Между болью и страхом (СИ), стр. 9

Сухой треск позади отразился металлическим эхом и звоном стекла. По машине стреляли. Что-то обожгло моё плечо и я вскрикнула, чуть не оглохнув от собственного голоса — жалобного и жалкого. Автомобиль словно увяз, потеряв скорость и, яростно газуя, я почти останавливалась. Не раздумывая, выскочила за дверь, пригнувшись, рванула перед катящимся автомобилем в сторону деревьев.

За спиной что-то отрывисто кричали, возможно обещали меня убить, но я понимала, что как только они учуят…поймут…

Едва успев затормозить я оказалась на крутом уступе, нависающим над рекой. Она делала здесь поворот и уходила за высокий берег стремительным потоком. Воды я всегда боялась и плавала на редкость скверно. Озираясь, я понимала, что мне не удастся спрятаться. Негде.

— Стой на месте!

Приказы я ненавидела больше собственной семьи. Медленно развернувшись, я осмотрела троих мужчин, обступивших меня, но не приближающихся.

— Никто тебя не тронет.

— Конечно, — просипела я загнанно, понимая, что не смогу справиться даже с одним.

Они смотрели на меня скорее озадаченно, чем жадно и это обескураживало.

— Тебя здесь не обидят.

— Неужели? — я зажала кровящую рану на плече и говорящий скривился.

— Мы не знали кто в машине. Этот объект охраняется…

— Не пытайся меня запутать. Я чую тебя, — каждый из присутствующих замер. Отступив назад, становясь на самый край, я сняла плотно облегающий тело пиджак

— Не делай глупостей, — почти умоляюще смотрел на меня незнакомец с жёлтыми глазами, но я видела, как напряглись мышцы на его плечах, шее и понимала, что он готовиться нападать.

6 глава

Каждый раз, когда я подходила к пруду, слышался окрик матери. Она панически боялась воды и каждый раз отчитывала меня за желание любоваться рыбками, бликующими пламенными боками между стеблей кувшинок. Хватая меня за плечи, мама уводила меня прочь, в тень старого узловатого дерева и прижимала к себе крепко, коротко целуя в макушку и едва слышно шепча:

— Я уже потеряла тебя, родная, но пока есть возможность — оставайся живой. Однажды я возненавижу себя за то, что не убила тебя. Однажды ты сама возненавидишь меня за это. Мне нельзя тебя любить, но… бездна, я не могу иначе.

Мы не произносили это слово громко. Говорить о чувствах, также как и испытывать их считалось неприемлимым. Рядом всегда были глаза и уши. За каждым движением, каждым шагом наблюдали. Я и моя мать всегда оставались пленницами в стенах собственного дома: слишком ценные, чтобы распоряжаться своими жизнями мы были заложниками своей силы, своей крови, которая никогда не принадлежала нам. От самого рождения и до самой смерти женщины моего рода были благословением и самой желанной добычей каждого двуликого.

Мать часто сажала меня перед собой, перебирала быстро отрастающие после каждой стрижки и с каждым годом теряющие черноту, приобретая рыжий оттенок, волосы. Она заплетала их в косы, незаметно касаясь моей кожи с запретной нежностью, и напевала на журчащем языке, которому втайне обучала меня. Так я узнавала о другом мире, который начинался за стенами, огораживающими наш дворик, о своём предназначении, коего не избежать и о недоступном счастье быть хозяйкой своей жизни. Моя мать родилась в похожих условиях и всю жизнь оставалась рабыней, также как и её мать, но та, что стояла в основе нашего рода была рождена свободной. Её воспоминания на чужом для всех языке бередили душу, рождали мечты… которым было не суждено сбыться…или…

С трудом вырываясь на поверхность, я раз за разом уходила под воду и билась о каменистое дно. Течение тащило меня дальше, швыряя из стороны в сторону. Болью пронзало попеременно ноги, руки. К счастью мне удавалось избегать ударов головой и я продолжала оставаться в сознании. Ледяная вода обжигала, выворачивая суставы и норовила пробраться в рот. Инстинкт заставлял меня бороться, цепляться за скользкие камни, пытаясь выбраться, но вода оказалась коварнее. Она крутила меня, забирая силы. Моя смерть всего лишь задержалась, подарив ненадолго реке. Но казалось, что это продолжалось вечность. Когда меня долго не пускало наверх, лёгкие начинало печь от отсутствия воздуха. Что-то удерживало меня от того, чтобы сдаться, покорившись грозной стихии. Мне всегда хотелось жить. Именно это желание заставило меня много лет назад стискивать зубы, терпеть всё, чем судьба испытывала мой дух, сносить всё, что других сводило с ума, притворится сломленной и покорной для того, чтобы сбежать. Пусть вечное бегство кому-то покажется слабостью, но только не мне…

