Долг чести, стр. 81
— Значит, они не изменили этого? — Скотт недоуменно посмотрел на коллегу.
— Интересно почему? Ведь теперь эта «птичка» предназначена для вывода на орбиту космических спутников…
— Но это тяжёлые спутники, обеспечивающие космическую связь…
— Да, верно, однако посмотри вот сюда…
Основание для крепления боеголовок должно быть массивным и прочным по всей своей площади, тогда как крепление спутника связи представляет собой всего лишь узкое стальное кольцо, нечто вроде плоского бублика, и всегда кажется слишком лёгким для выполнения такой задачи. В данном случае крепёжное кольцо походило скорее на необычно массивное колесо. Скотт открыл ящик стола, достал оттуда недавнюю фотографию ракеты СС-19, сделанную американским офицером во время инспекционной поездки в Россию, посмотрел на неё и молча передал миссис Флеминг.
— Действительно. Это самое обычное крепление для боеголовок, точно такое же, как было спроектировано русскими. Может быть, с использованием более качественных материалов, при более тщательной сборке. Японцы изменили почти все, верно? Тогда почему они именно это оставили таким, как раньше? — спросила Флеминг.
— Мне тоже это кажется странным. Сохранив прежнюю крепёжную конструкцию, они не захотели избавиться от… сколько весит такое крепление? Сотню фунтов, а то и больше.
— Совершенно непонятно, Крис. Именно здесь они должны были бы стремиться сберечь вес. Каждый килограмм в этом месте равен четырём или пяти на первой ступени ракеты. — Оба встали и подошли к экрану. — Одну минуту…
— Совершенно верно, это крепление для боеголовок. Они не внесли здесь никаких изменений. Но тут отсутствует кольцо для крепления спутника. — Скотт недоуменно покачал головой.
— Может быть, они сохранили крепёжное устройство для последней ступени?
— Даже в этом случае такое массивное соединение на верхней части ракеты совершенно излишне, верно?
— Словно решили все оставить, как на боевой ракете.
— Да. Интересно почему?
14. Раздумья
— Тридцать секунд, — предупредил ассистент режиссёра, когда появился последний рекламный клип воскресной утренней передачи. Её темой были Россия и Европа, что вполне устраивало Райана.
— Есть вопрос, который я не могу задать тебе перед камерой, — улыбнулся Боб Хольцман, прежде чем возобновилась съёмка. — Скажи, как чувствует себя советник по национальной безопасности в стране, не испытывающей угрозы своей национальной безопасности?
— Спокойно, — ответил Райан, посмотрев в сторону трех телевизионных камер. Ни на одной не горели красные лампочки, говорящие о ведущейся съёмке. — Спокойно и уверенно.
— Тогда почему вы проводите столько времени на службе? — поинтересовалась Крис Хантер голосом, который был менее вызывающим, чем её взгляд.
— Если я не приду на службу, — уклонился от прямого ответа Райан, — окружающие поймут, что без меня вполне можно обойтись. — Дело плохо, подумал он. Они все ещё ничего не знают об Индии, но догадываются. Что происходит что-то необычное. Проклятье. Ему не хотелось привлекать внимание к происходящим событиям. В такой ситуации давление со стороны общественности не принесёт никакой пользы, скорее наоборот.
— Четыре! Три! Два! Один! — помощник режиссёра указал пальцем на ведущего телевизионного журналиста по имени Эдвард Джонсон.
— Доктор Райан, каково отношение администрации к изменениям в японском кабинете министров?
— Ну что ж, причиной этого стали трудности, возникшие в торговле между нашими странами, но это не относится к моей сфере деятельности. Если говорить кратко, то перед нами внутренняя политическая ситуация, которую японский народ сумеет легко решить сам, без советов с нашей стороны, — произнёс Джек уверенным голосом государственного деятеля, для приобретения чего понадобилось всего несколько уроков ораторского искусства. Впрочем, главное внимание ему приходилось обращать всего лишь на то, чтобы говорить помедленнее.
Крис Хантер наклонилась поближе.
— Однако главный кандидат на пост премьер-министра известен уже длительное время как враг Соединённых Штатов…
— Ну, это слишком сильно сказано, — прервал её Райан с добродушной улыбкой.
— Его выступления, статьи, книги никак нельзя назвать особенно дружелюбными.
