Держатель знака, стр. 49

Олька остановился перед дверью черного хода (парадная дверь так и оставалась заколоченной досками) и постучал условным стуком: два редких и три частых удара.

– Кто? – спросили за дверью. Голос был, как ни странно, детским, и у удивленного Абардышева мелькнула мысль, что адрес Шидловского 53 оказался ложным.

– С приветом из Ревеля.

– Сейчас, тут задвижка.

Девочка лет десяти пропустила Ольку в квартиру.

– Кто-нибудь, кроме Вас, mademoiselle, дома?

– Проходите, пожалуйста, в гостиную, г-н… – девочка вопросительно взглянула на Ольку.

– Медведев. Прапорщик Олег Медведев, к вашим услугам, mademoiselle …? – Довольный легким началом игры, Олька ответил девочке вопросительным взглядом и мягкой улыбкой.

– Баскакова.

«Ничего себе… с первых же шагов и подобные коленца… Занятно».

– Вы – дочь инженера Баскакова?

– Да.

– Я очень рад.

– Присаживайтесь, г-н прапорщик. Вам придется немного подождать. Хотите кофе?

– С удовольствием.

Девочка, с явным увлечением играющая роль хозяйки – впрочем, уже привычную, – вышла из гостиной, которую Олька внимательно оглядел, не найдя ничего особенного, кроме разве того, что это жилище было слишком неплохо сохранившимся для времен военного коммунизма. В гостиной царила атмосфера предреволюционных годов, даже гитара, небрежно брошенная на диван, казалась чем-то естественным.

Через несколько минут девочка снова вошла в комнату с чашечкой настоящего, судя по запаху, кофе в руках.

– Вы из действующей?

– Да.

57

Желтые лучи света, косо падающие в беседку, заросшую сиренью, из стеклянных окон веранды, длинными полосами ложатся на дощатый пол.

Лепестки черных роз, белый камень скамей,

Сад ночной, сад заросший печального лета,

Шелест лип вековых наших старых аллей…

Олька сидит на перилах беседки – в руках у него гитара, на плечи наброшено черное шелковое домино: в дачном поселке весь день был карнавал, для взрослых он, впрочем, уже кончился, а компании шести-семиклассников еще не хочется расходиться…

Шелест лип вековых наших старых аллей…

Негромкие слова романса уходят к вершинам сосен…

– Ну нельзя же так спать среди бела дня, г-н прапорщик, – пробормотал Сережа, поднимая тяжелую голову от диванной подушки. – Даже перед бессонной ночью…

«Сколько же я спал? Сейчас, кажется, не совсем даже и день… До чего отчетливо снилось Останкино… Но странно, почему только Олькино лицо было – из всех, кто сидел в беседке…»

Голова гудела, очень хотелось спать еще. Из гостиной доносились голоса. На секунду задержавшись перед зеркалом, чтобы пригладить щеткой волосы, Сережа вышел в гостиную.

– Признаюсь, меня несколько удивляет подобная затея, – Некрасов, стоя у окна, говорил обращаясь к кому-то, кто сидел спиной к появившемуся в дверях Сереже. Озабоченное лицо Некрасова прежде всего обратило на себя Сережино внимание. Сте-нич, кивнувший Сереже, также смотрел довольно хмуро.

– Во всяком случае, г-н штабс-капитан, таковы инструкции, данные Его Высокопревосходительством.

С оружием Сережа давно уже привык почти не расставаться, даже во время сна, особенно во время сна…

– Руки вверх, Абардышев!

Олька вскочил, выхватывая наган: пуля ударила о паркет, когда сидевший с ним рядом за столом Казаров с силой перехватил в последнюю секунду его руку. Схватка была недолгой: через несколько минут Олькины руки были стянуты за спиной бельевой веревкой.

– Садитесь. – Некрасов, еще тяжело дыша, кивком показал Абардышеву на стул.

Олька, усмехнувшись, сел.

Обернувшись к Тутти, Некрасов увидел все еще застывший в ее широко раскрытых глазах ужас. Ужас этот был вызван не тем, что на ее глазах только что разыгралась потасовка со стрельбой, нет! Свой, назвавший пароль, больше часу болтавший с ней в гостиной, игравший для нее на гитаре, оказался чужим, врагом…

– Иди к себе, Таня, – мягко произнес Некрасов. Он только в исключительных случаях называл ее Таней. Тутти вышла.

