Статика, стр. 62

Я покачал головой.

— Оно создает романтическое состояние, провоцирует влюбленность, причем объектом любви может быть кто угодно. Так получилось, что мне вчера выпал ты. Не подумай ничего лишнего. Если бы не выстрел этого маньяка, вечер бы закончился вполне удачно. Мы бы переспали, а на утро все было бы так, будто совместной ночи не было. Однако этого не случилось, и твоя психика пострадала… у тебя осталось какое-то чувство ко мне… остаточная эмоция… но это чувство — лишь влияние вина, пойми же! "Любви нет — доказано винным заводом Цвейга. Есть лишь «Моника Димитреску», — улыбнулась Марина. — Ты слышал эту рекламный лозунг? Правда, смешной?

Цвейга нет.

Доказано моим братом.

— Хорошее вино, — пробормотал я.

— Самое лучшее, — кивнула Марина. — Семейные парочки, случайные люди — они все готовы отдать за бутылочку «Моники». Всем нужна любовь, Герман. Но не все понимают, что любовь — это химия, не более того. И некоторые пытаются вернуть чувства уже после того, как рассеялись винные пары «Моники». Я уже три года встречаюсь с Аликом, Герман. В следующем году мы собираемся пожениться. Но никаких нежных чувств друг к другу мы не испытываем. Только расчет, Герман. Когда мы хотим пережить прилив адреналина в кровь, и влюбленности в сердце, мы летим на Офелию. Ты меня понимаешь, Герман? Любовь — тот же наркотик, дурман, тот же ЛСД, если угодно. Не важно к кому испытываешь любовь… «Моника» это доказала…

Я медленно кивнул.

И развернулся, чтобы уйти.

— Спасибо, что спас мне жизнь, Гера, — сказала мне в спину Марина.

— Это сделал не я, — ответил я.

Оказавшись в коридоре, я снова натолкнулся на ненавидящий взгляд Алика.

Холодный расчет, девочка?

Ну это смотря с какой стороны.

— Удачи, Алик! — сказал я и подмигнул парню.

Алик заскрежетал зубами.

Я хохотал, словно сумасшедший, покидая лечебницу.

— Я так устарел, Антон? — спросил я.

— Ты о чем?

— Я всего десять лет не вылетал в космос. Что такое десять лет по сравнению с жизнью? А здесь все изменилось… за какие-то жалкие десять лет… Что происходит с этим чертовым миром, Антошка? Мне кажется, что я как неандерталец, которого перенесли на машине времени в современный век…

Антон молчал, уставившись в обзорное стекло. Бледные руки слегка дрожали, сжимая руль. Он ждал, что вот-вот со всех сторон нагрянут машины с мигалками. Прошло уже почти два часа с момента гибели МакМилана и Цвейга. Да и охранники должны уже давно очнуться.

Я тоже ждал.

Только чего-то другого.

— Любовь — это химия. Любовь — это игра. Любовь — это расчет. — Я захохотал. — Что случилось с этой Галактикой, Антошка?

— История движется по спирали, Герман, — ответил Антон. — Все это уже было. Декаданс, ренессанс… расцвет, гибель… все повторяется и не нам это изменить. Все было и все еще будет, Гера…

— Тогда в чем смысл, брат? — спросил я. — В чем смысл нашей борьбы, зачем нужна власть Максу? Какого черта ты дрожишь — все это лишь история, а мы — песчинки, у которых совсем мало шансов нарушить отлаженный механизм. Так какой смысл, черт возьми?

— Хочешь правду, Герыч? — спросил Антон.

— Ну?

— Я хочу, чтобы на этот вопрос мне дали ответ жители Стазиса, — сказал брат. — Я не видел среди них несчастных. Если уж кто знает, то только они.

Я вспомнил нищего у ворот, но промолчал.

— А ты поймешь то, что они скажут? — тихо спросил я. — А, братишка?

— Если нет, тогда все это и правда бессмысленно, — ответил Антон.

Мы молчали, наблюдая за безоблачным небом солнечной Офелии.

Машина еще несколько минут бесшумно парила над космодромом, а потом резко рванула вниз.

К нашей с братом яхте.

ЧАСТЬ 5. ЧАКИ

Когда ты в открытом космосе, звезды уже не кажутся веселыми фонариками, а планеты елочными игрушками.

