Асы шпионажа, стр. 37

О следующей их встрече 19 мая в Уимблдоне, неподалеку от родительского дома Маршалла, известно мало. Когда его спросили, в каком ресторане они обедали, он даже не мог вспомнить его названия. Хотя на улице шел проливной дождь, они не выглядели людьми, встретившимися случайно. Наблюдателям лишь показалось, что они исполнили своеобразный ритуал: сначала прошли один мимо другого, словно бы незнакомые, затем повернулись и вместе вошли в подъезд ресторана.

Надо полагать, что Кузнецов сразу же обратил внимание на TOJ что Маршалл со своей внешностью и поведением не подходил для тайной работы. Когда же 13 июня на очередной встрече они расположились в месте, еще более открытом, чем в ресторане «Нормандия» или Кенберском саду, возникло ощущение, что оно было подобрано сознательно: «Задержите же его! Почему вы его не задерживаете?»

Встреча состоялась неподалеку от дома Маршалла, так что по дороге в парк короля Георга он никак не мог бы избавиться от следовавших за ним детективов (об этом Кузнецов должен был знать). Место было выбрано там, куда осторожный человек никогда не пошел бы. Парк этот ранее представлял собой полосу незастроенной и заросшей травой и деревьями земли длиной около одного километра и шириной не более 100 метров, проходящей вдоль речки Уандл. К тому же его разделяли две дороги и несколько заасфальтированных тропинок. Возведенные после войны несколько домов разделяли его теперь на северную и южную части. В северной половине парка были детская игровая площадка, ресторан и уединенные скамейки на дорожках, где можно было бы переговорить без помех.

Но Кузнецов с Маршаллом выбрали южную часть, в которой находился только луг четырехугольной формы площадью около двух гектаров. Вдоль тропинки со шлаковым покрытием росло с десяток деревьев, в тени которых стояли три Скамейки, на одной из которых Уильям Маршалл и его друг Кузнецов и устроились.

Скамейка эта располагалась у самой тропинки и была на виду. На лугу и около них играли ребятишки перед тем, как отправиться спать (было уже семь часов вечера). Скамейки были хорошо видны с огорода, на котором копошились любители покопаться в земле. Таким образом, детектив мог спокойно наблюдать за друзьями, покуривая трубочку и любуясь посадками помидоров или бобовых.

На этот раз охотники расположились на третьей скамейке, а минут через десять пересели и на ближнюю. Когда приятели встали и пошли на выход, их фразу же окружили. Как оказалось, охваченные азартом служаки поторопились, поскольку Маршалл не успел передать Кузнецову бумаги, которые, видимо, для этой цели приготовил.

Советская разведка, скорее всего, имела вескую причину устроить «сдачу» Уильяма Маршалла. Работа с ним проводилась таким образом, чтобы заинтересовать британскую контрразведку и отвести ее внимание от более важного агента, вероятно, даже не англичанина, работавшего в МИД Великобритании, с тем, чтобы у англичан и американцев сложилось впечатление, что дырка утечки информации, мол, заштопана и теперь можно почить на лаврах.

Что же касается Кузнецова, то он сыграл свою роль в общем-то неплохо, позволив себе даже несколько вполне удавшихся ему шуточек, когда якобы пытался «оторваться» от следовавших за ним детективов. Настоящий советский агент был, по всей видимости, настолько важен, что для его прикрытия и разыгрывался этот фарс – в течение довольно длительного времени, к тому же с отстранением в итоге от своих обязанностей секретаря посольства.

