Римский медальон, стр. 39

— Нет, логика вынуждает меня исключить такое развитие событий, — с улыбкой возразил комиссар. — Лючия принадлежит, скажем так, к клану Анкизи, а Салливан, как я уже сказал, действовал на свой страх и риск. — Бонсанти неожиданно спросил у Эдварда: — А как по-вашему, что искал Салливан? Пауэл ничего не говорил об этом?

— Нет, — ответил Эдвард, смутившись, — вернее, он рассказал кое-что о прошлом Салливана… Во время войны он, кажется, работал на немецкую разведку…

— Так называемый барон Россо был на самом деле немцем по происхождению. После войны он принял ирландское гражданство. Занимался перевозкой оружия воздушным путем и разного рода контрабандой… Однако не слишком преуспел. Грязный тип.

— Такого человека вряд ли мог интересовать знак повеления, — заметила Барбара, — наверное, он и в самом деле рассчитывал завладеть каким-то сокровищем.

Бонсанти оглядел пустынную площадь Испании.

— Возможно. Я ограничусь лишь тем, что выскажу мое третье предположение. Думаю, Салливан искал вовсе не какой-то волшебный предмет и не сокровище, а нечто совсем иное. Да, когда я подумал о необыкновенном интересе, внезапно возникшем у Пауэла к Салливану, то вспомнил одну любопытную историю, о которой рассказывали в наших кругах вскоре после войны… Говорили, будто какой-то немецкий офицер во время оккупации фашистами Рима получил задание сохранить секретные документы исключительной важности, поскольку они компрометировали союзнические силы… Кажется, как раз вашу страну, профессор… Сомнительную переписку одного британского государственного деятеля с высокопоставленным нацистским чином… Улавливаете мысль?

Эдвард кивнул. Бонсанти продолжал:

— Когда немцы отступили, офицер, хранивший документы, решил спрятать их тут, в городе, в каком-нибудь тайнике… Просто удивительно, до чего распространена эта мания что-то прятать… Короче говоря, знаете, где он их спрятал? Как раз во дворе дома Бальдассаре Витали.

Эдвард не слишком удивился:

— Я слышал эту историю…

— Да? А кто вам ее рассказал?

— Если все в ней правда, то этому немцу удалось расшифровать стихи Витали, и, наверное, это он нашел знак повеления.

— Не думаю, чтобы этот знак пригодился тому офицеру. Во время отступления он погиб.

— Этого человека звали граф фон Гессель. Он был ученый-филолог, занимавшийся романтизмом. И он владел оригиналом дневника Байрона. И по-видимому, он сумел правильно расшифровать все, что в нем написано. Вот почему он и выбрал именно этот тайник для секретных документов.

— Как бы то ни было, но документы так никогда и не всплыли, — сказал Бонсанти, внимательно выслушав Эдварда. — По-моему, они вовсе не существовали, и думаю, это всего-навсего выдумка, сочиненная каким-нибудь шпионом, обладавшим чрезмерным воображением и знавшим больше легенд, нежели государственных секретов.

— И в самом деле, Салливан весьма интересовался музыкой Витали. Он догадывался, что в «Двенадцатом псалме» таится ключ к разгадке, и даже приобрел учебник по музыкальной ритмике…

— Но самое главное, — вмешалась Барбара, — он надеялся, что дорога к знаку повеления приведет его к тайнику с документами.

— Той же дорогой шел и Пауэл. Только он в этой игре был вашим союзником, дорогой профессор, — сказал Бонсанти Эдварду. — Разумеется, в том, чтобы никто ничего не нашел, больше всех был заинтересован именно Пауэл. У него была задача, чтобы так называемая переписка фон Гесселя, если она когда-нибудь существовала, не выплыла на свет… и, естественно, не попала бы в руки Салливана, который скорее всего продал бы ее за большие деньги английскому правительству или, что намного хуже, — прямиком в газеты. Сейчас дорого платят за скандальные сенсации…

Они остановились у машины комиссара.

— О чем задумались, Барбара? — поинтересовался Эдвард.

— Об Оливии и Салливане. Разве не странно, что погибли именно они? Похоже, тайна Витали оберегала сама себя.

— Да, убивая не верящих в нее, оскорбляющих… Именно это вы хотите сказать?

