Город. Хроника осады (СИ), стр. 80

"Я могу убить его не сходя с места, – штаб-офицер чувствует бьющееся сердце врага, стоит повелеть и оно умолкнет. – На это у меня еще хватит сил"

Швецов на треть извлекает шашку из ножен. На покрытом гравировкой клинке, рядом с георгиевским крестом запечатлены слова. "За храбрость" – гласит витиеватая надпись, заставившая грустно улыбнуться. Алексей никогда не считал себя особенным или героем. Но так уж вышло, все они просто люди.

Шашка с вжиканьем покидает ножны.

– Передайте майору Максиму, – Алексей, ступая на ведущую вниз лестницу, оборачивается к Григорию и Вячеславу, – пусть перестраивает оборону. Я выиграю немного времени.

Каблуки швецовских сапог касаются паркета, отстукивая при движении словно в танцевальном па. Ряды готов подают назад, продолжая прикрываться щитами и освобождая место. Майкл не сводит взгляда с противника, держа саблю на плечах, на подобии коромысла и нервно покусывая губу.

– Ты помнишь лейтенанта Стенли? – сузив глаза готский капитан указывает острием на полковника. – Помнишь, что сделал с ним? Он так и не оправился, возможно до конца дней будет ходить под себя и пускать слюни.

Швецов обматывает темляк и несколько раз взмахивает клинком, разминая руку. Хорошее оружие, лучшее из всего носимого. Несмотря на золото и причудливую вязь драгунская шашка далеко не игрушечная.

– Теперь то ты мне ответишь, колдун, – гот никак не уймется, разъяренный спокойствием врага.

И едва не упускает первый шаг Алексея. Страшный удар, посильный лишь мощи симерийской шашки обрушивается на республиканца, грозя закончить бой единым движением. Клинок должен располосовать от груди до пупка, но гот в неимоверном скачке сокращает расстояние. Пользуясь инерцией взмаха, Швецов набирает обороты, настигает и снова бьет. Лязг! Сталь сталкивается в воздухе, до занывших связок кисти.

"Плохо, он моложе, мне за ним долго не угнаться, – переводящий дыхание флигель-адъютант следит за противником. Капитан расхаживает мечущимся в клетке львом, на лице озадаченность. Не ожидал? То-то же.

Оба принимают позиции, отведя левые руки за спины, сабля и шашка с легким стуком соприкасаются. Считанные секунды глаза ведут свой поединок, волчий оскал против львиной ярости.

С хеканьем Майкл делает шаг вперед, тесня по залу серией ударов. Звон стали и скрип подошв о паркет сплетаются в танцевальную музыку. Противники кружатся в вальсе смерти, норовя обойти друг друга. Используя скорость и баланс сабельного боя, гот финтит. Филигранные движениями, почти не размахивая руками метит по кисти. Если бы не гарда драгунской шашки, остаться Швецову с порезанными сухожилиями или без пальцев. Сталь оставляет борозду на позолоте и вот снова приходится отступить, уклоняясь от выпада.

– Плохо дело, – Григорий выглядывает из баррикады, силясь рассмотреть происходящее – обзор закрывает колона. – Максим Петрович, боюсь посечет его колбасник.

Стоящий рядом начальник штаба некоторое время молчит, поглаживая подбородок.

– Я бы не стал недооценивать нашего командира.

Очередной удар Швецов принимает тыльной частью, отведя саблю на подобии крюка. В освободившееся пространство устремляется лезвие и пусть места для замаха мало, зал оглашает рык боли. Отступая нетвердыми, заплетающимися ногами, Майкл выставляет оружие и зажимает рассеченную щеку. Рана не глубокая, но увидев кровь на ладони, республиканец теряется.

– Я убью тебя, – глухим басом угрожающе рычит готский капитан, лицо шея и воротник быстро окрашиваются кровью

Алексей молча принимает стойку, готовясь к новому натиску. Шаг, выпад, снова шаг и удар. Теряющий терпение Майкл бросается вперед, но промахивается. Швецов уходит вольтом в сторону и тот час контратакует – шашка достает незащищенный бок. Вскрикнув, на этот раз капитан спотыкается и падает. Сабля с бряцаньем падает на паркет, а баррикада на балконе взрывается криками "ура!".

