Водители фрегатов, стр. 87

Моряки угрюмо сидели у себя в хижине. Молчали. Через несколько часов Джон Уотсон будет убит. Нужно что-то сделать, нужно попытаться спасти его. Но как? Им было жалко товарища и страшно за свою судьбу.

Солнце подымалось все выше и выше. В хижине стало душно.

Вдруг Рутерфорд через дверь увидел босые девичьи ноги. Эшу! Она остановилась перед хижиной, как останавливалась каждый день, и ждала, чтобы моряки, по обыкновению, вышли поболтать с ней.

Джек Маллон направился было к двери. Но Рутерфорд остановил его.

– Подожди, Джек, – сказал он. – Эта девушка может нам пригодиться, и действовать с ней надо очень осторожно.

Джек Маллон послушно остался в хижине.

Эшу ждала у дверей. Наконец она устала стоять и села на землю. Время шло, а ее белые друзья не появлялись. Она удивилась. Обычно они с такой охотой выходили поболтать с ней. Ей надоело ждать. Быть может, они не знают, что она пришла? Она нетерпеливо хлопнула несколько раз ладонью по стене хижины. Но и теперь никто не появился.

Подождав еще немного, удивленная и рассерженная девушка нагнулась и вошла в дверь. Рутерфорд и его товарищи даже не обернулись к ней.

– Айр-маре, – сказала она.

Ей никто не ответил.

– Айр-маре! – повторила она громко и сердито. Моряки даже не шевельнулись.

Их молчание начало раздражать ее. Она стукнула босой ногой о землю.

– Отчего ты мне не отвечаешь? – спросила она Рутерфорда. – Я пришла сюда разговаривать с тобой.

– Он никогда больше не будет разговаривать с тобой, Эшу, – сказал Джон Смит. – Твой отец хочет убить его брата, и он поэтому не скажет тебе больше ни одного слова. Уходи отсюда.

Джон Смит нарочно назвал Уотсона братом Рутерфорда. Он хотел поразить девушку.

Эшу рассердилась не на шутку.

– Нет, он будет со мной разговаривать!.. Скажи мне, будешь или нет? – обратилась она к Рутерфорду.

Но Рутерфорд молчал.

– Уходи отсюда, – спокойно повторил Джон Смит, подымаясь на ноги.

– Ты не смеешь меня выгонять! – крикнула девушка. – Я скажу отцу, и он никому не позволит выгонять меня!

– Хорошо, – проговорил Джон Смит. – Пойди и скажи отцу. Твой отец может запретить нам выгонять тебя отсюда, но он не может заставить Желтоголового сказать тебе хоть слово.

– Нет, отец заставит его со мной разговаривать!

– Он ни разу не крикнул, когда его татуировали, – торжественно произнес Джон Смит, – и он не будет с тобой говорить, если сам не захочет.

Девушка вспомнила о мужестве Рутерфорда во время татуировки и задумалась. Нет, его действительно никто не может заставить говорить с ней. Она робко заглянула ему в лицо, надеясь, что он передумает и скажет ей что-нибудь сам, по доброй воле.

Но лицо Рутерфорда было сурово и непреклонно. Он крепко сжал губы. И, чувствуя, что другого выхода нет, Эшу решила уступить.

– Хорошо, Желтоголовый, – сказала она Рутерфорду, – я пойду к отцу и буду просить его оставить жизнь твоему брату.

И ушла.

– Молодец, Смит! – сказал Рутерфорд, когда она вышла. – Ты отлично понял мой план! – И, помолчав, прибавил: – Эшу хорошая девушка. Уотсон напрасно ее не любил. Но послушает ли Эмаи свою дочь?

Опять медленно потянулись часы ожидания. Вся деревня волновалась – никто не пошел на работу, на рыбную ловлю. Пленникам не принесли пищи, но Рутерфорд понял, что это произошло не по злому умыслу, а просто по беспорядочности – Эмаи, занятый Джоном Уотсоном, забыл распорядиться. Солнце уже опускалось, день клонился к вечеру. Вечером их товарищ будет убит, если, конечно, Эшу не спасет его. Как бы узнать, что делается в хижине верховного вождя, из которой все время вырывается гул взволнованных голосов? Неужели Эшу никогда не вернется и не скажет, что ей ответил отец?

