Моя жизнь как фальшивка, стр. 46

– Ладно, – сдалась я и встала. – Пошли.

– Куда?

– Делать дело.

– Сейчас? Они уже заперлись на ночь.

– Придется постучаться, – сказала я.

Слейтер наконец позволил мне завладеть книгой, и мы вместе вышли в ночь.

44

РАЗУМЕЕТСЯ, Я ШЛА НАДЖАЛАН-КЭМПБЕЛЛ С твердой решимостью оставить стихи у себя. Я еще не придумала, как это сделать, знала одно: я – редактор, и стихи обязаны достаться мне. Войдя под мавританский портик с западного конца, я увидела, что велосипедная мастерская отнюдь не заперта – дверь нараспашку, яркий неоновый свет заливает дорожку возле дома, и у порога сидят и хлебают суп Тина с безумной миссис Лим.

Мне до сих пор неловко называть девушку Тиной, поскольку такая фамильярность предполагает близкое знакомство, которое так и не состоялось, или добрые чувства, которых я отнюдь не испытывала. Но никакого другого имени я не знаю и посейчас.

Я вежливо протянула руку, но девушка передала свою миску китаянке и резко, ни слова не говоря, вырвала у меня том.

– Боже! – вскрикнула я.

Слейтер положил мне руку на плечо, успокаивая, а когда я обернулась к нему за помощью, он только идиотски ухмыльнулся.

Неумолимая похитительница – она была одета все в те же белую блузку с серой юбкой и выглядела сущим ребенком – положила свою добычу на пыльное стекло прилавка и тщательно проверила страницу за страницей. Что она искала? Пятна варенья?

Я спросила ее, все ли на месте.

Она держалась официально.

– Ваш друг оранг путе… – начала она.

– Кто-кто?

– Чабб, старушка. Она говорит о «белом человеке».

– Да, – подтвердила она. – ваш друг мистер Чабб на прошлой неделе украл одну страницу.

Она раскрыла книгу и показала мне корешок вырванного листа – вероятно, того самого «образца», который Чабб приносил в отель.

– Вы делаете бизнис со мной, – продолжала девушка. – Не с ним.

Уже легче. Я выдавила улыбку, хотя такие ужимки мне плохо даются. Наверное, я выглядела, словно какая-нибудь тетка де Кунинга [88].

– Я – редактор поэтического журнала, – сказала я.

– Да. – Темные глаза не мигали. – Но сперва я закрою дверь. Пожалуйста, тихо-ла. Пусть старик спит. А то он сердится.

Мы со Слейтером ждали в хаосе сломанных велосипедов, пока женщины опускали дверь и задвигали засов. Прежде чем я успела хотя бы шепотом воззвать к Слейтеру, они погасили длинную неоновую вывеску и повели нас вглубь мастерской. Я услышала хрипловатое дыхание и поняла, что Кристофер Чабб заснул на своей жесткой постели. Здесь даже воздух пропитался машинным маслом и бензином, однако на лестнице, по которой несколько часов назад пронеслась миссис Лим с мачете в руках, запахи начали меняться. В святилище пахло сосной и сандалом, и к ароматам примешивался другой, отрадный для меня, запах усадебной библиотеки, тысячи девственных томов, неразрезанных, плотно прижатых друг к другу страниц.

Мы со Слейтером остановились в этой чужеродной тьме, а женщины опустили за нами тяжелую крышку люка. Меня охватила паника, страх замкнутого пространства. Куда они спрятали мачете? Но вот свет включили, миссис Лим принесла два складных металлических стула и поставила их друг за другом, точно сиденья в автобусе.

– Садитесь.

Я уселась позади Слейтера, а Тина встала перед нами, прижимая к груди книгу. Чуть в стороне стояла миссис Лим – без оружия.

– Теперь у нас будет бизнис, – сказала девушка, и это прозвучало как угроза.

Слейтер обернулся ко мне и подмигнул, словно озорной школьник.

– Бизнис, – передразнил он.

Тина показала на уставленные книгами стеллажи.

– Это наша семья, – пояснила она.

Господи, мысленно взмолилась я. Только не это. Ненавижу идолопоклонство.

– Наш предок, – дополнила миссис Лим.

Только теперь я начала догадываться, насколько сложными будут переговоры. Мне тоже хотелось кому-нибудь подмигнуть, но Тина не спускала с меня глаз.