Алан Мурхед

ПРИЗНАНИЕ

В одном из предыдущих рассказов этого сборника мы уже упоминали о «шпионе века», физике Клаусе Фуксе. Хэрри Голд, исполнив роль связника, передал тогда научную разработку Фукса по программе атомных исследований Соединенных Штатов Америки советскому вице-консулу Яковлеву в Нью-Йорке, доставив ее из Санта-Фе. Происходило это в 1945 году. Весной 1946 года Игорь Гузенко 62, шифровальщик советского посольства в Оттаве, бежал на Запад и сообщил, что советская разведка активно ищет возможности получить сведения об американо-британо-канадском атомном проекте. Исходя из полученной от Гузенко информации, службы безопасности всех трех стран напали на след шпионов «атомной группы». В 1949 году британские спецслужбы сконцентрировали свое внимание на лицах, которые могли быть причастными к «утечке информации». Среди них оказался Клаус Фукс, который к тому времени вернулся из США и работал ведущим специалистом в британском атомном центре Харвелл на весьма хорошо оплачиваемой должности. Масштабы его предательства были еще неизвестны.

Входе предварительного расследования было установлено: Фукс вряд ли попытается бежать, даже узнав, что за ним ведется слежка; у него установились дружеские доверительные отношения с коллегами по работе и под влиянием своих своеобразных убеждений и угрызений совести он мог бы дать показания и даже сделать признание. По этим соображениям дело было передано опытному контрразведчику Уильяму Скардону. Небезынтересно, что известным физиком двигали как соображения собственной правоты, так и надежда остаться на любимой работе после выяснения всех обстоятельств дела.

Во второй половине декабря было принято решение провести допрос Фукса, предлог для которого дал он сам, попросив совета и консультации в связи с тем, что его отец получил приглашение на кафедру в Лейпциге. Выполнить эту задачу поручили Уильяму Джеймсу Скардону, который, не будучи академиком, слыл одним из самых способных и опытных криминалистов Англии. После окончании войны он вел дело Уильяма Джойса и группы предателей. Человек настолько тихий и спокойный, что о его присутствии просто забывалось, он был своеобразным типажом романов Г. Уэллса – кем-то вроде мистера Киппса. К тому же Скардон обладал терпением, тактом и громадной выдержкой. А именно такие качества были необходимы, чтобы услышать из уст Клауса Фукса правду.

21 декабря Скардон выехал в Харвелл, где встретился с Фуксом в кабинете Генри Арнольда. Атмосфера их встречи была доброжелательной и деловой, не представляя собой ничего особенного, – обычная встреча начальника отдела исследовательского центра с представителем службы безопасности. Представив мужчин друг другу, Арнольд удалился. Скардон начал беседу, упомянув заботы, которые одолевали Фукса в связи с его отцом. Может быть, он проинформирует обо всем поподробнее?

Более часа Фукс говорил о своих семейных делах, сообщив без обиняков, что у него есть сестра, Кристель Хайнеман, которая живет в Кембридже на Лейквью-авеню, дом номер 94, и брат – он находится в Швейцарии. Он открыто поведал, что в 1932 году на выборах в Эрмангелюнге поддержал коммунистического кандидата, за что был исключен из социалистической партии и примкнул к коммунистам. Нисколько не раздумывая, он назвал имена семьи квакеров и их адрес, приютивших его у себя в 1933 году, когда он приехал в Англию, у которых проживал до 1937 года, хотя они даже несколько раз переезжали на другие квартиры. Упомянул Фукс и о том, что в период гражданской войны в Испании являлся в Бристоле членом комитета по защите испанской демократии.

Затем он коснулся своей учебы в Эдинбурге у профессора Борна и своего полугодичного интернирования в лагере «Л» и Шербруке в Квебеке, где познакомился с Хансом Кале, которого потом видел всего один раз на встрече свободной немецкой молодежи в Лондоне. Сообщил он и о своей работе на «Тьюб аллой» в Бирмингеме, поездке в Соединенные Штаты в 1943 году, посещении сестры на Рождество в 1943 году и весной следующего года.

Фукс рассказывал обо всем совершенно спокойно и с охотой. Когда он закончил, Скардон спросил его:

– Не поддерживали ли вы каких-либо связей с советскими представителями, когда были в Нью-Йорке? И не передавали ли вы им материалы о своей работе?

Фукс уставился на него, в буквальном смысле открыв рот, затем снисходительно улыбнулся, сказав:

– Насколько помню, нет.