Путешествие на Запад. Том 2, стр. 10

– Я больше не буду его произносить, – отвечал Сюань-цзан.

– Ну, этому трудно поверить, – усомнился Сунь У-кун. – Когда вы попадете в безвыходное положение, из которого вас не смогут выручить ни Чжу Ба-цзе, ни Ша-сэн, вы, конечно, вспомните обо мне и снова прибегнете к заклинанию. И где бы я ни находился в этот момент, пусть за сотни тысяч ли, оно все равно окажет свое действие, и я снова вернусь к вам. Так не лучше ли сейчас отказаться от вашего намерения?

Но чем больше говорил Сунь У-кун, тем сильнее сердился Танский монах. Он слез с коня и велел Ша-сэну достать из узла бумагу и кисть. Затем, зачерпнув в ручье воды, растер на камне тушь и написал Сунь У-куну бумагу об отставке.

– Вот возьми этот документ, обезьяна, – сказал он. – Отныне я не желаю считать тебя своим учеником! Лучше мне провалиться в преисподнюю, где подвергаются самым жестоким пыткам, нежели увидеть тебя снова.

– Учитель, не нужно давать клятвы, – сказал Сунь У-кун, поспешно взяв бумагу. – Я и так ухожу.

Затем он сложил бумагу, спрятал ее в рукав и кротко обратился к Сюань-цзану:

– Учитель, мы прошли с вами немалый путь. Кроме того, я получил от бодисатвы наставления. Жаль, что все дело рухнуло и я не смогу выполнить данного мне поручения. А теперь прошу вас сесть, учитель, и принять мои поклоны. Тогда я с легким сердцем покину вас.

Однако Танский монах отвернулся от него и тихо проговорил:

– Я честный монах и не хочу принимать почести от таких злодеев, как ты!

Тогда Великий Мудрец выдернул из головы три волоска, подул на них волшебным дыханием и крикнул:

– Изменитесь!

В тот же миг появилось еще три Сунь У-куна. Они окружили Сюань-цзана, склонились перед ним и ему волей-неволей пришлось принять поклоны.

После этого Великий Мудрец выпрямился, встряхнулся, водворил волоски на место и обратился к Ша-сэну.

– Уважаемый брат, – сказал он. – Ты человек хороший, но смотри, остерегайся наветов Чжу Ба-цзе. В пути ведите себя очень осторожно. Если случится беда и какой-нибудь злой дух захватит нашего учителя, то ты скажи, что его главным учеником является Сунь У-кун, а западные волшебники слышали о моей силе и не осмелятся причинить зло нашему учителю.

– Я – честный монах! – сказал тут Сюань-цзан. – И не хочу, чтобы при мне упоминали твое злодейское имя. Можешь уходить от нас.

Окончательно убедившись в том, что Сюань-цзан не изменит своего решения, Великий Мудрец понял, что надо уходить.

Перед учителем в слезах
Он положил поклон,
Беречь учителя в пути
Ша-сэна просит он.
И на лужайке истоптал
В отчаянье траву,
На землю глядя, средь лиан,
Он преклонил главу.
Был у него особый дар:
Взмываться колесом,
На землю опускаться вновь
Стремительным броском;
Свободно, как никто другой,
Моря пересекал
И не страшился на пути
Он высочайших скал.
Исчез он сразу… не успеть,
Казалось, и мигнуть,
Как воротился Сунь У-кун
Опять на старый путь.

С трудом превозмогая боль разлуки со своим учителем, Великий Мудрец совершил стремительный прыжок и полетел к пещере Водного занавеса на горе Цветов и плодов. Одиноко сидя на облаке, он тяжело переживал свалившуюся на него беду. Вдруг до него донесся шум воды. Взглянув вниз, Великий Мудрец увидел, что под ним бушуют воды Великого Восточного моря. Тут он снова вспомнил о Танском монахе, и по лицу у него неудержимо потекли слезы. Остановив свое облако, он долго оставался на месте и, наконец, полетел дальше.

