Возлюбленная колдуна, стр. 36

— Знаешь, что я думаю?

— Нет. — Лаура отступила назад, не в силах отвести глаз от мокрой ткани, прилипшей к его груди, — белому покрову, привлекающему внимание к скрытым за ним черным курчавым волосам. Какими будут на ощупь эти заросли, воплощающие мужскую суть?

— Я думаю, что ты должна присоединиться к нам. — Он медленно приближался к Лауре с грацией тигра, готового броситься на жертву.

— Стой, где стоишь! — приказала Лаура, отступая от него. Она повернулась, чтобы убежать, и тут же взвизгнула — он схватил ее за руки и прижал к своей гуди. — Ты меня всю промочишь!

— Хм-м-м, — произнес он, обхватывая ее рукой за талию. — Надеюсь.

— Хватит! — Она пыталась подавить в себе смех, отталкиваясь руками от его груди и стараясь освободиться. Коннор ласкал пальцами у нее за ухом, и она чувствовала, как по ее телу бегут мурашки. Внутри нее разгорелось пламя, в воображении возникали видения, как его руки скользят по ее голой коже. — Отпусти меня, пока я не вымокла!

Он ущипнул ее за мочку уха.

— Я могу придумать тысячу способов намочить тебя с ног до головы, — заявил он, скользя ладонью по гладкой ткани платья, закрывающего ей спину, и поглаживая ее длинными пальцами. — Хочешь попробовать?

— Нет! — Игривые нотки в его голосе заставили Лауру задуматься, не скрывается ли в его словах значение, которое ей вовсе не хотелось понимать.

Ее грудь касалась его влажного и теплого тела, и она чувствовала, как под его кожей ходят желваки мышц, опаляя ее искрами бенгальского огня. Она не нашла сил отстраниться, а, наоборот, прижималась к нему все крепче и крепче. Неожиданно ей захотелось узнать, что она почувствует, если он прикоснется к ее голой коже.

— Убери руки! — Она оттолкнулась от его плеч, понимая, что этот человек может сломить ее волю, если она не поостережется.

— Ты испугалась. — Коннор отстранился, глядя на нее сверху вниз. Мучительные ласки кончились, она чувствовала только нежное прикосновение его пальцев к своей талии. — Что случилось?

Лаура отступила.

— Я не хочу погибнуть от рук викинга, только и всего.

— Но ты должна понимать, что твой викинг никогда не сделает ничего против твоей воли.

— Однако ты изо всех сил стараешься сломить ее.

— Неужели? — Он улыбнулся, и его губы сложились в дьявольскую ухмылку, заставившую Лауру подумать, что она почувствует, если сейчас он поцелует ее. — Как интересно!

— Не надо выглядеть так самодовольно. Он поднял черную бровь, как пират, который разглядывает свою добычу.

— Скажи мне, долго ли еще продержится твоя воля?

— Очень долго. — Лаура облизала пересохшие губы, понимая, что в ее словах надежды гораздо больше, чем убежденности. — Тысячу лет.

Он потупил взгляд, созерцая ее фигуру, как будто расстегивал пуговицы ее платья, распахивал его, давал ему соскользнуть с ее плеч.

— Я и так преодолел тысячу лет, чтобы прийти к тебе, моя любимая.

Его глухой голос, обволакивающий ее, был таким же теплым, как и солнце, струящееся сквозь окно и окутывающее его золотым сиянием, блестя на черных мокрых локонах, вьющихся вокруг его прекрасного лица.

— Ты не должен так меня называть..

— Моей любимой?

Она кивнула, у нее сел голос — ее горло сдавили чувства.

— Но ты действительно моя любимая, — Сказал он, посмотрев в ее изумрудные глаза. — Неужели тебе так неприятны мои слова?

Наоборот, приятны, слишком приятны! Дыхание замерло в груди Лауры, сердце поднималось, пока каждый его удар не стал отдаваться в горле. Она смотрела в его глаза, видя вечность в бездонных синих глубинах, вечность, которую он хотел разделить с ней.

Будь моей, Лаура!

Он стоял, глядя на нее, окруженный золотистой дымкой света, как будто сам излучал свет, маня ее теплом своего тела. В его глазах мерцали огоньки желания, того же желания, которое разгоралось внутри нее.