– Владимир, на всякий случай привяжите еще руки к спинке стула. Вы знаете этого человека, прапорщик, кто он?

– Я хорошо знаю этого человека, г-н штабс-капитан. Это сотрудник Чрезвычайки Олег Абардышев.

– Приятная встреча, Сережка.

– Не я ее искал.

– Искал ее я. И, грех обижаться, добился своего, правда, несколько в ином виде, чем представлялось.

– Значит – Абардышев… Мне, разумеется, знакома Ваша фамилия. И Вы, разумеется, отказываетесь давать показания.

– Вы действительно обо мне слышали, г-н Некрасов.

– Что же… и без Ваших показаний ясно, что Ваш визит может означать только одно – провал Шидловского. По счастью, у Шидловского были адреса только пяти конспиративных квартир. Но эта была очень выгодна. – Некрасов, расхаживающий по комнате, остановился. – Господа офицеры! В нашем распоряжении имеется часа полтора, может быть – больше, но рисковать нельзя. Г-н подпоручик, Вы отправляетесь сейчас вместе с mademoiselle Баскаковой. На всякий случай пройдите по второму этажу к черному ходу первого подъезда и выйдите там. Вы, г-н поручик, выйдете парадным ходом первого подъезда. Ждите меня у рынка.

На несколько минут в квартире воцарилась суета поспешных сборов: рассовывались по карманам бумаги, чертежи, планы… Что-то поспешно сжигалось.

– Что же, г-н прапорщик. Я сейчас выйду черным ходом третьего подъезда и отправлюсь вместе с поручиком по подозрительным явкам. Вы же, ровно через пять минут после моего ухода, разберетесь с агентом, да, ваш наган не подходит – и так уже была стрельба, возьмите. – Некрасов перекинул Сереже небольшой пистолет. – Выйдете третьим подъездом через парадное. Встречаемся у Владимира Ялмаровича, Большая Спасская, двадцать семь. Все!

Юрий вышел из комнаты. На выражение Сережиного лица он не обратил внимания, вероятнее всего – он даже не заметил этого выражения.

Приказ был дан.

58

…Дверь черного хода захлопнулась за Некрасовым. Сережа медленно повернулся к Абардышеву.

– На твоем месте я бы тебя сейчас шлепнул без всяких угрызений совести, – проговорил Олька твердо. – Смотри на это проще, Сережка.

– Я не хочу тебя убивать, – Сережа подошел к Абардышеву и, вытащив из кармана перочинный нож, перерезал веревку на его скрученных за спинкой стула руках. – Иди.

– Не торопись. Ты знаешь, – Олька с видимым удовольствием разминал онемевшие руки, но не поднимался со стула, – куда ты сейчас хочешь меня отпустить?

– Нет.

– Отсюда я отправлюсь только в Чека. И, может статься, не далее чем к утру мы с тобой поменяемся местами. Оставляя мне жизнь, ты очень рискуешь.

– Я привык.

– Привыкни убивать.

– Не могу, Олька. Уходи, слышишь? Твоя совесть чиста – ты меня предупредил.

– Подумай еще.

– Эта квартира все равно провалилась – через несколько минут здесь никого не будет, даже меня. Прежде чем ты свяжешься со своими приятелями, я буду уже в другом и пока безопасном месте.

«Большая Спасская, двадцать семь… Да, это у Владимира Ялмаровича… А ведь Олька слышал, как Некрасов назвал адрес!»

Сережа вздрогнул: глаза его встретились со спокойными Олькиными глазами, и он понял, что Абардышев угадал его мысль.

– Видишь, я был прав. Я мог бы сейчас воспользоваться твоим благородством, но это было бы бесчестно. Надо уметь чисто проигрывать. – Олька казался очень спокоен.

– Олька, я не хочу тебя убивать. – Сережа нервно поигрывал пистолетом. – Я знаю, ты – человек чести. Поклянись мне, что ты забудешь этот адрес. Этого будет довольно, чтобы я тебя отпустил. Иди в Чеку, пытайся меня найти по всему городу – только поклянись забыть этот адрес!

С пистолетом в руке Сережа стоял в нескольких шагах от сидящего Ольки.

– Не могу, Сережка. Прости, но если ты отпустишь меня, оперотряд через час будет на Большой Спасской. Ничего не поделаешь, придется тебе меня все-таки шлепнуть.