Обманщик, стр. 4

– Денис, – тихо возразил Маккриди, – я не школьный учитель. Не бухгалтер и не какой-то чертов библиотекарь. Я намерен заставить этих ублюдков выслушать меня.

– Из этого что-то может получиться, – согласился Гонт. – Совсем не обязательно, что комиссия примет их сторону.

* * *

Как обычно, слушание в Сенчери-хаусе началось в понедельник утром. Комиссия собралась в конференц-зале этажом ниже кабинета директора.

В кресле председателя комиссии сидел, как всегда, безупречно одетый, в темном костюме и университетском галстуке, заместитель директора Тимоти Эдуардз. Место слева от него занял инспектор внутренних операций, а справа – инспектор западного полушария. Несколько в стороне расположились начальник отдела кадров и молодой человек из канцелярии, перед которым лежала груда папок.

Сэм Маккриди вошел последним и сел перед комиссией. В пятьдесят один год он не пополнел и был в хорошей форме. Во всем остальном он казался человеком незаметным. В свое время это качество сослужило ему хорошую службу, чертовски хорошую. Это, и еще то, что он держал в голове.

Правила знали все. Если Маккриди отклонит все три предложенные ему должности, то комиссия может потребовать досрочного увольнения его на пенсию. Но право на слушание, чтобы изменить решение, оставалось за ним.

Маккриди привел с собой Дениса Гонта, который за пять лет стал вторым человеком в отделе. Денис, на десять лет моложе Маккриди, с неотразимой улыбкой и в галстуке выпускника частной школы, сможет, полагал Маккриди, договориться с членами комиссии.

В этой комнате все хорошо знали друг друга и обращались по имени, даже клерк из канцелярии. Это было традицией Сенчери-хауса, возможно, потому, что общество Интеллидженс Сервис было очень замкнутым. Здесь только обращаясь к директору, говорили «сэр» или «господин директор», а за глаза называли его «шефом» или «хозяином». Дверь закрыли, и Эдуардз покашлял, призывая к тишине. Все замолчали.

– Итак, мы собрались здесь, чтобы по возможности беспристрастно обсудить заявление Сэма о его несогласии с решением министерства. Нет возражений?

Возражений не было. Комиссия выяснила, что у Сэма Маккриди нет оснований для жалоб, пока игра будет идти по правилам.

– Денис, насколько я понимаю, вы будете говорить от имени Сэма?

– Да, Тимоти.

В своем сегодняшнем виде британская Интеллидженс Сервис была создана адмиралом сэром Мансфилдом Каммингом, и многие из ее традиций (за исключением, пожалуй, лишь фамильярности в обращении) были заимствованы из британских ВМС. Одной из таких традиций было право прийти на слушание с сослуживцем, выступающим от имени того человека, по инициативе которого начато слушание.

Начальник отдела кадров был краток и конкретен. Руководство решило перевести Сэма Маккриди из отдела дезинформации на другую должность. Он отверг все предложенные места, что позволяет вынести решение о его увольнении. Маккриди просил, если ему нельзя остаться руководителем отдела дезинформации, вернуть его на оперативную работу или в любой отдел, занимающийся подобной работой. Таких должностей нет. Что и требовалось доказать.

Встал Денис Гонт.

– Послушайте, все мы знаем правила. И знаем действительное положение вещей. Это правда, Сэм просил не направлять его в тренировочный центр или на какую-либо бумажную работу. Потому что он и по опыту работы, и по самой своей сути – настоящий оперативник. И один из лучших, если не лучший.

– Никто и не спорит, – пробормотал инспектор западного полушария.

Эдуардз бросил на него предупреждающий взгляд.

– Суть дела в том, – продолжал Гонт, – что, если бы руководство в самом деле хотело найти для Сэма работу, место нашлось бы. Россия, Восточная Европа, Северная Америка, Франция, Германия, Италия. Я думаю, наша служба должна хотя бы попытаться, потому что… – Он подошел к клерку из канцелярии и взял одну из папок. – Потому что через четыре года, в пятьдесят пять лет, он сможет получать полную пенсию…

– Ему предлагалась достаточная компенсация, – вмешался Эдуардз. – Можно даже сказать, чрезвычайно щедрая.

