Любимая мартышка дома Тан, стр. 87

– Собственно, всё начиналось с другой мысли, – закончила свой монолог великая актриса. – Розовый Пион, супруга твоего пациента с больной спиной, как-то пожаловалась мне, что, пока её муж развлекается, в соседнем павильоне женщинам нашего с ней возраста… увы, не самым юным… тоже было бы приятно поддаться нежным рукам опытных девушек… и, собственно, даже лучше – юношей. А вот такого нет нигде и ни у кого! – победно воскликнула она.

Первая из девушек сдала мне экзамен в целом неплохо и доставила массу удовольствия наблюдавшей за этой сценой Ян. Но я несколько смутился, когда мне был представлен милый молодой человек («из прекрасной гуанчжоуской семьи, третий сын, отец – чиновник городской стражи», как сообщила мне Ян).

Уроки начались сразу же.

– Шея, – прошептала она ему, сияя мечтательной улыбкой. – Никто не знает, что начинать надо с шеи (она взяла его руки и на мгновение поднесла к своей щеке, потом – к затылку). Медленно… долго… Ты скоро начнёшь ублажать женщин, которые будут смущаться и нервничать – так не спеши, будь робок сначала… И вот сейчас опускаешься на колени – и перед тобой моя грудь, и гладить её надо тоже долго… ласково… а самому сдерживаться, глубоко дышать и снова сдерживаться.

Юноша через некоторое время начал просто сходить с ума – он лихорадочно прижимался лицом к её груди и бёдрам, пытался заглянуть в её лицо полными тихой паники глазами: с ним происходило что-то ужасное, настоящая пытка, которая неизвестно как и когда должна кончиться. А Ян, со сладко зажмуренными глазами, и не пыталась помочь страдальцу.

– А сейчас ты, мальчик, увидишь, – прошептала она, наконец, – как этот мужчина, этот воин мгновенно возьмёт меня на твоих глазах. Ты увидишь его изуродованную шрамами от стрел и мечей спину и ягодицы между моих рук и ног, его тело будет всё сильнее вжиматься в моё, двигаться все быстрее… Но сначала ты получишь награду за то, что так хорошо слушал урок.

Юноша неловко встал и замер в ожидании. Оттопыривающийся спереди халат тонкого хлопка ясно показывал, что мучиться дальше он просто не сможет. А Ян хлопнула в ладоши, и из-за дверных ширм выскользнула одна из нанятых ею девушек для услуг, видимо, с интересом прислушивавшаяся оттуда ко всему происходившему.

– Посмотри, он сейчас просто взорвётся. Ему надо помочь, – сказала ей Ян. – Так, как я тебе рассказывала.

Девушка, смущённо улыбаясь, опустилась перед молодым человеком на колени, обняла его за бёдра и начала медленно приближать к нему голову, украшенную белыми цветами. Юноша закрыл глаза и обнял её затылок. Не сводя с них глаз, мы с Ян потянулись друг к другу.

Лодка с письмом прибыла неожиданно. В футляре, залитом пчелиным воском, оно после долгих месяцев путешествий по морям выглядело так, будто только что было написано под цветущим урюком в нашем внутреннем саду.

– Меня просили передать, что корабль с подарками следует сразу же за мной, – сказал посыльный от Амихрамана.

«Дорогой брат, – начиналось письмо; родные согдийские буквы были выведены искусной и хорошо мне знакомой рукой, – все эти долгие месяцы я отказывался лить по тебе слезы, потому что знал: так просто себя убить ты не дашь. Не может исчезнуть без следа человек, даровавший своему городу счастье, о котором город даже не узнает. Но не удивлюсь, если скоро о тебе появятся новые песни – Самарканду скучно без них. И спешу сообщить, что все наши родные и друзья знают, что ты жив, и шлют тебе благословения».

Долгий список знакомых и друзей, которые были живы и отлично себя чувствовали, звучал как музыка. Так же как и дальнейший абзац: «Ты всегда был вежливым старшим братишкой, мог бы и не спрашивать, отдыхать тебе или нет. Что касается денег, о которых ты пишешь с обычной твоей обходительностью, то ты и без меня знаешь, что это твои деньги. И – если всего того, что ты уже сделал для нашей с тобой семьи, города и страны, было бы мало, – я могу сообщить тебе о результатах продаж последних партий шелка, которые ты успел вывезти из империи».

Тут последовали цифры, от которых у меня полезли глаза на лоб. Они попросту означали, что дом Маниаха мог теперь купить уже не половину Самарканда, а большую его часть.

