Memow, или Регистр смерти, стр. 39
— Понимаю, что тебе все равно, но я хотел попрощаться с тобой. Несомненно, мы теперь очень долго не увидимся.
— Вы с мамой решились наконец?
Он явно ничего не имел против их решения.
— Это решил я.
— Ладно. Прощай.
— Подожди.
— Я же тебе говорю, что тороплюсь.
Аликино вложил в руку Джакомо пачку банкнот, запечатанных бумажной лентой. От изумления молодой человек побледнел:
— Что означают эти деньги?
— Постарайся не потерять их. Тут два миллиона.
— Но…
— Отнеси домой. И купи себе одежду.
Джакомо засмеялся при мысли об одежде.
— Потратьте их как захотите.
— Послушай, папа…
Но Аликино уже ушел.
В воскресенье было напечатано объявление. Начиная с понедельника Аликино каждый день сидел с 11 до 12 у телефона в комнате в здании «Ай-Эс-Ти». Туда трудно было добираться. Здание находилось практически за городом, на виа Номентана, но по ту сторону Монте Сакро, за каким-то киносъемочным павильоном, который почти всегда пустовал.
Он не встретил никого из руководителей филиала, и, вопреки обещанию, его не ждали тут никакие инструкции. Зато он получил в свое распоряжение телефон, номер которого опубликовал в объявлении. Частный номер, не фигурировавший в официальном справочнике «Ай-Эс-Ти».
Ловушка, которую он поставил, должна была сработать. Оставалось лишь как следует набраться терпения.
2
Ловушка сработала в четверг, 31 октября, когда Аликино начал было уже опасаться, что интуиция, на которую он полагался, обманула его.
Около полудня зазвонил телефон.
Аликино спокойно ответил:
— Да?
— Я звоню по вашему объявлению. — Мужской голос звучал робко и нерешительно. — Это вы ищете сеттера Орфея?
— Да, это я давал объявление.
— Вы, наверное… Адонис?
— Возможно. А вы Орфей, не так ли?
— Да, — ответил незнакомец после некоторого колебания. — Что вам угодно от меня?
— Это не я ищу вас.
Ответ Аликино вызвал замешательство на другом конце провода.
— Зачем же вы дали такое объявление?
— Чтобы дать вам возможность найти меня. Думаю, я нужен вам. Я в вашем распоряжении.
— Поздравляю. Вы сумели перевернуть ситуацию. Ладно, я хочу поговорить с вами.
— Хорошо. Когда?
— А вы, однако, напористы, Адонис. — В голосе незнакомца послышались нотки восхищения. — Вы знаете, зачем я хочу видеть вас?
— Важно, чтобы вы знали это.
— Когда увидимся?
Аликино решил не изменять своей манеры игры.
— Сегодня не могу, а завтра — праздник. Давайте послезавтра.
— Второго ноября? Это день поминовения. Меня не устраивает.
— Вы суеверны, Орфей?
— Вообще-то нет.
— Тогда третьего. Но ведь это воскресенье.
— Для меня не имеет значения. Где увидимся и в какое время?
— Решайте сами.
Аликино понял, что вынудил незнакомца лихорадочно соображать.
— Мне нечего бояться, — заявил наконец он. — Приезжайте в воскресенье вечером в девять часов ко мне домой.
Аликино записал адрес и номер домофона. Однако незнакомец не назвал свою фамилию.
Время до встречи с ним Аликино посвятил главным образом культурной туристической программе. Это занимало мысли и расслабляло. В перерыве между посещениями ватиканских музеев и осмотром произведений искусства, принадлежащих городской коммуне, он нашел в гостинице пакет, который какой-то господин оставил для него.
В пакете лежал цилиндровый револьвер 38-го калибра. Дуло было с резьбой для глушителя. В пакете находился и сам глушитель.
Как-то днем Аликино не удержался от соблазна позвонить Ванде. Никто не ответил. Он облегченно вздохнул. И в самом деле, о чем бы он стал говорить с ней?