Чем же закончилось его путешествие, вам расскажет следующая глава.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ,

повествующая о том, как на горе Цветов и плодов собрались духи и волшебники, и как Сюань-цзан повстречал в лесу Черной сосны оборотня
Путешествие на Запад. Том 2 - _28.jpg

Итак, Великий Мудрец, изгнанный Танским монахом, тяжело переживал свое горе и, как вы уже знаете, неожиданно увидел воды Восточного моря.

«А ведь я целых пятьсот лет не бывал в этих местах», – подумал Сунь У-кун.

Вздымаются волны,
Бурля и вскипая,
И нет им конца,
Ни конца нет, ни края…
Путь Млечный задело
Свирепой волною,
Бушует вода
Под корою земною…
Прибой кровожадней
Могучего зверя –
Он пену с размаха
Бросает на берег…
Вода, сверхъестественной
Силой влекома,
Гремит, как раскаты
Весеннего грома.
Вода ненасытная
Берег кромсает,
А ветер неистовый
Волны бросает…
Счастливый старик,
Оседлавший дракона,
Нахмурясь, летит
Над пучиной бездонной.
На аисте быстром
Промчавшейся тенью.
Прислужник святого
Изведал волненье!…
На бреге пустынном
Ни дома, ни крова,
Ни лодок рыбацких
Средь моря пустого.
Здесь тысячи лет
Без конца, неизменно
Вздымает снега
Исполинская пена,
А в месяц шестой
Забывают о лете.
Рождающий осень –
Господствует ветер…
Здесь только порхают
Над берегом птицы
Да белая чайка
Над морем резвится:
Кричит, веселится
Она на просторе –
Других рыбаков
Не знавало здесь море…
Лишь рыбы морские
Не ведают грусти;
Кричат, пролетая,
Печальные гуси.

Сунь У-кун встряхнулся всем телом и сразу же очутился у горы Цветов и плодов, где и снизился на своем облаке на землю. Осмотревшись вокруг, он не увидел ни растений, ни цветов. Исчез и волшебный туман. Горные пики обрушились, лес стоял обожженный.

Что же, вы думаете, здесь произошло? А произошло здесь вот что. Когда Сунь У-кун учинил бунт в небесных чертогах, божественный Эрлан и его семь братьев с горы Мэйшань разрушили владения Сунь У-куна, не оставив здесь камня на камне. Об этом печальном событии сохранились старинные стихи:

В два ручья точил он слезы,
Пред горой священной стоя –
Горевал о том, что дело
Уничтожено святое;
Говорил он сам когда-то,
Что гора неуязвима,
Но теперь зияют раны
На его земле любимой,
Враг Эрлан, достойный гнева,
Вторгся к нам, разрушил царство,
И народ мой обмануло
Злого недруга коварство.
И могилы древних предков
Беззаконно осквернили:
Дела нет чужим до предков,
Почивающих в могиле.
Вещий пар, скрывавший небо,
Вдруг развеялся печально,
И туман, скрывавший землю,
Нынче в край умчался дальний.
На горах восточных тигры
Не выходят на поляны,
А на западных – умолкли
Вопли белой обезьяны;
Больше в северных ложбинах
Не найти следов лисицы;
По долинам, по ущельям
Кабарга уже не мчится.
Повалили наши сосны,
Грязью стал песок красивый,
И последний кедр уныло
Зеленеет у обрыва;
А каштаны, ель, софора,
Можжевельник и цебрела,
Сливы, груши, абрикосы –
Все погибло, все сгорело.
Нет кудрадии и тута, –
Не накормишь шелкопряда;
Места нет гнездиться птицам –
Нет ни леса, нет ни сада.
Стало прахом то, что было
Драгоценными камнями,
Высохли ручьи в ущельях,
Не покрыты склоны мхами.
Перепутались лианы…
Где же радостные птицы.
И куда бежали звери?
Даже барс спешит укрыться.
Журавли бегут и змеи,
Общим ужасом гонимы…
Он тогда свои злодейства
Вспомнил с мукой нестерпимой.