Но она вернулась. Солнце уже сбоку, вечерним пламенем, озаряло деревья и хижины, когда она, нагнувшись, снова вошла в дверь. Рутерфорд вскочил. Она сказала:

– Я долго просила отца. Старые воины, сидящие в его хижине, кричали ему, чтобы он меня не слушал. Они говорили, что твоего брата надо съесть, что, если ему оставят жизнь, он снова убежит. Отец думал. Он очень долго думал. А я его все просила. Тогда отец решил оставить жизнь твоему брату. Он подарил его Ренгади. Старый Ренгади очень обрадовался, ему давно хотелось иметь белого раба. Воины сердились. Им придется есть только собаку, которую убил твой брат. Но отец сказал, что мы все уходим завтра отсюда в свою родную деревню и берем вас с собой, а твоего брата оставим Ренгади. Отец говорил Ренгади: «Давай своему белому много есть, и он от тебя никогда не убежит».

Эшу замолкла. Матросы тоже молчали. Они чувствовали, что обязаны как-то отблагодарить эту девушку. Но как? Дать ей что-нибудь? Но ведь у них самих нет ничего...

– Теперь ты будешь со мной разговаривать, Желтоголовый? – спросила она вдруг, робко взглянув на Рутерфорда.

– Конечно, – ответил он.

И ласково взял ее за руку.

МЕЧТЫ О ПОБЕГЕ

Рутерфорд давно уже слышал, что Эмаи собирается покинуть деревню Ренгади и отправиться в свою собственную. Устройство новозеландского племени он стал постепенно понимать. Эмаи был верховным вождем, которому подчинялось много деревень. В каждой деревне были свои вожди – младшие, – признавшие Эмаи владыкой. Завоевал ли их Эмаи или они подчинились ему добровольно, этого Рутерфорд не знал. Но он часто слышал, что у Эмаи есть своя собственная, родная деревня, в которой нет других вождей и в которой он постоянно живет. Таким образом, деревня Эмаи являлась столицей всего племени. Вот в эту-то столицу должны были отправиться наши пленники на другой день после неудачного побега Джона Уотсона. В деревне Ренгади им оставалось провести всего одну ночь.

Вечером Джона Уотсона повидать им не удалось. Ночевать в их хижину он не пришел. Они провели большую часть ночи в разговорах о своей дальнейшей судьбе и о судьбе покидаемого товарища. С тревогой думали они о предстоящем путешествии. Они слышали, что деревня Эмаи находится еще дальше от моря, чем деревня Ренгади. А одно только море могло принести им освобождение. Пожалуй, Джону Уотсону повезло, что его оставляют у Ренгади. Если к берегам Новой Зеландии подойдет какой-нибудь корабль, он сразу узнает об этом.

Впрочем, вряд ли Джон Уотсон дождется корабля. У него такой необузданный нрав, что он непременно выкинет какую-нибудь глупость и разозлит своих хозяев. А тогда уж некому будет за него заступиться.

В разговорах матросов не принимал участия один только Джефферсон. Он крепко спал. Рутерфорду удалось заснуть только перед рассветом. А рано утром в хижину вошли воины, разбудили спящих пленников и вывели их на улицу.

Вся деревня была на ногах – и уходящие и остающиеся. Воины Эмаи – сорок человек – стояли отдельной кучкой. Вместе с ними должны были отправиться их жены и рабы, которые во время разгрома «Агнессы» дожидались в деревне Ренгади.

Едва пленников присоединили к отряду, едва их окружили воины, как вся толпа направилась по улице к выходу из деревни. Проходя мимо хижины Ренгади, Рутерфорд заметил, что ее охраняет несколько воинов. Из хижины доносилась неистовая английская ругань. Рутерфорд сразу узнал озлобленный голос Джона Уотсона.

– Прощай, Джон! – громко крикнул он ему. – Нас уводят. Мы, верно, никогда с тобой не увидимся. Веди себя осторожно.

Ругань на несколько секунд прекратилась. Джон Уотсон как будто пытался понять, откуда он слышит голос товарища. Наконец он догадался, в чем дело, и громко прокричал в ответ:

– Прощай, Рутерфорд! Обо мне не беспокойся! Я скоро опять убегу! Уж на этот раз меня не поймают!

И снова брань и проклятия.

За частоколом Эмаи на прощание долго терся носом с Ренгади. Провожающие в знак печали резали себе лица острыми камешками. Женщины громко плакали.

Наконец обряд расставания был окончен. Ренгади увел своих подчиненных назад в деревню, и люди Эмаи направились в лес.