Отмороженный, стр. 16

В столице каждый день убивают. Но столь профессионально – большая редкость. Войдет в историю криминалистики этот выстрел, произведенный через улицу, поверх машин и пешеходов.

Вот Турецкий уверен: оба убийства совершил один и тот же Вильгельм Телль. Такие стрелки – штучный товар.

– Она живет в квартире напротив? – спросил Фрязин, посмотрев на часы.

– Напротив Райка живет. Туда даже не суйся. Она на меня уже в милицию жаловалась. Этот, про которого все время спрашиваешь, уж на что тихий был, а все равно участкового она на него напустила. Он-то ничо мужик, участковый наш. Пришел, документы поглядел, а уж о чем они после говорили, я знать не знаю.

И снова поджала губы.

– Так… – произнес Володя, боясь поверить такой удаче. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. – Вы ничего не путаете? К нему приходил милиционер и смотрел его документы? Что ж вы сразу не сказали?

– А ты не спрашивал. Ну так не нужна квартира-то? А то я симферопольский уже пропустила. Я бы и на неделю отдала… Ой, заболталась я с тобой, а сейчас ростовский прибудет!

И, махнув рукой, потрусила в сторону перрона, ворча что-то под нос.

Ничего себе, сказал я себе… вспомнил Фрязин присказку Турецкого. Значит, воспроизводим контуры данного случая. Киллер, прежде чем отправиться на мокрое дело, сначала засветился перед участковым милиционером. Показал ему свои документы! Потом, согласно версии Турецкого, замочил еще одного – аж пресс-секретаря вице-премьера… И это прекрасно зная, что его ищут! А он, Фрязин, которого пожалеть некому, как последний идиот трижды мотался на электричке в Подольск, где по требованию высокого начальства притормаживали южные поезда на Москву, чтобы потом эти старушенции на перроне показывали на него пальцем, как на тихо помешанного, сбежавшего из дурдома.

Только спокойно. Отрицательный результат, как и провалившаяся версия, – тоже результат (формула самоуспокоения для неудачников).

Конечно, прежде чем плюнуть и растереть, следует поговорить с милиционером и соседками. Для очистки следовательской совести. И поставить на этом дисциплинированном постояльце жирную точку. Но только завтра.

Сегодня уже нет никаких сил.

13

Генерала Тягунова Сережа увидел впервые, когда тот приехал к ним в полк с инспекторской проверкой от Генштаба. Полковник Романов, он же «батя» смотрел на своего писаря умоляющими глазами.

«Придумай что-нибудь!» – уговаривала Сережу молодая жена «бати», бывшая официантка столовой Надя, забегавшая к Сереже всякий раз, когда супруг отъезжал в штаб дивизии, что за сорок километров от части. Она прижималась к нему горячим телом, заглядывала в глаза. В полумраке каморки, где обитал Сережа, пахло старыми бумагами. Стены были оклеены вырезками из журналов с томными обнаженными красавицами – репродукции старых мастеров.

Сквозь закрытые окна с плотными шторами доносился хруст снега с полкового плаца, который чистили солдаты первого года службы.

Сережа не спешил с ответом.

– Проверка плановая, – сказал он. – Я о ней узнал раньше, чем был издан приказ. Чего уж так паниковать…

– Он до смерти боится пенсии, – шептала Надя, прижимаясь к нему еще теснее. – А я? Как представлю его… в пижаме. Или домино забивает… Бр-р. Раньше-то орел был! Как зыркнет, как рявкнет! Нет, я тогда лучше от него уйду.

Это как пить дать, подумал Сережа, чуть отодвигаясь. К зампотылу уйдет. И будет продолжать бегать ко мне.

Вообще спать с женой своего командира – явное нарушение воинской субординации. И потому Горюнов компенсировал подобные нарушения излишней предупредительностью к тем офицерам, которых украшал рогами. Перед «батей» после каждого акта прелюбодеяния с его молодой супругой Сережа тянулся навытяжку, ел глазами (впрочем, весьма нахальными), отчего полковнику Романову становилось не по себе. И приходилось указывать подчиненному на чрезмерность чиноподчинения.