Часто дыша, Швецов пинком отбивает саблю, стукнувшуюся о колону. Сапог переворачивает застонавшего, прижимающего кровоточащий бок врага. Но и теперь Майкл трясется не от боли, а бессильной ненависти.

– Ты проиграл, гот, – кончик шашки застывает у лица. – У вас лучше оружие, вас больше и вы сильнее, но никогда Готия не будет владычествовать над Симерией. Мы можем проиграть войну, но не покориться. Никогда.

Майкл, дергающейся рукой пытаясь остановить кровотечение, на локте отползает назад. Лицо превращается в маску демона, кровь окрашивает оскал.

– Пристрелите его! – орет он. – Убейте Швецова!

Секунда растягивается в вечность. Алексей только теперь казалось бы осознает себя стоящим против направленных стволов. Успевает выпрямиться, взглянув на готские шеренги, ощенившиеся винтовками. Сверху что-то кричат, но звук будто глохнет в непреодолимой толще воды. Несколько дул озаряются вспышками и Швецов успевает подумать, почему не гремит выстрел.

"Это ... конец? ..."

Глава 25 То, что спрятано

Симерийское царство. Ольхово. Шахта

7 июня 1853 г. (37 день войны)

Ок 14 — 00

– Катастрофа, – выговаривает, выплевывая слова, капитан Майкл.

Пальцы гота в нетерпении выбивают дробь о подоконник, оставив серый след крошева на пальцах. Шахтная контора хранит клеймо войны, хоть район сильно не страдал от бомбежек. Тряпка и вода не спасают многажды вымытй пол. Известковые разводы на досках сплетаются в странный рисунок. Стены избиты отметинами и дырами, обнажая ребра строения. Окно, обычно прикрытое досками, открыто, но даже колышущий мешковатую занавеску сквозняк не в силах изгнать дух сырости. Здание с голой штукатуркой выглядит покинутым.

Майкл, щурясь, выглядывает через оконную дыру. Над зданиями в глубине улицы поднимается струйка дыма. Тонкая и одинокая, но бросающая вызов могуществу Республики.

"Проклятый город никак не уймется – вид недавнего пожара вызывает подергивание щеки. – Сперва уничтожали мы, теперь сами симерийцы. Когда этот труп сгорит дотла и перестанет донимать мир живых?"

Оторвавшись от зрелища, республиканец поворачивается. За старым столом с выщербленной краской сидят двое. Первый в военной форме, вальяжно вытягивает ноги под стол, лениво колыхая ложкой давно остывший чай. Рукав перехватывает белая повязка с красными буквами О.Н.М. — Ольховская народная милиция. Над губой едва пушится поросль – армейская гимнастерка и болтающаяся о галифе шашка не придают мужественности.

"Студент", – разведчик не намерен сдерживать ни иронии, ни кривой улыбки на облик милиционера.

Комитетчики на радостях отдали старую полицию и жандармерию на растерзание. Вакханалия прокатилась по стране, предавая огню дела, громя участки и в короткий срок оставив неокрепшее правительство без единого городового. Теперь присылают студентов, старающихся демонстрировать красиво сидящие революционные банты, а не толику здравого ума.

Напротив низкорослая фигура шахтного директора Бориса Юрьевича. Этот хотя бы не скрывает беспокойства, хмурясь и бросая взгляды на капитана.

– Когда я принимал должность ольховского коменданта, — Майкл решительно пересекает комнату, сверив присутствующих взглядом, — надеялся принести горожанам, если не благоденствие, то спокойствие. Швецов мертв, но ростки безумия поработили умы. Швецов морил город голодом, мы восстановили подвоз продовольствия. Он бросал детей под танки, мы принесли мир. И где благодарность? В виде бомб, брошенных из-за угла? Город погряз в терроризме.

– Вы делаете нападавшим честь, именуя террористами, – студент в напускном спокойствии рассматривает ногти. – Уверен, мы имеем дело с мелкой шайкой.

– Погибли солдаты Готии! — рык капитана заставляет испуганно вздрогнуть. — Все гораздо серьезней и вне предела вашего понимания. Стэнтон-Сити устал от плохих отчетов. Под каждой дурной вестью стоит одно и то же -- Ольхово, Ольхово, Ольхово!

Каждый раз, поминая неугомонный город, гот грохает кулаком. Стол пляшет козликом, от тренькнувшей кружки растекается лужица.