– …потому что, – продолжал Гонт, – за плечами Сэма годы работы, верной службы, часто очень неприятной, а временами крайне опасной. Речь идет не о деньгах, а о том, готова ли наша служба защитить интересы своего сотрудника.

Разумеется, Гонт понятия не имел о разговоре сэра Марка и сэра Роберта Инглиса месяц назад в Министерстве иностранных дел.

– Я хотел бы, чтобы мы вспомнили несколько операций, проведенных Сэмом за последние шесть лет. Начнем с одной из них…

Тот, судьбу которого решала комиссия, бесстрастно смотрел в угол зала. Никто из присутствующих не мог понять, что скрывается за этой бесстрастностью – гнев или отчаяние.

Тимоти Эдуардз бросил взгляд на часы. Он надеялся, что слушание удастся закончить за день. Теперь он в этом уже сомневался.

– Думаю, – говорил Гонт, – все помнят историю с покойным советским генералом Евгением Панкратиным…

Гордость и предубеждения

Глава 1

Май 1983 года

Русский полковник увидел условленный сигнал, но выходил из темного убежища медленно и осторожно. Любая встреча с британским агентом опасна и следовало бы по возможности избегать этих встреч. Но об этой он просил сам. Ему было что сообщить и что потребовать; в письме, которое можно было бы передать через тайник, всего не напишешь. В порыве предрассветного ветра хлопнул и заскрежетал плохо закрепленный лист жести на крыше депо, стоявшего чуть дальше, рядом с железнодорожным полотном. Полковник оглянулся, убедился, что шум не предвещает опасности, и снова всмотрелся в темное пятно возле поворотного круга.

– Сэм! – тихо позвал он.

Сэм Маккриди тоже пока наблюдал. Он уже час прятался в темных углах заброшенной сортировочной станции далекого предместья Восточного Берлина. Он увидел или, скорее, услышал, как пришел русский, и все же выжидал, чтобы убедиться, что по пыли и гравию не шуршат чужие шаги. Казалось, он должен был уже привыкнуть к встречам со своими агентами, и все же каждый раз у него не проходил нервный спазм в желудке.

Убедившись, что они одни и никто за ними не следит, Маккриди в назначенную минуту чиркнул спичкой. Русский заметил сигнал и вышел из-за старого ремонтного барака. Оба предпочли встречаться в темноте, так как один из них был предателем, а другой – шпионом.

Маккриди вышел на освещенное место, помедлил, чтобы русский узнал его, увидел, что он тоже один, и пошел навстречу.

– Евгений, дружище! Сколько лет, сколько зим!

В пяти шагах друг от друга они остановились и окончательно удостоверились, что нет ни подмены, ни ловушки. Встречаться лицом к лицу всегда опасно. Русского могли схватить, сломать на допросах в КГБ и Штази, а потом с его помощью устроить ловушку высокопоставленному британскому разведчику. Могло быть и так, что перехвачено сообщение русского, и теперь он сам шел прямо в капкан, а оттуда – на долгие ночные допросы, после которых его ждала пуля в затылок. Мать-Россия была безжалостна к предателям, особенно если они занимали высокий пост.

Маккриди и Панкратин не обнялись и даже не пожали друг другу руки. Некоторые агенты не могли обойтись без этого, без непосредственного контакта – он их успокаивал. Евгений Панкратин, полковник Советской Армии, прикомандированный к группе войск в Германии, в этом не нуждался: он был спокоен, холоден, необщителен, самоуверен.

Впервые на него обратил внимание в Москве в 1980 году проницательный атташе британского посольства. На дипломатическом приеме на фоне банальных вежливых разговоров его поразило колкое замечание русского о своих соотечественниках. Дипломат не подал виду, не сказал ни слова, но запомнил и сообщил. Вероятный кандидат в агенты. Два месяца спустя была предпринята первая попытка. Полковник Панкратин отвечал уклончиво, но не отказался наотрез. Такая реакция была сочтена положительным знаком. Потом он получил назначение в Потсдам, в группу советских войск в Германии. Эта группа, состоявшая из двадцати двух дивизий общей численностью триста тридцать тысяч человек, держала восточных немцев в рабстве, марионетку Хоннекера – у власти, жителей Западного Берлина – в страхе, а НАТО – в напряжении, в постоянной готовности отразить наступление русских на Среднеевропейской равнине.