Уж слишком грубая работа, согласитесь. Поэтому надо ждать, когда же он в следующий раз промахнется. А это случится непременно. Я же со своей стороны постараюсь выяснить, кто брал у меня пальто и ботинки. Потому что именно этот человек и подкинул мне пистолет. А для этого мне необходимо поговорить со своим мужем, Ильей. Может, он что-нибудь вспомнит.

Она прощалась с Котельниковым, чувствуя на себе его тяжелый, недовольный взгляд. Возможно, что он и сам рано или поздно отпустил бы ее под залог, если бы кто-то, Александр, например, нашел необходимую сумму прежде Марины. Но теперь он отпускал Веру по приказу сверху, а это означало, что его мнение здесь недорого стоит. Вера уходила, оставляя его наедине со своими мыслями и планами. Но он знал также, что она уходит к Александру и что теперь, когда они будут вместе, они, возможно, и сами вычислят убийцу Нагаева. И словно в подтверждение его мыслям он услышал:

– Сергей Васильевич, он промахнется, слышите? Надо только подождать…

Из дневника ***

«Сегодня я видела свою сестру. Но уже не во сне. Я позвонила своему шурину и сказала ему об этом. Он приехал ко мне, и мы на его машине поехали на выставку. Это была передвижная выставка петербургских художников. Меня колотило, когда мы с ним переступили порог зала, где висела эта картина. „Девушка в шляпе с зеленой лентой“, холст, масло»… Это был портрет моей сестры. Она смотрела на меня с портрета как живая. «Посмотри на дату», – мой шурин дрожащей рукой ткнул в табличку, где печатными буквами был проставлен год – год смерти моей сестры. «Потрясающее сходство», – сказал он. «Нам надо бы встретиться с художником», – сказала я, немея. Со мной что-то происходило. Зуб на зуб не попадал от озноба. Мне было плохо. «Его фамилия Дубровин». Устроитель выставки сказал, что художник живет за границей и встретиться с ним практически невозможно, но он, устроитель, рад, что работы художника произвели на посетителей такое впечатление. «Почему ты не спросил его, чей это портрет? Почему?» Я и сама не знала, отчего так разозлилась. Быть может, я разозлилась на мою сестру, которая смотрела на меня с картины и казалась такой же радостной и счастливой, как прежде? Ведь я-то все эти годы была несчастлива. По разным причинам. И дело, конечно, не в моей сестре. Меня никто никогда не любил так, как ее. Я старалась, я хотела быть всем полезной, я работала, но счастья не знала, не понимала, не чувствовала. Оно было где-то впереди или наверху, как подсвеченное золотым сиянием солнца облако… Но как до него дотянуться, как испытать на себе его тепло, я не знала. Некоторые женщины находили свое счастье в мужчинах. Но я-то всю жизнь любила только одного мужчину… И он – мой шурин – знал об этом. Спустя десять лет после смерти моей сестры он вдруг сказал мне, что теперь готов ответить на мой вопрос. «Какой?» – не поняла я. «А помнишь, ты однажды спросила меня, что это значит: сойти с ума? Я сказал тебе, что смогу ответить тебе на этот вопрос через несколько лет». – «Тогда ответь… Хотя сейчас это не так интересно, как тогда. Ведь ты же сказал, что моя сестра сошла с ума на воде, ночью…» – «Да, так оно и было. Она сошла с ума… от страха!» – «От какого страха?» – «Ты же знаешь, она почти всегда была радостная, постоянно смеялась и воспринимала жизнь как один яркий и солнечный день». – «Ну и что?» – «А то, что это в ней еще оставалось детство. А вот той ночью она вдруг враз повзрослела, увидела меня на фоне мерцающей воды, черных кустов и поняла, что жизнь состоит не только из радостных красок. И что та женщина, с которой я встречался, – реальна, как была реальна и ночь, окружавшая нас. Возможно, в это самое время прокричала какая-то ночная птица или забила хвостом по воде встревоженная большая рыба… И тогда она испугалась, закричала…» – «Ты много учился, но так ничего и не понял. Ты словно оправдываешься, все время хочешь подвести психологическую или даже психиатрическую основу, которая объяснила бы тебе поведение моей сестры накануне смерти… Но твои слова звучат неубедительно. „От страха!“ – передразнила я его. – Да это же смешно! Она сто раз была на реке, знала все острова, прекрасно плавала, а тут вдруг испугалась какой-то цапли?! Да это ты сходишь с ума, раз до сих пор не можешь все это забыть…»