— Пожалуй. — Райан небрежно отмахнулся рукой и равнодушно улыбнулся. — Разница в отношениях с дружески и недружески настроенными странами заключается, как ни странно, в том, что первые часто настроены более критически, чем вторые. — А ведь совсем неплохо сказано, Джек, подумал он.
— Значит, это ничуть вас не беспокоит?
— Нет, — покачал головой Райан. Короткие ответы во время таких передач, казалось ему, ставят репортёров в трудное положение.
— Спасибо, что вы согласились сегодня прийти к нам, доктор Райан.
— Как всегда, это доставило мне немалое удовольствие.
Райан продолжал улыбаться, пока на камерах не погасли красные огоньки. Затем он медленно сосчитал до десяти, подождал, пока остальные репортёры не сняли свои микрофоны, и, сняв свой, сошёл с рабочего участка сцены. И лишь после этого он счёл себя в безопасности и смог снова говорить. Боб Хольцман последовал за Джеком в гримерную. Визажисты ушли пить кофе. Райан взял пачку влажных бумажных салфеток и передал банку с ними Хольцману. Над зеркалом красовалась деревянная планка со словами:
«Все сказанное здесь — не для печати».
— Ты знаешь, в чём причина того, почему женщины так отчаянно боролись за равные права с мужчинами? — спросил Хольцман. — Вовсе не из-за равной оплаты, бюстгальтеров и прочих глупостей.
— Ты совершенно прав, — согласился Райан. — Потому что они вынуждены пользоваться макияжем. Мы сами в этом виноваты. Господи, до чего я ненавижу это дерьмо! — воскликнул он, стирая краску со лба. — Чувствую себя дешёвой проституткой.
— Подобное ощущение не такое уж необычное для политического деятеля, — заметила Кристина Хантер, вытирая лицо такими же бумажными салфетками.
Джек засмеялся.
— Это верно, но говорить об этом не слишком вежливо, мэм. — Неужели теперь я уже политический деятель? — спросил себя Райан. Пожалуй. Но как это случилось, черт побери?
— Почему ты так старался уклониться от прямого ответа на мой последний вопрос, Джек? — спросил Хольцман.
— Боб, если ты догадываешься, что я действительно пытался уклониться от прямого ответа, то не можешь не знать истинной причины. — Райан указал на надпись над зеркалом, затем решил постучать по ней пальцем, чтобы избежать путаницы и дать понять присутствующим, что он имеет в виду.
— Мне известно, что предыдущее правительство пало, потому что мы опубликовали информацию о коррупции и подкупах, — произнёс Хольцман.
Джек посмотрел на него, но промолчал. В такой ситуации даже замечание «никаких комментариев» может иметь немалое значение.
— Тогда это помешало Гото стать премьер-министром. Как ты помнишь, он был первым кандидатом, верно?
— Ну что ж, теперь у него появился ещё один шанс. Его терпение вознаграждено, — заметил Райан. — Если, конечно, ему удастся создать коалиционное правительство.
— Не пытайтесь сбить меня с толку. — Хантер наклонилась к зеркалу и стёрла краску с носа. — Вы читаете все, что он говорит газетам, так же как и я. Гото сумеет сформировать кабинет министров, и вы отлично знаете, какими аргументами он будет пользоваться.
— Слова немногого стоят, особенно в таком деле, — отозвался Джек. Он всё ещё не сумел сделать скачок воображения, чтобы включить себя в круг тех, кто занимается «таким делом». — Скорее всего просто болтовня, ещё один политический деятель, лишнего заложивший за воротничок, у которого был тяжёлый день в офисе или на ипподроме…
— Или в чайном домике с гейшами, — предположила Крис. Она уже сняла с лица весь макияж, села на край стойки и закурила. Кристина Хантер, выпускница факультета журналистики Колумбийского университета, была опытным репортёром. Хотя ей было ещё далеко до пятидесяти, она только что получила назначение на должность ведущего международного комментатора «Чикаго трибюн». Её голос был сух, как песок в пустыне. — Два года назад этот ублюдок пытался затащить меня в постель, — продолжила она. — Выражения, которыми он пользовался, потрясли бы даже морского пехотинца, а предложения были… ну, скажем, весьма эксцентричными. Полагаю, у вас есть информация о его личных склонностях, доктор Райан?