— Лаура, — прошептал он. — Поделись со мной своим теплом.

Никто никогда не смотрел на нее так, как он, как будто она была самой яркой звездой, сияющей на небе!

Но у нее есть обязательства.

Он принадлежит другому миру.

Ее отец обещал ее в жены Филиппу Гарднеру.

Но все же, один поцелуй — какой вред может быть от одного сорванного поцелуя? Лаура устремилась в его объятия, побуждаемая порывом, которого сама не понимала. Их губы соприкоснулись, и дыхание вырвалось из ее груди со стоном, зародившимся в самых глубинах ее существа.

Свобода — ее вкус Лаура ощущала на его губах, благословенная свобода делать именно то, что она стремилась сделать с того самого мгновения, как увидела его в своей библиотеке. Нет, это началось еще раньше, гораздо раньше той секунды, когда он материализовался из яркого серебристого света.

Она столько лет хотела его! Она задыхалась без этого чувства, незаметного пробуждения тела и разума, которые спали в судорожных мечтах до того самого дня, когда он поцеловал ее.

Но куда это заведет? Боже, помоги ей, куда приведет эта ужасная буря в сердце и душе? Прямо к катастрофе.

Лаура отступила, разрывая кольцо его объятий, чувствуя, как борется с невидимой цепью, связывающей ее с этим человеком.

— Что такое, любовь моя? — Коннор потянулся к ней, поглаживая ладонью ее руку.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, отстраняясь.

— В чем дело?

— В том, что нельзя, чтобы это повторялось.

Он удерживал ее взгляд, и в его синих глазах читалась мольба.

— Разве может то чувство, которое мы с тобой разделяем, быть плохим?

— Между нами никогда ничего не будет, — произнесла Лаура сдавленным голосом.

— Между нами уже установились отношения. — Хотя Коннор стоял неподвижно, ей казалось будто его руки обнимают ее, привлекая к себе. — И было с той самой ночи, когда ты впервые пришла ко мне во сне.

Лаура проглотила комок, безмолвно отрицая правду его слов.

— То, что было раньше, не имеет никакого значения. Мы живем в реальном мире, Коннор, а не во сне. И в этом мире нам не всегда удается делать то, что нам хочется.

Он втянул в себя воздух.

— Скажи мне, Лаура, чего ты хочешь? Она смотрела на его густые черные волосы, вьющиеся у висков, на тонкие морщинки, разбегающиеся от его синих глаз, на полные губы, изогнутые в улыбке, которые одним-единственным поцелуем могли заставить ее забыть все на свете. Она больше не могла отрицать правды: глядя на Коннора, она видела все, что когда-либо хотела… все то, чего у нее никогда не будет.

— Какая разница, чего я хочу? — Она резко повернулась и направилась к двери, оставив его стоять в солнечном свете.

Глава 16

— Не пойму, что случилось с часами. — Дэниэл постучал карандашом по столешнице, обтянутой зеленой кожей, глядя на часы деда в библиотеке. — Еще два дня назад они прекрасно ходили.

Софи отвела взгляд от часов, чувствуя, как они обвиняют ее своим молчанием, и сложила руки на коленях. «Сегодня, когда все будут спать, нужно исправить повреждения», — подумала она.

— Я уверена, что их можно починить.

— Да, конечно.

Софи следила, как поднимается и опускается карандаш в руках Дэниэла, постукивая кончиком по столешнице. Тук, тук, тук — Дэниэл стучал карандашом, как будто вел счет секундам, проходившим в молчании. Кажется, за три месяца они не сказали друг другу и десятка слов. Потому ли, что им не о чем говорить? Или мешала тяжесть того, что нужно было сказать давным-давно?

— Кажется, до сих пор я не выразил вам благодарности за то, что вы согласились опекать Лауру.

— Очень рада, что смогла чем-то помочь. — Софи подняла глаза, и у нее замерло дыхание в груди, когда она поняла, что Дэниэл внимательно смотрит на нее, о чем-то размышляя. Сколько раз по ночам ей снилось, что она сидит вот так, и ей доступно маленькое удовольствие смотреть в его красивые темные глаза… — Лаура — такая прелестная юная леди. Она заменяет мне дочь, которой у меня никогда не было.

Дэниэл нахмурился, перевел взгляд на карандаш, и его лоб прорезали глубокие морщины.