– Отменить ничего я не могу, – сказал он Наде. – Комиссия уже вылетела. Завернуть их обратно на Чкаловский – выше моих сил. Но я даже не хочу стараться! Пусть прилетают. Вопрос в другом – как их встретить? Вопрос вопросов – нужен ли мне твой муж в его нынешнем качестве? Ну отправят на пенсию, пришлют другого. Будет лучше? Словом, пока самолет летит, а это несколько часов с пересадками, надо переговорить с личным составом. Бывают ситуации, когда новая метла хуже облезлого старого веника. К тому же новая метла иногда начинает мести в ненужную сторону. И пока ей укажешь верное направление…

– Какой ты умный! – ластилась к нему полковничиха.

– Разбаловал я вас, – вздохнул Сережа, закуривая в постели.

– Это как же? – заглянула она ему в глаза, приподнявшись на локотке.

– А вы пользуетесь… Раньше меня все любили без холодильников и лобовых стекол. А теперь – сплошной бартер. Дашь на дашь. И еще таксу установили. Сделаешь мужу звездочку – две ночи. За квартиру в новом доме – хоть месяц… А другого оценить не можете – где офицерам дома строят, кроме как у нас? Или зарплату вовремя выдают? А все благодаря мне, моим связям.

– Благодетель ты наш, – в тон ему подпевала Надя. – Неужто не понимаем? Мужики – придурки, зато мы, бабы, стараемся, как можем отрабатываем. Ты здесь, Сереженька, как в малиннике! Гарем целый. А все недоволен.

– Чем тут будешь довольным, если мужья ваши того и гляди пристрелят. А чем им плохо? Кормежка в офицерской столовой – как в Кремле при развитом застое. Звания и награды – так и сыплются. Сами, чтобы переспать с женой друга, просят поставить его в суточный наряд. И еще в претензии. А знаешь, чего мне стоит добиться нынешнего благополучия?

– Откуда? – вздохнула она. – Все только удивляются.

– Настоящий хозяин тот, кто владеет исчерпывающей информацией и связями, – не без самодовольства сказал Сережа. – На мне все здесь замкнуто, понимаешь?

– Где нам… – снова вздохнула она и стала собираться.

Он посмотрел на часы. Скоро вернется «батя» из штаба дивизии.

Просил, поди, чтоб заступились перед комиссией. Стелил соломку, не зная точно, где споткнется и упадет. А надо, чтобы не упал вовсе.

В этом все дело…

Самолет с комиссией прилетел только вечером. Пока летели, пока их везли на вездеходах через снежные завалы по лесным дорогам, Сережа успел договориться кое с кем из офицеров о поддержке «бати». Пришлось кое-что пообещать.

Гостей уложили баиньки, постелив в лучших номерах здешней гостиницы, срочно отремонтированных к их приезду.

А утром, солнечным морозным утром, когда снег искрится, а темно-зеленая тайга буквально притягивает углубиться в ее заросли, членам комиссии предложили: пока, мол, расчищают дороги до огневого городка и танкодрома, не желаете ли поохотиться? На тех же кабанчиков, из коих после получается преаппетитный шашлычок.

Поскольку это предложение поступило еще до завтрака, то члены комиссии воспротивились не очень убедительно. Тем более что все уже было готово. Егеря были уже на месте, стояли на номерах, розвальни с лошадьми, единственный вид транспорта при здешних заносах, – под окнами, а ружья, которые приберегались для подобных мероприятий, уже были очищены от смазки.

Генерал Тягунов сурово посмотрел на полковника Романова. Он был наслышан про здешнюю охоту, про шашлыки из кабанятины и настойки на здешних травах и оленьих пантах. Коллеги, прилетавшие сюда ранее, только хвалили здешнее гостеприимство, умалчивая о боевой и политической подготовке.

Генерал видел, что прочие члены комиссии уже готовы идти на охоту. Полковник смотрит заискивающе, не желает, поди, на пенсию.

Страшно идти, по сегодняшним временам, на заслуженный отдых. Как будто проваливаешься в яму, из которой уже не выбраться. Все, кто прежде тянулся перед тобой, тебя уже не замечают. А то и норовят лягнуть при случае…

Черт с ним, пусть старается, пусть выслуживается. Посмотрим, как у него это получится. Но боевую и политическую проверим потом на все сто! И уж тогда – держись, если что не так!