– У Боба Маккоркла украли родину, – сказала она. – Когда он приехал сюда, не знал слов, ничего не знал. Мы собрали для него все имена.

– Все имена, – повторил Слейтер. – Поразительно. Неужели вы действительно сделали это, Тина? Уму непостижимо.

Он забавлялся, пытаясь развеселить меня, но заодно и льстил обладательнице книги.

– Боб Маккоркл – дерево, – продолжала она. – Мы – корни. Стихи – цветы. Понимаете, что я говорю? Этот старик украл книгу, он сорвал цветок с дерева. Понимаете?

Я бы обошлась без метафор, но с большим интересом отметила, что, судя по ее словам, Чабб не участвовал в работе. Слейтер тоже не упустил это из виду.

– Значит, теперь стихи ваши? – уточнил он. – Вы можете продать их или оставить себе.

– Мы никогда не продадим книгу, – ощетинилась девушка. – Лучше умереть.

Я утратила дар речи, буквально. Как вести переговоры с упрямой и невежественной девчонкой?

– Конечно, – сказал Слейтер, – но вы же уступите право опубликовать слова из этой книги?

Вместо ответа она обернулась ко мне.

– Мемсахиб, вы принесли сюда свой журнал. «Современное обозрение», да? Когда миссис Лим отдала его мне, она сказала, что леди хочет иметь со мной бизнис. А потом вы начали бизнис со стариком. Может, думали купить дешевле? Чхе! Это не его книга, чтобы продавать!

– Сначала мне нужно прочесть стихи. Я не могу обсуждать их, пока не прочту.

– Боб Маккоркл – гений, так и знайте.

– Может, это мне решать?

– Нет, не вам, но вы скоро сможете прочесть. Миссис Лим и я видели ваш журнал. Но вот чего мы не знаем: сколько денег вы заплатите?

Я рассмеялась:

– Боюсь, Тина, что ни поэты, ни редакторы больших денег не зарабатывают.

– Хорошо. – Она усмехнулась с досадой. – Но Боб Маккоркл – гений, правда?

– Даже гении зарабатывают мало.

Она сердито покосилась на Джона Слейтера.

– А вот вы – богач.

– О нет, вовсе нет!

– Я видела отель. Вы купили костюм, шоколад, наряды для меня.

Наряды?

– Видишь ли, дорогая, я зарабатывал деньги романами. Боб презирал бы меня за это.

– За гения должны платить больше! – Она чуть не плакала.

– Тина, пожалуйста! – вмешалась я. – Не надо горячиться. Дайте мне сначала прочесть.

– Нет, не пожалуйста! Вы ничего не понимаете. Пожалуйста, мистер Слейтер, – попросила она, – пожалуйста, отвернитесь. Закройте глаза.

Слейтер повернулся ко мне. Лицо его стало серьезным, он даже слегка побледнел.

– Что она делает? – шепнул он.

Я думала, девушка просит отвернуться и не мешать ей плакать, но, к моему изумлению, тихо зашуршал хлопок, и девушка, ничего не объясняя и не извиняясь более, сорвала с себя блузу и юбку. Великолепное, идеальное тело, подумала было я, крепкое, но изящное, узкая талия, широкие бедра, никакой слабости. Но тут я увидела, что не лобок она мне предъявляет, а свою кожу – с глубокими грубыми шрамами, будто на коре каучукового дерева. Зрелище отнюдь не отталкивающее, но странное – настолько странное, что оно раз и навсегда запечатлелось в моем мозгу, и впоследствии я немало времени провела над книгами по тропической дерматологии, изучая омерзительные снимки потницы, стригущего лишая и аллергических заболеваний, которым славятся леса Малайского полуострова. Обычно эти недуги проявляются красными, сырыми, ужасными язвами, а у Тины кожа загрубела так, что местами напоминала мозоли на подошве. На внутренней стороне бедер вилось серое кружево, чужеродное и прекрасное, как будто фантастическая воля поэта наложила свой отпечаток не только на душу, но и на тело девушки.

Слейтер смотрел через мое плечо, и я сообразила, что он разглядывает ее отражение в окне.

– Прекрати, – сказала я.

Но Тина уже одевалась, продолжая говорить:

– Мы помогали ему делать стихи. Мы отдали все. Теперь мы должны получить деньги.