Я пережила то, что убивало остальных… много… бездна, слишком много раз. Быть слабой… не сегодня… не сейчас.

Тело совершенно мне не подчинялось. Из многочисленных царапин и рваных ран вытекло слишком много драгоценной крови. Благодаря усиленной регенерации повреждения затянутся, кровопотеря восполниться, но стоит скорее выбраться… Подняв тяжёлую голову, я смогла осмотреться. Мои ноги всё ещё были в реке, но я смогла выбраться на берег покрытый травой. Похоже, что какое-то время я была без сознания, потому как не помнила, что пролежала здесь настолько долго, что даже одежда немного обсохла. Небо на западе ещё оставалось светлым, но ночь уже дышала прохладой. Неподалёку раздавались голоса. Мне удалось расслышать слова. Туристы, благослови их небо. Боясь терять время, которое потребуется моим преследователям для того чтобы найти меня я заставила себя подтянуться и встать на колени. Руки тряслись. Поднимаясь и снова падая, я продвигалась в направлении лагеря. Он располагался на пляже. Чуть поодаль стояли машины, но лёжа в зарослях густого кустарника, рвано дыша, я понимала, что сил для вождения мне сейчас не хватит. Мне удалось насчитать шесть человек у костра и, судя по звукам, доносящимся с одной из поставленных палаток, в компании было ещё двое.

Внезапно я закашлялась, быстро зажимая рот ладонями. Однако меня услышали. Двое мужчин вскочили и выхватили оружие.

— Эй, кто там?

Распластавшись на земле, я замерла, истово молясь, чтобы никто не пошёл на звук и не обнаружил меня. Столкнуться с людьми в таком состоянии я не могла себе позволить. Беспомощная, слабая, истерзанная — я являла собой идеальную жертву.

— Выходи, а то стрелять начнём! — заорал явно нетрезвый парень и тут на мою удачу надо мной, расправив огромные крылья, пролетела сова.

— Давай ещё в птиц пали. Идиот, — завизжал тонкий голосок. — Здесь охота запрещена!

Немного побурчав, компания успокоилась. Продолжая лежать пластом, я надеялась, что когда они угомонятся, мне удастся выбраться их своего временного убежища.

Раны уже успели закрыться, но кровопотеря была приличной, и восстановление грозило растянуться надолго. Главной целью стало добраться до города.

Люди ещё некоторое время сидели у огня, а затем потянулись к палаткам. Как только из-под натянутых пологов стали раздаваться не сдерживаемые звуки пьяного секса я подползла к догорающему костру. Отвинтив крышку оставленной в траве бутылки, я долго глотала тёплую воду, едва ли не захлёбываясь. Организм принялся за восстановление и меня мучил безумный голод. Мне редко выпадало по-настоящему недоедать, но при особо тяжёлых травмах после наказаний есть хотелось зверски и часто мучители ограничивали мои порции. Это причиняло больше мучений, чем пытки болью. Меня накрывало слабостью, руки дрожали, кожа покрывалась испариной, мысли путались настолько, что я готова была наброситься на любого находящегося рядом. Способность контролировать свои эмоции снижалась до животного уровня и я ненавидела себя за то, с какой жадностью поглощала еду. Предпочитала я мясо… желательно сырое… а ещё лучше… печень…

Но в этот раз мне пришлось довольствоваться телятиной маринованной в мерзком уксусе, которую не использовали для шашлыка. Раздумывать над идиотской потребностью поганить достойное свежее мясо подобным варварством, я не стала, радуясь даже такой возможности утолить первоначальный голод. Добравшись до дома, я смогу получить эритроцитарную массу внутривенно. От одной этой мысли я задрожала, предвкушая, как смогу не ждать пару недель, а за день прийти в себя.