«Построй себе, наконец, хороший дом, какой понравится, – продолжал брат. – Я искренне надеюсь, что наш общий смуглый друг недолго размышлял над тем, давать ли тебе на это достаточно твоих же денег. Но если тебя всё же мучают угрызения совести насчёт неожиданных расходов в новом для торгового дома городе, то вот что я тебе расскажу. Ювелиры нашей семьи, увидев присланные тобой камни, огранили первый из них и чуть не подняли меня с постели ночью. Потому что легенды о чистых, прозрачных сапфирах племён Мянь и Дай до них доходили, но до сей поры ни одного такого камня в наших краях не видел никто. Говорят лишь, что несколько таких камней можно найти у властителей Кашмира, – но чего только о них не говорят».

Я сделал паузу, вспомнив тусклые обломки в руках возрождённого мной к жизни человечка, и улыбнулся.

«И догадайся сам, чью чалму теперь украшает самый большой из присланных тобой сапфиров в любимом всеми нами Круглом городе.

Итак, ты прислал мне камни (тут я понял, что брат хорошо усвоил мой сигнал и сейчас мне надо читать внимательнее). В ответ посылаю тебе подарок, который делаю для того, чтобы всем было ясно, кто хозяин в твоём новом доме» (тут я покрутил головой по сторонам – никакого подарка не было видно).

«Я внимательно изучил последний денежный баланс, присланный мне знакомым тебе смуглым юношей, вместе с его списком ваших расценок на многие вещи, типа найма людей и закупки брёвен. Могу тебе сказать, что половины того мешочка хватит на самый роскошный дом во всём вашем речном городе. Так что попытайся поискать, не валяются ли ещё на ваших дорогах подобные камни, а также какой-нибудь интересный хлопок с Южных островов. А когда построишь себе дом, не пожалей месяца или двух с кисточкой и бумагой, чтобы рассказать мне уже полностью о том, как ты добрался до него».

Я вздохнул и оглядел реку. По ней быстро приближалась персидская барка, на которых тут возят по воде грузы. Вот барка прикоснулась бортом к моей пристани, а дальше… дальше это было как сон: с неё начали прыгать на берег невысокие, подтянутые люди одного возраста со странно развинченными движениями, родными, смуглыми, лишёнными выражения носатыми лицами и бритыми головами. У меня перехватило горло.

Я понял, о каком подарке говорило письмо: брат прислал мне «невидимок». Негласный спор о том, кто главный согдиец в Гуанчжоу, был закончен.

И только после долгих спокойных разговоров с жадно глотающими на здешней жаре пиво милыми соотечественниками я вернулся, наконец, к действительности – и увидел, что над главным входом в наш дом и сад группа полуголых жилистых варваров из племени мань, вооружившись верёвками, поднимает новенькую, только что изготовленную доску из чёрного камня, украшенную позолоченными иероглифами.

То был не классический, официальный квадратный стиль писцов династии Тан – доска была явно скопирована с бумажного свитка, по которому прошлась летящая кисть одной из просвещеннейших женщин империи, Ян по имени Яшмовый браслетик.

Я долго щурился, закидывая голову и пытаясь разобрать, что же исполнено её рукой в стиле «спутанная трава». А когда разобрал, то чуть не упал в зеленоватую непрозрачную воду у самой пристани.

Над воротами моего дома красовалась надпись: «САД НАСЛАЖДЕНИЙ ЯН ГУЙФЭЙ».

ЭПИЛОГ

В моей долгой повести пора, наконец, поставить точку, но я просто не знаю, как это сделать – потому что в самой жизни я этой точки не вижу и, надеюсь, мои глаза увидят её лишь в самое последнее мгновение, и никто не успеет заметить в них страх.

Даже мёртвые никуда не уходят, пока они остаются в нашей памяти,– а я до сих пор ясно вижу лица героев этой повести моей жизни. Зарезанный Рокшан, чьего настоящего имени в империи так никто и не знает – он остался Ань Лушанем. Застреленный господин Чжоу, который играл в го на слишком многих досках. Но, впрочем, большинство из них живы. Действительно, видимо, ставший бессмертным Светлый император так и обитает в своих павильонах в углу столичного дворца. Молодой император и его непобедимая супруга все ещё воюют на неспокойном севере. Не знаю, в военном или гражданском облачении, но где-то служит, наверное, храбрый Цзя Дань. Отдыхает в своём самаркандском домике мудрый Юкук. Я думаю о них, я помню их всех.