Незнакомец — Орфей — жил недалеко от бульвара Маркони, в одном из множества огромных зданий, уродовавших город, делавших его безликим и пошлым. Орфей сам открыл дверь, и Аликино встретил его восхищенный взгляд. Это восхищение он услышал и раньше в его голосе по телефону. Незнакомец проявил также, поскольку ему не удавалось это скрыть, и некоторую напряженность. Было ясно, что для него эта встреча — событие весьма необычное, он не готов к нему и очень волнуется.
Ему было лет сорок, но может, и меньше. Лицо невыразительное — обычное, совершенно ничем не запоминающееся, подобно портрету преступника, сделанному по описанию.
Он провел Аликино в гостиную, обставленную в весьма дурном вкусе. Телевизор, занимавший в комнате почетное место, он не выключил, а только убрал звук. На экране мелькали кадры какого-то полицейского детектива, сделанного в типично итальянской затянутой манере.
Орфей предложил ему дешевый виски и продолжал смотреть на Аликино с видом ученика дьявола, не верящего, что ему удалось такое колдовство.
— Так значит, вы Адонис?
— Знание — не всегда благо. Вас зовут Дарио, если не ошибаюсь.
Он утвердительно кивнул и спросил:
— А вы, значит, работаете на американцев?
Он спросил это так, словно перед ним находилось какое-то сверхъестественное существо.
Аликино предпочел не отвечать. Он был занят тем, что примерял к этому человеку информацию, какую ему удалось раздобыть о нем. Нет, он имел дело не с учеником дьявола, но все же со школяром. Хоть и зная заранее ответ, он из вежливости спросил, на кого тот работает.
— Я? Ни на кого. Сам по себе. — Он попытался улыбнуться. — Я… я вот… Кустарь-одиночка… Понимаете?
— Скажем лучше, дилетант.
— Дилетант, дилетант… Быстро вы расправляетесь с человеком, обозвав его дилетантом.
— В этом нет ничего обидного.
— Одно хочу выяснить сразу же. Как вам удалось… Я хочу сказать, как вы сумели попасть туда на работу, словом, как заставили обратить на себя внимание?
Аликино сделал неопределенный жест:
— Как бы это сказать? Случай, обстоятельства.
— Но я ведь тоже толковый человек. И доказал это. Вы что думаете? Несколько радиоперехватов, которые потом были использованы для сокрушительного удара по нашему терроризму, — это я расшифровал.
— Знаю.
— А, знаете?
— Иначе что же я за профессионал.
Дарио бросил взгляд на экран, где беззвучно происходили какие-то события.
— Моя жена тоже очень толковый человек. Леда. Я познакомился с ней на этой почве. Это вы тоже знаете?
— Конечно.
— Это самая пустяшная информация. Ее можно получить даже через портье. Нас с Ледой объединила одна и та же страсть к шпионажу. Мы обменивались книгами, нет, не романами, а мемуарами настоящих шпионов.
— Мата Хари, Дрейфус…
— Вы тоже этим увлекаетесь?
— Нет.
— А я с самого детства. Но… — Он закурил, держа сигарету дрожащими пальцами.
Аликино решил, что стоит подогреть в нем желание излить душу.
— И до сих пор никто не предлагал вам работать, скажем так, постоянно?
Дарио безутешно опустил голову. Его отчаяние, казалось, можно было потрогать руками.
— Я чувствую себя безработным, особенно теперь, когда не стало Пульези. И нет никакого учреждения, куда я мог бы обратиться насчет такой работы. Мне кажется, я просто схожу с ума всякий раз, ломая голову, как же становятся профессионалами вроде вас. Спрашивается, разве недостаточно для этого настоящего, можно сказать, врожденного призвания?
— Очевидно, недостаточно. Если бы каждому удавалось делать то, к чему он призван, думаю, мир завертелся бы в другую сторону.
— Вы так и не хотите объяснить мне, как стали профессионалом? Вы предложили кому-то свои услуги?
— Как правило, никогда не следует самому предлагать себя.
— Это верно. Понимаю. Беда в том, что мне неловко перед Ледой. Она так верила всегда, что я сделаю блестящую карьеру, так ценила мои возможности. Она помогала бы мне, вместе мы могли бы далеко пойти.
— Даже итальянская разведка не обратила на вас внимание?
Он покачал головой, отводя взгляд. Казалось, еще немного и он расплачется. Аликино захотелось по-дружески похлопать его по плечу, но он удержался.