Садясь в машину, Бонсанти покачал головой:

— Я-то надеялся, что мои здравые рассуждения… А вы опять про тайны…

— Согласен… — задумчиво произнес Эдвард. — Но мне кажется, что тучи опять сгущаются. Слишком много оказалось совпадений… Слишком многое остается еще неясным.

Бонсанти включил зажигание.

— В этом и заключается очарование легенд… которые так навсегда и остаются легендами. Спокойной ночи, профессор. Да, если найдете время, я был бы рад пригласить вас поужинать. И вас тоже, синьорина. К счастью, в Риме есть и другие заведения, не только таверна «У Ангела».

— Спасибо, комиссар, — улыбнулся Эдвард. — Я ценю ваше участие.

— Не стоит благодарности. — Бонсанти приветливо помахал рукой.

Барбара и Эдвард смотрели вслед машине, свернувшей на виа Бабуино. Они стояли на площади, усталые, опустошенные. Кругом не было ни души. Край неба светлел, тихо журчала вода в фонтане. Внезапно послышался шум, и с той стороны, где пару минут назад скрылся Бонсанти, выехали две поливальные машины.

Они очнулись от оцепенения и медленно пошли к машине Барбары.

— Когда думаете уезжать?

Эдвард как будто не понял вопроса:

— Уезжать? Ах да, верно… Университет, коллеги, мои книги… Не хочется уезжать. Англия кажется сейчас такой далекой. И моя прежняя жизнь — чьей-то чужой, не моей. Наверное, вся эта сумасшедшая, ирреальная атмосфера последних дней оказалась мне гораздо ближе, чем размеренная, благополучная жизнь кембриджского профессора. И Рим… Он сейчас ближе, роднее Лондона. Или это кровь заговорила?

— Ничего, скоро все встанет на свои места. Только вам нужно успокоиться. Да и мне тоже, — сказала Барбара, садясь в машину. — А завтра мы встретимся и вы подробно расскажете о вашем приключении, да? — Она доверчиво, снизу смотрела на Эдварда поверх опущенного стекла.

— Постараюсь… Значит, завтра?

— Я в вашем распоряжении, профессор. Мне нравится помогать вам.

— Ну, тогда зовите меня без церемоний просто по имени.

— Я уже зову.

Эдвард наклонился к открытому окну машины и немного неуклюже поцеловал Барбару в теплые мягкие губы.

— До завтра, Барбара.

— До завтра, Эдвард.

И машина быстро повернула на виа Кондотти.

20

Без пиджака, в одной рубашке с расстегнутым воротом, Пауэл не спеша направился в коридор, чтобы открыть дверь. Он нисколько не удивился, увидев перед собой в столь ранний час комиссара Бонсанти.

— Привет, Пауэл.

— Дорогой Бонсанти…

— Можно войти?..

— Ну конечно. — Он посторонился, пропуская комиссара. — Более того, хотите знать? Я ждал вашего визита.

— В такое время?

Пауэл прошел впереди комиссара по коридору.

— А чем оно хуже любого другого? Эта история с призраками всех нас сделала сверхчувствительными и провидцами.

В квартире Пауэла царил полнейший беспорядок. Комиссар устало опустился в кресло, на которое указал хозяин.

Раскрытый чемодан из дорогой кожи лежал на диване. Вещи были брошены в него как попало. Главным образом белье и кое-какие бумаги.

— Уезжаете?

Пауэл кивнул:

— И даже с некоторой поспешностью.

— Мне думается, мудрое решение.

— Впервые в жизни.

— А когда поступали на службу в разведку?

— Тогда я был пьян. Кстати, не выпить ли нам? По крайней мере соблюли бы некую последовательность.

— Пожалуй, хотя я только и делаю всю ночь, что пью.

Пауэл разлил по бокалом виски.

— Думаю, у меня не окажется льда.

— Предпочитаю без него.

Подняв бокалы, они сделали по несколько глотков.

— У нас правило: лучше уйти самому, прежде чем тебя выгонят. — Пауэл улыбнулся. — Вы ведь поэтому пришли, не так ли?

Бонсанти кивнул.

— Сколько времени вы мне даете, прежде чем известите итальянскую контрразведку?

— Двадцать четыре часа. По дружбе.

— Благодарю. Но, как видите, мне нужно гораздо меньше. Я почти готов.