Только холод и бесконечность впереди. И ты проваливаешься в это ничто, катишься словно с горы в пропасть, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, найти точку опоры.

Проблема в том, что когда вокруг на сотни световых лет нет ничего абсолютно, это очень трудно сделать.

Я сидел перед экраном, умело замаскированным под огромный овальный иллюминатор, и хмуро жевал сухие галеты, запивая их теплым противным растворимым кофе. Желудок никак не хотел смириться с пониженной гравитацией — всего 0,4g. Кофе свободно бултыхалось в чашке и в желудке и, казалось, вот-вот выпрыгнет и зависнет в воздухе.

— Ты как, Гера? — раздался приглушенный помехами голос Антона.

— Хреново, — признался я и нажал на кнопку. В воздухе прямо перед зеркалом спроецировалось лицо Антошки в скафандре. Он напряженно морщил переносицу, наверное, как раз копался в гравикомпенсаторе.

В сущности именно из-за поломки в этом проклятом устройстве гравитация упала до нынешней величины. А я и так плохо переносил космос, чтобы еще и мучится от состояния почти полной невесомости.

— Уже скоро! — хохотнул братишка. Вот кому, а ему в космосе было спокойно. Лишь только яхта покинула Офелию, к Антону вернулось его благодушное настроение.

Брат путешествовал на яхтах с семнадцати лет. Правда до этого момента — только на чужих.

Эта яхта, золотистая красавица «Немезида», досталась ему в наследство от группы «Grey Spirit» вместе с кругленькой суммой на счете Фила Дерека по кличке Хакер.

— Надеюсь, — буркнул я, отключая изображение.

Звезды.

Я угрюмо уставился на огоньки, каждый из которых был миром, а, может быть, и целой галактикой. Около некоторых медленно вращались планеты, примерно на каждой двадцатой — существовала жизнь. На каждой сотой — разумная.

Везде свои законы, свои обычаи, свои загадки. Не дано мне побывать на каждой из них и разгадать их все.

А нужно ли стараться?

Стазис. Всего лишь замороженный во времени городок некогда великой цивилизации. Кто они мне, чтобы рисковать своей жизнью? Да пусть катятся ко всем чертям… Источник энергии спасет Земной Сектор от энергетического кризиса и одновременно даст небывалую мощь нашим военным кораблям и…

Нет, не так. Кем бы ни были жители Стазиса, но сейчас я прежде всего борюсь за собственную родину. Не для Земного Сектора Рейнхарт ищет этот проклятый источник. С его помощью он хочет завоевать власть для себя. Новая империя. Чистота расы! Чужих — на свалку истории!

Впрочем, насчет сектоидов я бы с ним не стал сильно спорить.

Пульт плавно скатился по приборной доске и мягко упал мне в руку. Один щелчок и место звезд занял голографический экран. Я немного поколдовал с пультом и настроился на общий канал. Передавали программу передач на завтра. Приятная девушка в обтягивающем комбинезоне ослепительно улыбалась в камеру и вещала приторным голосом:

— …В 12:30 по Гринвичу программа Илиаса Фара «В мире Чужих». Вместе с известным стереоведущим вы совершите увлекательное путешествие на далекую планету гуманоидов Иц-Ха, которая носит романтическое название Иц-Ха-3. Господин Фар собственной персоной…

— Режим поиска, — приказал я. — Новости.

На ярком синем фоне загорелась золотая надпись: «Уточните срок».

— Двое суток, — сказал я, прикинув сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Офелию. — Контекстный поиск: ключевое слово «Офелия».

По голоэкрану побежали строчки, пока не осталось только три. Я выделил первую: улыбчивая темнокожая комментаторша рассказывала о Фестивале молодых вин. По второй ссылке почти ничего не изменилось — о Фестивале теперь рассказывал молодой парень в пляжных шортах. На заднем фоне толпа разгоряченных парней и девчат выкрикивала в голокамеру приветствия родным и близким, а один, самый смелый, повернулся к камере задом, спустил штаны и схватился за левую ягодицу. Появившийся будто ниоткуда полицейский огрел парня шоковой дубинкой по голове и утащил из поля зрения камеры.

Я немного подивился, почему подобную порнографию не вырезают из эфира, и зашел по третьей ссылке.